Оперативный псевдоним «Ландыш» - Вера Эдуардовна Нечаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В глубине души она знала, что ей нечего сказать. Потому что…
Через два дня Рудольф снова позвонил.
— Телефоны вот-вот отключат, мне кажется. Запиши, дорогая, новый заказ, — тоном, не терпящем возражений, произнес он.
«Если нас прослушивают, то очень удивятся», — подумала Оля.
Противоречить она не решилась.
Вечером Густав долго возился с машиной.
— Я поеду попозже, — ответил он на безмолвный вопрос жены. — Дай мне старый свитер. Холодно.
Он устало упал на стул и бесцельно смотрел перед собой.
— Мы поедем с тобой. Сейчас одену Ленхен…
— Нет. Ложись спать. Я приеду утром. Ночью опасно.
— Густав, послушай, — снова начала Оля.
Но муж остановил ее движением руки.
— Прошу тебя, Моника. Не паникуй!
Они просидели в тишине минут двадцать, потом Густав решительно встал. Уже подойдя к двери, он как-то совершенно буднично спросил, не поворачивая головы:
— Ленхен — моя дочь?
— Конечно.
Тысячу раз вспоминая потом это слово, Оля благодарила Бога, что смогла ответить уверенно и спокойно, без тени сомнения.
Так и не повернув головы, Густав вышел из дома. Оля послушала как отъезжает машина, заперла дверь и пошла спать. Вернее, лежать под одеялом в ожидании мужа. Разные мысли крутились у нее в голове. Она вспоминала Отто, Марию. Пыталась представить, что будет, когда русские войдут в Берлин.
«Говорят о зверствах наших солдат. Эти гады уничтожили половину нашей земли. Убивали и продолжают убивать. И ждут, что их расцелуют в обе щеки? Странно, что просто не жгут всех и все».
Она не помнила, как заснула. Ей даже что-то снилось, а потом ее обдала горячая волна ужаса. Оля проснулась, и не могла понять, что ее разбудило.
«Густав, — внезапно поняла она. — Что-то случилось».
Через мгновение раздался телефонный звонок.
— У тебя три минуты. Ничего лишнего не бери. Один чемодан. Поедете в гости к Штерну.
Оля лихорадочно собиралась.
«Густав, вернись, — молила она. — Где же ты?»
Машина Рудольфа приехала быстро. Оля и проснувшаяся Ленхен сели на заднее сиденье. Чемодан лег рядом. Рудольф из машины не вышел. Только когда девочка снова заснула, Рудольф тихо сказал.
— Густав взорвался.
Оля зажала рукой рот, чтобы не закричать.
— Я ездил за вами. У меня такой же «опель». Я надеялся, что отвлеку, если что. Сегодня Густав свернул в лес, я остался на дороге. Он пытался выехать с другой стороны. Они его там уже ждали. Я не видел, что произошло. Но слышал взрыв.
— Боже!
— Им понадобится пару часов, чтобы понять, кто он. Соседи скажут, что вы уехали в три часа. Наверное, к родне. Тебе нельзя оставаться. Да и незачем больше. Держись, Моника.
Оля не могла даже заплакать — не было слез.
— Наши совсем скоро будут в Берлине, — тихо сказал Рудольф. — Я сам найду тебя, когда ты понадобишься.
Границу переходили пешком. Желающих помочь не нашлось. Пришлось разбудить Ленхен.
— Удираете от русских? — спросил немец.
Оля промолчала.
— Что-то забыли в Германии? — уточнил швейцарец.
— Старую тетку, которая не хочет бросать свой дом, — горестно сказала Оля.
Они долго шли пешком. Потом ехали в поезде. Только в вагоне Оля поняла, что им практически уже нечего бояться.
Гельмут встречал их в Кенигштайне.
— Что случилось? — спросил он в машине.
— Потом расскажу, — показывая на дочь, ответила Оля.
— Густав?
Оля кивнула.
Мария ждала их в прихожей.
— Ленхен, детка! Ты хочешь поесть? И поспать? Правда? Пойдем, дорогая.
«У Марии редкий дар все понимать», — с благодарностью подумала Оля.
— Рассказывай! — приказал Гельмут.
— Сегодня ночью Густав подорвал себя, рацию и машину. Рудольф довез меня до границы. Сказал, что в Германии мне больше нечего делать.
«Дядя» большими шагами прошелся по гостиной.
— Сочувствую тебе, — наконец сказал он. — Счастье, что ты успела уехать. Не представляю… Откуда Рудольф узнал?
— Он ехал за Густавом. Нас один раз уже останавливали…
— Мужайся, Моника. Густав погиб на боевом посту. Ты должна гордиться им.
Мария зашла в гостиную, ее лицо искажала такая мука, будто это она только что потеряла мужа. Она без слов обняла Ольгу.
— Знаете, он всегда мечтал убить хотя бы одного фашиста, — начала Оля. — У него было предчувствие, что он не вернется. Он не говорил, но я поняла. И он перестал брать нас с Ленхен.
И не в силах больше сдерживаться она говорила и говорила.
— Ему не везло все время. Его предала напарница. Его оболгали. Он годами жил один. Ему никогда не верили. Не представляю, как он все это вынес. Он был очень смелым, этого никто не знал, кроме меня. Он…
Только в этот момент у Оли появились слезы, не приносящие облегчения, они лились по щекам, падали на кофточку, и, казалось, им не будет конца. Ольга не помнила, как оказалась в постели. Очнулась она только на следующий день. И сразу все вспомнила.
— Моника, приведи себя в порядок. Не надо пугать Ленхен, — попросила Мария, которая, видимо, уже не раз заглянула к ней в комнату. — У тебя впереди целая жизнь, чтобы оплакать Густава. А сейчас ты нужна дочери и всем нам.
Ольга послушно кивнула.
— Что мне надо делать? — спросила она.
— Для начала успокоиться и поесть. Потом будет работа.
В пятнадцать часов Оля уже была в банке. Ее принял управляющий.
— Этот ваш господин Клаус совсем потерял голову. То, что мы предлагали ему в прошлом году, уже невозможно сегодня.
— Согласна с вами, господин управляющий.
— Ваш дядя объяснял этому упрямцу его выгоду, но безрезультатно. А теперь он грозит нам и требует проценты. С чего, я вас спрашиваю? Мы оплачивали его счета. Он забыл это. А теперь ему нужны деньги. А они нужны всем. Но время упущено. Хорошо, что вы вырвались оттуда. Как там?
— Ужасно, господин управляющий. Население в панике. Продукты на исходе. Но все продолжают верить в мифическую победу.
— Русские вот-вот займут Берлин. Мы бы предпочли, чтобы это были американцы. Но русские не уступят им это. Их можно понять. Надеюсь, их зараза не поразит всю Европу. Впрочем, нас это мало интересует. Наши партнеры, я имею в виду американцев, англичан, французов, никогда не допустят этого, я уверен. Им чужды любые идеи, не основанные на реальных ценностях.
Глава 5
Ольга хорошо усвоила стратегию банков после разговора с Федером.
Гельмут выслушал ее отчет без замечаний.
— Нам важно, Моника, будет ли Европа поддерживать поверженную Германию. Да, я заглядываю в будущее. Но оно вот-вот наступит. Поверь мне, как только мы победим, союзники снова станут теми, кем они были всегда: нашими идеологическими врагами. А мы
