Как готовиться к войне - Антон Антонович Керсновский

Восточной кампании. Черчиллев приказ от 1.1 мая 1940 года приступить к бомбардировке незащищенных городов (начали с Фрейбурга) кажется английскому министру Дж. Спэйту «великолепным решением… столь же героическим, как решение русских принять тактику выжженной земли»; но Черчилль развязал руки немцам: исчезло свойственное им уважение к закону и международным правилам, и они жестокой бомбардировкой Коверти (Ковентри – Ред.) начали штурм Англии с воздуха.

В прежнее время полководцы не должны были так считаться с психологией в оператике, а о стратегических сражениях не было и понятия. Ныне на лике войны явственно изображаются психические процессы в воюющих массах. Как атака без артиллерийской подготовки не дает обычно победы, так и стратегические действия должны быть предваряемы психологической подготовкой. В наше время и тираны вынуждены свой произвол декорировать ложным народным энтузиазмом. Массы, властвуя или думая, что властвуют, не любят приказа; правители не любят уговаривания-керенщины; остается одно: убеждать, внушать идеи. Рузвельт дал клятву американским матерям, что их дети не будут посланы воевать за океан, а через короткое время те же матери сочли необходимой военную интервенцию в Европе: им внушили идею активного антинацизма. Идеи надо вколачивать, как вколачивают гвозди. Этим занимается пропаганда. Как бриллиант оправляют в золото, сказал Вольтер, так идею надо оправить словом. Впрочем, пропаганда вправляет подчас и не бриллианты, а камни, не имеющие ценности.

Неуверенная в себе наука «психология масс» и уверенные в себе диктаторы от Гитлера до Насера подняли на такую высоту искусство пропаганды, что из вспомогательного средства стратегии, дипломатии или внутренней политики она превратилась в огромную силу: с интервенциями военными стали возможны и пропагандные интервенции, подобные Насеровым в Аммане и Дамаске.

Война XX века не есть чисто военное предприятие: в ней политики не меньше, чем тактики, в ней пространство надо завоевывать и войском, и пропагандой: теперь народ может не признать физического завоевания и продолжать духовное сопротивление («резистанс») даже и по капитуляции воинства. Надо пропагандою влить эликсир жизни в свои массы и яд во вражеские, и надо пропагандным противоядием спасти своих от неприятельского яда. Неизвестно, кто больше способствовал разгрому Франции: прорвавшийся ли от Седана к морю Гудериан-танкист или Марти – коммунист, введший среди французов моду (в 1939–1940 гг.) на пуловеры с вытканной надписью «Pourguoi?» – «К чему воевать?»

Наряду со сражением идет и бой внутри политических программ. Последнее обстоятельство упраздняет формулу «Армия вне политики», продукт недоразумения: в старину объявили армию, инструмент государственной политики, вне политики, потому что тем же словом «политика» определяется и деятельность в государстве. Воинство – вне партийности, но оно – в политике, в государственной политике, и оно должно кольчугой политического сознания быть защищено от политических и партийных стрел врагов внешних и внутренних.

Пропаганда нападательная и оборонительная обречена на провал, если она похожа на пропаганду. Тон пропаганды должен быть подобран применительно ко вкусу, психике каждого народа. Пропаганда борется для пользы стратегии, руководствуясь указаниями психологии…

Первая Всемирная война была и первой пропагандной борьбой. Начальные шаги массовой пропаганды были шатки. Тогда вообразили, что первой жертвой войны должна быть правда, и залили собственные страны, и вражеские, и нейтральные морями лжи. Казаки, пожирающие детей; сестры милосердия, приканчивающие раненых, сердцещипательно преподносились пропагандой ужасов. Некий офицер английской разведки выдумал, что немцы перетапливают трупы врагов на стеарин для свечей и на маргарин для кормления свиней; это вызвало такое возмущение, что Китай стал на сторону Антанты, а в США тысячи людей хлынули в вербовочные бюро.

Но во Вторую войну поняли, что сто правдивых сообщений не восстановят доверия, подорванного одной ложью. Пропаганде вымышленных ужасов предпочли пропаганду страха: Гитлер страшил врагов намеками, что располагает оружием чудовищной силы. Рузвельт же пугал сограждан скачком нацистов через океан, и янки поверили этому, хотя знали, что Гитлер оказался не в состоянии перескочить Ла-Манш. Народ не верит очевидности, если не хочется верить, и верит «возвышающему обману»: в Белграде в 1944 г. мечтали о приходе «братьев-русов» и верили, что они приплывут на лодках, которые так малы, что могут пройти через Джердаппские пороги на Дунае, а в то же время так велики, что вмещают по роте каждая.

Пропаганда должна избегать лжи – с нею «мир обойдешь, но назад не воротишься» – и предпочитать ей извращение понятий, внушение ложных представлений. В этом отношении радиостанция Би-би-си была на большой высоте, но ее предварял талантливейший немецкий радиовещатель Ганс Фриче (за что в Нюрнберге его повесили): предвидя английское сообщение о каком-либо печальном для Германии факте, он сам сообщал немцам об этом факте, давая ему сбое освещение, а потом спорил с Би-би-си, в результате чего в Германии его считали рыцарем правды, а английскую станцию лживой.

Такая борьба против пропаганды действительное запрещения слушать вражеские радиовещания или продажи населению (как было в СССР) аппаратов, принимающих лишь одну, правительственную волну. Борьба в эфире стала ожесточенной, и на радиоглушение тратят больше энергии, нежели на радиовещание. Но техника и изобретательность пропагандистов дают пропаганде огромные возможности. Чтобы использовать эти возможности, оборонительная и нападательная пропаганды должны быть хорошо организованы и руководимы. Верховный пропагандовец так же необходим, как верховный полководец.

Пропаганде словом (радио, публичные речи, шепот), печатью, графикой, сценой, киноэкраном, выставками и т. д. должна способствовать пропаганда делом: своевременный, хотя бы и маловажный, но эффективный боевой успех дает отличные результаты в состязании нервов, в психологических сражениях, руководимых пропагандовцами. <…>

Иррегулярство

В 1812 г. генерал Кутузов выслал на коммуникации Наполеона «корволаны» (летучие отряды) Фигнера, Сеславина и казачьи. По недоразумению, история назвала их партизанами, но партизанами были не они, а крестьяне, взявшиеся за оружие против врага. Их действия и испанская герилья, а затем политическая и психологическая особенность гражданских войн в России, Испании, Греции, Китае и, наконец, поучения кровавой борьбы в Индокитае, Корее и на Малайе, а в особенности многообразие форм иррегулярных действий в войне 1939–1945 гг. должны были побудить военную науку заняться изучением феномена воевания не в поле, а в народе. Но старообрядческая психика офицерства препятствует осознанию того, что открылось французским поручикам и полковникам в Виетнаме, где оказались перевернутыми тактика, военная администрация, воинская психика. На Западе феномен этот не изучают в должной мере (книга генерала Хольмстона «Война и политика» блистает одинокой звездой на темном небе незнания); на Востоке феномен не может быть изучен правильно вследствие марксистской предвзятости. А изучать есть что.

Народ перестал быть пассивным зрителем или безмолвной жертвой единоборства войск. Народ воюет. Гражданин свободной страны привык к тайному, но упорному сопротивлению мучителям. Это – предпосылки для того, чтобы во время войны воспротивиться оккупационной власти в