Белый князь - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гневош с удивлением на него поглядел.
– Не думай, – воскликнул вдруг Белый, – что я не знаю, что мне делать. Напротив… но…
Он не докончил.
– Будь что будет, – прибавил он, – езжай. Не знаю, к добру ли это выйдет, но ты меня уговорил. Делай, как хочешь.
И он снова лёг в постель.
Старый приятель, грустный и хмурый, сел на коня.
Том III
I
Судзивой из Шубина не ждал ответа от князя, который Гневошу предстояло туда привезти. Его торопили и другие не менее важные дела, а согласно его убеждению, они были в связи с нападением и отступничеством Белого.
Великополяне то и дело выступали против правления Людвика. Мир до сих пор ещё не был нарушен, но из некоторых обстоятельств воевода заключил, что любая возможность может привести к взрыву. Если бы князю Гневковскому повезло, он с лёгкостью мог бы потянуть за собой многих, которые сетовали на венгерское правительство.
После удаления Оттона из Пилцы, после вступления Судзивоем в должность губернатора умы несколько успокоились; новое распоряжение короля Людвика растравило их ещё больше, чем навязчивость Оттона из Пилцы.
Жадный до денег, неудовлетворённый тем, что правление матери приносило ему из Польши, король Людвик, по примеру других государств, хотел ввести в Польше общий налог. Не было исключением даже духовенство, более старыми привилегиями освобождённое от всяческих выплат.
Объявили приказ Людвика, в силу которого землевладельцы так же, как духовные лица, должны были вносить в казну Земельный налог, с каждого лана нужно было выносить шесть пражских грошей и натурой кушель ржи, кушель овса.
В те времена этот налог был значительным, особенно для расселённых, более бедных землевладельцев.
Малопольша, наиболее зажиточные краковяне, остальные, перешедшие на сторону Людвика, приняли это вполне равнодушно, в Великой Польше подняли сильный шум. Был он вестником тем более упорного сопротивление, что затронутое духовенство присоединилась к землевладельцам и открыто с ними держалось.
Им всячески угрожали, устраивали съезды, договаривались, связывали друг друга клятвой, что если король этот побор захочет ввести, тогда его дочек на трон после него не пустят.
Старый обычай не знал передачи трона женщине.
Волнение, вызыванное этим налогом, в то время, когда один из Пястов захватывал свои владения и завоёвывал замки, беспокоили Судзивоя из Шубина. Ему следовало и Белого какой-либо ценой отвести от вооружённого захвата своего княжества, и дать землевладельцам кое-какую надежду, что этот налог изменят.
С этой целью по дороге у воеводы была условленная встреча с Домаратом, каштеляном Познаньским, в его деревне, расположенной в стороне. Кроме них, туда хотели съехаться для совещания сторонники короля.
Судзивой с парой всадников отправился в Перхн, где Домарат никогда не жил, поэтому и дома не имел. Там была только хата для хозяина и сараи для стада и свиней.
На лугу у деревни были разбиты шатры… Собралось уже достаточно землевладельцев: Грималы, Лодзи и других щитов, которые были на стороне короля.
Для съезда, который должен был остаться в тайне, пригодилась небольшая и расположенная в стороне деревенька. Въехав в зелёную долину, окружённую лесами, в которой они остановились у озера Перхна, можно было подумать, что там готовились к какой-то военной экспедиции.
В те времена землевладельцы всюду везли с собой своё рыцарское призвание, и где бы они не собирались в большом числе, выступали с оружием. Это были и обычай, и необходимость. Особенно в Великопольше много осевших там с давних веков семей и наплывших с других земель были друг с другом в постоянных ссорах. Встречаясь на трактах, они сразу хватались за мечи, а кто выбирался из дома безоружным или без людей, мог заплатить жизнью. У Домарата было почти двадцать гостей, это значит, около сотни лошадей и челяди.
Поэтому лагерь издалека был как бы отрядом, который готовился к походу.
Между дубами, недалеко от озера, разбили серые шатры, а оттого что у каштеляна не было изб для приёма, он угощал по-старинке, на траве под открытым небом.
Его люди, вбив в землю колья, положили на них ворота от сараев и кладовых, мисками служили доски и простая глина. Были приготовлены пиво в бочках на поставленных крестообразно палках с деревянными кубками и вёдра для отрезвления.
Каштеляны и воеводы ещё не нуждались в изысканной еде и напитках, по крайней мере в дороге и лагере. Традиция вкусного пиршества, приправ, умело приготовленных винных напитков и полевок постепенно приходила от крестоносцев, но ими гнушались те, которые в простоте жизни уважали памятник старого обычая отцов.
Судзивой из Шубина, принимая у себя дома чиновников и духовенство, должен был достать больше, но в обычной жизни он больше других не требовал. Из чёрного, недавно испечённого хлеба, отрезали большие куски, заедали сыр, было жареное мясо, а приправой к этому было веселье.
Чуть только появился ожидаемый воевода, когда все бросились к нему. Домарат был мужчиной средних лет, больших сил и рыцарского здоровья, румяный, крепкий, крикливый, с сердцем на ладони.
Приветствовав воеводу, с которым они жили в дружбе, он наполовину обхватил его и в шутку почти поднял вверх.
– Милостивый пане, – крикнул он, оборачиваясь к своим, которые его окружали, – следовало бы вас, как победителей, поднять на руках!
Крикнули: «Да здравствует!» Другие подбрасывали шапки. Воевода смеялся, но вполголоса, лицо было нахмурено.
Тут же, кроме Домарата, стояли Лодзия, прозванный Волком, Гримала Зубач и несколько других. Подканцлер Поз-наньский Иво представлял духовное сословие, он также носил щит Лодзия.
– Влоцлавек сдался, – прибавил Домарат, – добрый знак, за ним быстро пойдут и другие, гроды, захваченные изменой.
– Дай Боже, и я на это надеюсь, – холодно ответил Судзивой, – но для этого нужно работать. Зло не спит.
– Разобраться бы с этим как можно скорее, – вставил Домарат. – Если бы какой-нибудь лучник выстрелил в Белого, я бы не гневался. Ни Богу, ни людям от него ничего, а покуда он жив, у нас не будет спокойствия.
– Я был бы того же мнения, – воскликнул Судзивой, садясь на пенёк, – если бы король дал ему для жизни какой-нибудь удел.
Сидел бы спокойно на нём.
– Он! – подхватил Домарат. – Он не усидел в монастыре, а мог бы проиграть ради маленького куска? Несколько месяцев было бы тихо, кто-нибудь шепнул бы ему… натравил, он вырвался бы снова.
– Всё же возраст его от бунтарства отучит! – вздохнул Судзивой.
– Я не верю в это, – закончил Домарат.
Все начали рассаживаться, по возможности ближе к воеводе,
