В ЗИН-АЗШАРИ - Кассандра Дженкинс

Десятилетия назад Гилнеас считался одним из самых могущественных и богатых королевств. Даже великолепие Лордаерона меркло в сравнении с ним. И невозможно описать шок, испытанный человечеством от вести об изоляции Гилнеаса. Многие считали, что «они там, в своем Гилнеасе, с жиру бесятся». И никто не догадывался, что король Седогрив принес в жертву целое королевство и всех своих подданных ради спасения остального мира. И даже сейчас, при растущем экономическом кризисе, при ужасающей погоде, при нехватке продовольственных запасов и при снижении прироста населения, Генн Седогрив не разочаровался в выбранном им пути.

Он до сих пор считал, что мир Азерота не должен видеть его истинную сущность, которую удавалось подавлять, только благодаря эликсирам алхимика Креннана Аранаса.

Той ночью, когда рухнула северная стена города, и толпа обезумевших волков кинулась в жилые районы, первым, кто об этом узнал, был король Седогрив. Ветер, дувший с севера, смердел псиной и свежей кровью, и Генна Седогрива выворачивало от его порывов наизнанку. Безучастно он выслушивал донесения военных.

Сразу после, когда совещание окончилось, в кабинет влетел принц Лиам.

— Отец! Как же заключенные?

Тогда-то король впервые почувствовал укол раскаяния. Но, крепко сжав зубы, процедил:

— Поделом.

Лиам схватил отца за руки. Король поморщился, и принцу показалось, что это была реакция на его слова о справедливости и милосердии. Сердце отца билось со скоростью затравленного зверя.

— Лорна, — прошипел Седогрив, отшатнувшись от побледневшего сына

Его чуткий нюх уловил сладкий запах этой женщины. Лиам весь пропах ею.

— Она очень переживает за отца, — ответил принц.

«Зачем тебе выслуживаться перед ней, сынок?», — хотел спросить Генн. — «Она итак твоя. Да любая в этом городе…». Спазм сжал его горло, и зубы, щелкнув, прикусили щеку. Соленым и теплым наполнился рот, а тошнота стала невыносимой.

— Уходи, — прорычал король сыну. — Спасай город! Про Кроули не переживай. Я распоряжусь! Иди!!

Принц Лиам Седогрив мчался во весь опор через город, окутанный хаосом бегства. Юноша надеялся, что Лорна еще не совершила необдуманных действий и не кинулась в оккупированные воргенами районы освобождать отца. Лиам нашел девушку в подвале дома с ружьем в тонких руках и в окружении двух мастиффов, скаливших свои клыки.

— Не стой на пути, Лиам, — сразу пригрозила она.

— Лорна, не смей, — Лиам кинулся к ней, не взирая на рычание собак. — Отец распорядился. Лорд Кроули будет на свободе!

Дуло ружья опустилось вниз. Он обнял ее, а мастиффы залились лаем.

— Пойдем, Лорна, нужно помочь жителям с эвакуацией.

Огромный человек-волк пробирался крышами и с безразличием взирал сверху на охваченный паникой город. Он скалил клыки, а ветер ерошил поседевшие кончики шерсти на его груди и макушке. Выше всех в Северных кварталах возвышалось здание тюрьмы. Ворген с легкостью перепрыгнул с ближайшего дома в окно третьего этажа. Острыми брызгами разлетелось стекло. Для его плотной шерсти осколки не представляли угрозы.

Черные коридоры уводили его вглубь. Заслышав чьи-то шаги, заключенные бросались к решеткам и вопили о свободе. Ворген усмехнулся. Он был уверен, что только один голос он никогда не услышит в общем гуле.

Лорд Дариус Кроули безучастно взирал сквозь решетку на полыхавший огнем город. Час назад стихли последние крики охранников. Какая ирония, свободные не смогли спастись, а они — лишенные свободы, — были в безопасности. Если этой ночью воргены вырежут весь Гилнеас, то в живых останутся только они. К утру отбросы общества станут его сливками.

Когда извне в его дверь стало биться что-то тяжелое, с явной целью ее выломать, лорд Кроули подумал, что ошибался и не выживет никто. Железная дверь не долго сопротивлялась и вскоре отлетела в сторону.

— А ты не плохо устроился, — прорычал знакомый хриплый голос.

Кроули с ножкой стула в руках (а больше в его камере не было ничего пригодного для самообороны) вышел из-за угла.

— Волчий хвост! — присвистнул он.

На пороге в облике воргена стоял сам Генн Седогрив. И это нисколько не удивило Дариуса Кроули.

Кроули и Генн Седогрив когда-то были друзьями. И Кроули единственный во всем королевстве знал, какой болезнью страдает его друг. Но он выступал против намерений Седогрива заключать проклятое королевство в каменные тиски стен, чтобы не допустить проникновение болезни в Азерот. Кроули утверждал, что против этого проклятия должно быть лекарство и с ним можно бороться, и последнее, что нужно делать, это закрываться и страдать в одиночестве. На счет лекарства он оказался прав. Королевский алхимик Аранас создал эликсир, способный хотя бы на время вернуть разум человеку, обернувшегося в воргена. Только Кроули до этого уже не было дела. За предательство идей королевства Генн Седогрив заключил друга в тюрьму. А выпускать в Азерот народ Гилнеаса и воргенов, обитавших за стеной города, король был не намерен. Последнее, что Седогрив сделал для своего друга, это обеспечил его вполне комфортабельной тюрьмой с двумя комнатами и библиотекой.

— Как дети? — буднично спросил Кроули, отшвыривая выдранную ножку стула под ехидным взглядом Седогрива.

— Подросли, — ответил ворген, ловко присаживаясь в кресло у окна.

— Чаю? — любезно поинтересовался Кроули, присаживаясь напротив.

— Перестань кокетничать, Кроули.

— Надеюсь, Лиам, как честный принц, сделает Лорну королевой? — и не думал прекращать Кроули.

— Это последнее, о чем сейчас может думать Лиам. Город в осаде.

— Чем тебе помочь, Генн? Расскажи утонченному дворянству, что ничего плохого в жизни в волчьей шкуре нет. Ты же — представитель древнего рода Гилнеаса! — как-то справляешься.

— Я никому не пожелаю такой участи, Кроули… У меня было время обдумать твои слова, — угрюмо сказал ворген, бывший в два раза крупнее человека напротив.

— Какие именно?

— Твои последние слова, — огрызнулся ворген.

— Свои последние слова, хвала Свету, я еще не произносил, — парировал Кроули.

— Что я поступаю как последний эгоист и веду Гилнеас прямиком к смерти! — прошипел Седогрив. — Доволен? Думаешь, мне легко дались эти годы? Я ненавижу самого себя! Я не ем мясо!

— Я тоже. Ведь по твоему приказу уничтожили почти все поголовье скота.

— Волки чуяли коров за тысячи миль. Было опасно оставлять их в деревнях, прямо под боком.

— Теперь, когда Гилнеас доживает свои последние дни, ты пришел сказать мне, что я был прав? Можешь убираться, я счастлив.