Автобиографические записки.Том 3 - Анна Петровна Остроумова-Лебедева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там мы провели два дня и 14 сентября переехали на улицу Марата, к моей родственнице Ольге Анатольевне Остроумовой, вдове моего брата, — семья состояла из нее, двух мальчиков, ее сыновей, и матери. Там мы прожили три с половиной месяца.
* * *
Город все более производит тяжелое впечатление. Окна магазинов забиваются досками, щитами. Между ними насыпается песок. Строят доты, баррикады.
Несмотря на бомбежку, улицы переполнены людьми. Огромное количество народу вливается со всех окрестностей Ленинграда. Как-то в сентябре, живя на улице Марата, я вышла на Невский. По мостовой без конца тянулись вереницы деревенских повозок со всевозможным людским скарбом. Среди узлов, вещей и домашней утвари выглядывали в повозках маленькие дети, стояли корзины с кудахтающими курами и утками. Сзади шли привязанные коровы, овцы, козы. Это беженцы из окрестностей Ленинграда, Луги, Вырицы, Павловска, г. Пушкина, Кингисеппа и т. д. вливались в наш окруженный город.
И все-таки было заметно, как жизнь в городе постепенно замирала. Остановились трамваи, выключили телефоны. С потерей радиоприемников, телефонов, не имея газет, я все больше и больше чувствовала свое одиночество. Магазины закрывались. В них ничего не было, а если и появлялось что-либо, то моментально выстраивалась чудовищная очередь.
Все чаще стали встречаться покойники, везомые на кладбище на скромных повозках.
Дневник от 16 сентября 1941 года
«…Утром приходила моя милая Таня. Она сегодня ночью пешком ушла из Пушкина, бросив нашу квартиру на произвол судьбы. Она была на службе (секретарем Селекционной станции), когда пришел директор этого учреждения и сказал, что надо немедленно уходить из Пушкина. Вышла ночью в три часа. Города Пушкин и Павловск подвергались жестокому обстрелу. Она несла хлеб и смену белья в рюкзаке.
Шла по шпалам на станцию Шушары (11 километров от Пушкина). Несмотря на ночь, обстрел путей продолжался, и снаряды все время падали впереди нее. Но кое-как добралась до Шушар, а там села в поезд, идущий в Ленинград. Таня совсем растеряна. Алексей Иванович — муж ее — на фронте, о нем ничего не слышно. Маленький сын Сережа давно уже отвезен к бабушке в Рязанскую область.
Вчера стало известно, что жителей Кировского района милиция, по требованию военных властей, выселяет из их жилищ в центр города. Последние дни происходила ожесточенная бомбардировка Кировского завода. Там вблизи завода находится около тридцати деревянных жилых домов. Некоторые из них уже горят, и все они связывают действия армии. Бедные люди. Они оказались силою событий на линии фронта».
Дневник от 17 сентября 1941 года
«…Вражеские войска заняли половину Пулкова, а наши войска отступили к Средней Рогатке. Там сейчас происходят стычки и пальба из орудий с обеих сторон. Жители этого района, которых на днях оттуда выселили в центр города, несмотря на стрельбу и всякие страсти, возвращаются к своим жилищам. Кто за вещами, а большей частью копаются на огородах, собирая в мешки свой картофель, капусту и всякие другие овощи. Все стараются запастись продуктами, так как приближается неотвратимый голод. Некоторые из жителей здесь же погибают от снарядов на глазах у всех. И несмотря на это, они непрерывной цепью идут на свои насиженные места, на свои огороды. Мне говорили, если взглянуть на поля, то люди, как бесчисленные муравьи, копошатся на них. Другие, мертвые, неподвижно лежат…»
Дневник от 25 сентября 1941 года
«…Сегодня было за день 12 тревог. Они очень разбивают время, внимание, мысли. Мы редко во время тревоги уходим в бомбоубежище.
Но в последнюю тревогу не выдержали. Мирно сидели при свечке. Петя около нас читал, а я и Ольга Анатольевна в полумраке молча сидели. И вдруг как ахнет. Одна, другая, третья. Дом заколебался, мы бросились одеваться и кинулись врассыпную вниз, по чрезвычайно крутой лестнице в бомбоубежище. Петя тащил меня за руку. Была полная темнота. Благополучно пробежали по двору в бомбоубежище. В него ведет очень узкий с заворотами коридор и приводит в 4 большие, очень низкие комнаты подвала. Они обыкновенно набиты людьми и их вещами. Многие в них живут. Трудно найти место, чтобы сесть. Петя, зная это, захватил для меня мой складной для работы стул. Люди располагаются в убежище, как дома. Приносят с собой постели с перинами, тюфяками и подушками.
Лучше стоять где-нибудь на лестнице. Но на ней все очень слышно — вой и свист стремительно падающих бомб, их удары и взрывы, грохот разрушаемых домов. А это очень действует на нервы. Невольная дрожь охватывает человека.
В убежище удары и шум бомбежки заглушены и человеческим шумом вокруг, и подвальным этажом.
Со вчерашнего дня у нас в квартире введен лимит электричества, и такой малый, что почти им нельзя пользоваться.
Мальчики с утра делали маленькие керосиновые коптилки, вроде ночников.
Поставила сегодня для племянников натюрморт: книги, вазочка сухих осенних листьев на фоне аквариума. Мальчики очень способны к живописи, особенно старший. Они заметно с каждым днем становятся все более вялыми и апатичными».
Октябрь, ноябрь, декабрь 1941 года сплошь были заполнены сигналами тревоги и частыми налетами врага.
Администрации домов настойчиво предлагали жителям спускаться в бомбоубежище, но мне было очень утомительно ночью по крутым и абсолютно темным лестницам пробираться вниз. Я предпочитала одетой в шубу (в комнатах было холодно, t +4°) напролет всю ночь просиживать где-нибудь в передней или в ванной комнате, оберегая глаза от осколков оконных стекол. Но самое тяжелое — хроническое недосыпание… Привожу выписку дневника об одной из ночей, проведенных мною на улице Марата и очень похожей на бесконечный ряд ночей трех последних месяцев этого года.
«…Кошмарная ночь. Утомленные предыдущей ночью и хождением по темным крутым лестницам в бомбоубежище, мы эту ночь провели до 5 часов утра сидя, одетые в шубах, в ванной комнате, прислушиваясь к падению бомб.
Боба, младший мой племянник, 12 лет, разложив ковер, здесь же спал на полу, потом к нему прилегла моя невестка, вконец утомленная.
Бомбы падали то в одиночку, то целыми пачками, то близко, то далеко, почему-то моторов вражеских самолетов не было слышно, и падение бомб было неожиданно и тем страшнее. Дом несколько раз сотрясался до основания и даже в бомбоубежище вызвал всеобщее волнение.
А потом мне не раз казалось, что все вокруг