А порою очень грустны - Джеффри Евгенидис

Митчелл дошел до этого места, и тут его похлопали по плечу сзади. Это была женщина, постарше его, за тридцать.

— Там кассир освободился, — сказала она.

Поблагодарив ее, Митчелл положил письмо Лилиан в конверт и направился к открытому окошку. Пока он подписывал свои чеки, освободилось окошко рядом, и к нему подошла женщина, что стояла в очереди за ним. Она улыбнулась Митчеллу, он улыбнулся в ответ. Когда кассир отсчитал ему драхмы, Митчелл вернулся в зал и стал искать Ларри.

Того нигде не было видно, и Митчелл, сев в кресло, снова вытащил письмо от Мадлен. Он точно не знал, хочется ли ему прочесть это письмо. За последнюю неделю, с того самого вечера в Венеции, когда он так страшно напился, душевное равновесие Митчелла отчасти восстановилось. Иначе говоря, теперь он вспоминал о Мадлен два-три раза в день, а не десять-пятнадцать. Время и расстояние делали свое дело. Однако письмо грозило в несколько секунд все испортить. В мире компьютеров IBM Selectrics и изящных машинок «Оливетти» Мадлен непременно надо было напечатать свое письмо на старинной машинке, так что при виде шрифта на ум приходили какие-то архивные документы. То, что Мадлен любила старомодные вещи вроде своей машинки, вселяло в Митчелла надежду, что она может полюбить и его. Верность Мадлен старой машинке сочеталась с ее неумением обращаться с механическими штуками, поэтому она и не сменила ленту, а буквы «а» и «с» остались непропечатанными (эти клавиши сносились от частого использования). Ясно, что Бэнкхед, несмотря на всю свою научную одаренность, не в состоянии был справиться с этим делом — сменить ленту в машинке Мадлен. Ясно, Бэнкхед слишком занят собой или ленив, а может быть, и вовсе против того, чтобы она пользовалась механической машинкой. Из письма Мадлен следовало, что Бэнкхед ей не подходит, а Митчелл подходит, а ведь он еще даже не открыл его.

Митчелл знал, как ему следовало поступить. Если он серьезно решил поддерживать душевное равновесие, отделиться от всего земного, то ему следовало донести письмо до мусорной корзины в противоположном конце зала и бросить туда. Вот что ему следовало сделать.

Вместо того он положил письмо в рюкзачок, во внутренний карман, поглубже, чтобы не думать о нем.

Снова подняв глаза, он увидел, как к нему приближается та женщина из очереди. У нее были длинные прямые светлые волосы, высокие скулы и узкие глаза. Она не была накрашена, и одежда ее выглядела странно. Мешковатая футболка навыпуск и длинная юбка, доходившая до лодыжек. На ногах — кроссовки.

— В первый раз в Греции? — спросила она, улыбаясь чересчур широко, словно продавщица.

— Да.

— Давно вы тут?

— Всего три дня.

— Я тут уже три месяца. Большинство людей приезжают посмотреть Акрополь. И он прекрасен. Правда. Старина действительно потрясающая. Но что меня увлекает, так это история. Не в смысле древняя история. Я про историю христианства. Здесь столько всего происходило! Где, по-вашему, были фессалоникийцы? Или коринфяне? Иоанн Богослов написал Откровение на острове Патмос. И таких примеров множество. Евангелие было обнаружено в Святой земле, но начался евангелизм именно в Греции. А вы почему сюда приехали?

— Я грек, — сказал Митчелл. — Я тоже начался отсюда.

Женщина засмеялась.

— Вы для кого-то заняли это сиденье?

— Я друга жду, — ответил Митчелл.

— Присяду на минутку, — сказала женщина. — Как придет ваш друг, сразу уйду.

— Ничего, — сказал Митчелл. — Мы скоро уходим.

Он решил, что разговор окончен. Женщина села и начала рыться в сумке, висевшей у нее на плече, она что-то искала. Митчелл еще раз окинул бюро взглядом в поисках Ларри.

— Я приехала сюда учиться, — снова заговорила женщина. — В Новом библейском институте. Изучаю койне. Вы знаете, что такое койне?

— Это язык, на котором был написан Новый Завет. Древняя народная форма греческого.

— Ух ты! Большинство людей этого не знают. Я поражена. — Нагнувшись к нему, она спросила тихим голосом: — Вы христианин?

Митчелл замешкался с ответом. В религии хуже всего были религиозные люди.

— Я принадлежу к греческой православной церкви, — ответил он наконец.

— Так это же христиане.

— Патриарх будет рад об этом услышать.

— А с чувством юмора у вас, я вижу, все в порядке, — сказала женщина, в первый раз не улыбнувшись. — Наверное, помогает многие жизненные проблемы обходить.

Эта провокация сработала. Митчелл повернул голову, чтобы взглянуть ей в лицо.

— Православная церковь совсем как католическая, — сказала женщина. — Это христиане, но они не обязательно верят в Библию. У них столько всяких ритуалов, что иногда все это заслоняет собой суть.

Митчелл решил, что пора уходить. Он встал.

— Приятно было с вами познакомиться, — сказал он. — Удачи вам в изучении койне.

— И с вами приятно было познакомиться! Можно задать вам один вопрос, пока вы не ушли?

Митчелл подождал. Неподвижность ее взгляда действовала на нервы.

— Вы обрели спасение?

Скажи да — и все, подумал Митчелл. Скажи да и двигай отсюда.

— Трудно сказать, — ответил он.

Он тут же осознал свою ошибку. Женщина поднялась, ее голубые глаза впились в него, словно лазер.

— Нет, не трудно, — сказала она. — Это совсем не трудно. Просто надо попросить Иисуса Христа войти в твое сердце, и он войдет. Я так и поступила. И это изменило мою жизнь. Я не всегда была христианкой. Большую часть жизни я провела вдали от Бога. Не знала Его. Мне было все равно. Нет, я не увлекалась наркотиками, ничего такого. Не бегала по ночам. Но внутри у меня была эта пустота. Потому что я жила только для себя.

К своему удивлению, Митчелл обнаружил, что слушает ее. Не эти стандартные речи фанатиков о спасении или о приятии Господа. А то, что она говорит про собственную жизнь.

— Смешно это. Родился человек в Америке, растет, и что ему говорят? Говорят, что он имеет право на поиски счастья. И что для того, чтобы быть счастливым, надо иметь много всяких хороших вещей. Так ведь? Все это у меня было. Дом был, работа, друг. А счастья не было. Счастья не было, потому что я целыми днями думала только о себе. Думала, что мир вращается вокруг меня. И знаете что? Это не так.

Это прозвучало достаточно разумно и искренне. Митчелл подумал, что тут можно бы согласиться и пойти своей дорогой.

Но не успел он это сделать, как женщина сказала:

— Когда мы стояли в очереди, вы читали письмо. От вашей матери.

Митчелл приподнял подбородок:

— Откуда вы знаете?

— Просто почувствовала, вот сейчас.

— Вы через плечо подглядывали.

— Неправда! — Она игриво шлепнула его. — Хватит вам уже. Господь только что, вот сейчас, шепнул мне, что вы читали письмо от матери. Но я вам вот что хочу сказать. Господь тоже прислал вам письмо на адрес «Американ-экспресс». Знаете, что это за письмо? Это письмо — я. Господь послал меня, даже не дав мне об этом знать, чтобы я оказалась позади вас в очереди и рассказала вам, как Господь вас любит, как Он умер за вас.

В этот момент у лифтов появился Ларри.

— Вот и мой друг, — сказал Митчелл. — Приятно было с вами поговорить.

— Это с вами приятно было поговорить. Желаю вам приятно провести время в Греции, и благослови вас Господь.

Он дошел до середины зала, как вдруг она снова похлопала его по плечу.

— Просто хотела вам дать вот это.

В ее руке была книжечка карманного формата — Новый Завет. Зеленая, как листок.

— Вы вот это возьмите и почитайте Евангелие. Почитайте про благую весть Иисуса. И помните, ничего сложного тут нет. Все просто. Важно только одно: принять Иисуса Христа как Господа своего и Спасителя, и тогда вас ждет вечная жизнь.

Чтобы она отстала и заткнулась, Митчелл взял книжечку и пошел дальше к выходу из зала.

— Где ты пропадал? — спросил он у Ларри, приблизившись к нему. — Я уже целый час жду.

Спустя двадцать минут они уже двигались к Пелопоннесу. Автобус много миль проехал по плотно застроенной котловине города, а потом выбрался на прибрежную дорогу. У пассажиров на коленях были свертки — добыча из большого города. Через каждые несколько миль попадался крест, поставленный на месте дорожного происшествия. Водитель автобуса остановился и бросил монетку в одну из коробок для пожертвований. Затем он припарковал автобус у придорожного кафе и безо всяких объяснений пошел внутрь обедать, а пассажиры тем временем терпеливо ждали на своих сиденьях. Ларри вышел покурить и выпить кофе. Митчелл вытащил из рюкзачка письмо Мадлен, еще раз посмотрел на него и положил обратно.

До Коринфа они добрались далеко за полдень. Побродив по храму Аполлона под мелкой моросью, они спрятались от дождя в ресторане, и Митчелл вытащил свой Новый Завет, чтобы заново ознакомиться с тем, что писал в Послании к Коринфянам апостол Павел еще в 55 году н. э.