Жажда Смерти - Максим Перфильев

Викториус подошел ко входу в кафе-закусочную. Это была довольно неплохая забегаловка и, что самое главное, приличная. Здесь часто собирались прихожане церкви после воскресного служения. Малочевский открыл деревянную с пластиковым стеклом дверь и вошел внутрь. Был уже вечер. Воскресенье. В это время обычно всегда было много посетителей, но священнику удалось найти удобное место в углу у окна с тяжелым неподвижным столиком и мягкими сиденьями, больше напоминающими небольшие кресла. Он забрался в самый-самый угол, как будто спрятавшись ото всех, и впервые за весь день расслабился. Его левая скула немного побаливала — результат разговора с одним из националистов — но гораздо сильнее болела спина. Его позвоночник устал. Мышцы были сильно напряжены. Викториус развалился на удобном сиденье-кресле и, откинув голову, закрыл глаза.

Столько работы, столько труда, потраченных сил, нервов и времени, и все, оказывается, зря. Ему хотелось заплакать, но он сдержался. Он улыбнулся и посмотрел в окно. Солнце начинало садиться. Закончился еще один день, и вопреки ожиданиям он оказался таким же бессмысленным, как и все предыдущие. А завтра начнется следующий — и он ничем не будет отличаться от остальных. Те же попытки изменить мир, сделать что-то хорошее, и те же разочарования. Как же ему надоела эта жизнь.

"Возомнил себя супер-героем? Комиксов начитался?!" — вспомнил он слова разъяренного пастора. Да, он действительно представлял себя сейчас супер-героем, только каким-то глупым супер-героем, каким-то нелепым, у которого ничего не получается. Он что-то делал, но результат всегда оставался либо нулевым, либо отрицательным. Ему стало жалко такого супер-героя — ему стало жалко самого себя. Он очень сильно устал. Чем он занимается? На что он тратит свою жизнь? Кому все это нужно? Викториус снова закрыл глаза.

— Ну, как самочувствие, малыш? — услышал он знакомый голос. Пресвитер неохотно приподнял веки. Перед его столиком стоял один из служителей церкви. Он был уже дедушкой — лет на сорок старше Малочевского, и, наверное, имел право называть его малышом.

— Не возражаешь, я присяду? — спросил он, добродушно улыбаясь.

Пресвитер пожал плечами.

Старый священнослужитель сел напротив него.

— Отдыхаешь?

Викториус утвердительно кивнул.

— Ну, и наворотил же ты дел. — мягко произнес старик.

Малочевский не обиделся. Он, вообще, не обижался на этого добродушного дедушку. Этот старший священнослужитель — один из немногих, кто еще нормально относился к нему. Однако и он не особо поддерживал активность молодого пресвитера. Но он никогда не кричал на него, и не осуждал, по крайней мере, жестко не осуждал.

— Вы тоже считаете, что я не прав? — устало спросил Викториус.

— Знаешь, иногда нам кажется, что Бог говорит нам что-то делать, но в действительности это не так. В действительности нам это только кажется.

Малочевский выдержал небольшую паузу.

— Но ведь Бог сказал, идите и проповедуйте — типа того. — все так же устало произнес он.

— Он сказал это только апостолам. — мягко возразил старый священнослужитель.

"Как, только апостолам? Что за бред?" — подумал про себя пресвитер. Он хотел что-то возразить на это. Он даже знал что, интуитивно он понимал, и, вроде как, даже помнил местописание, но никак не мог сообразить. Его мозг просто отказывался работать.

— Знаешь, мне кажется, твоя проблема в том, что ты слишком много суетишься. Ты слишком активен. Ты постоянно куда-то бежишь. У тебя нет мира в сердце. У тебя нет покоя.

— Я пытаюсь спасти людей, которые идут в ад. — неохотно промямлил Викториус. У него совершенно не было желания сейчас спорить.

— Ты слишком много на себя берешь. — все так же мягко произнес добродушный старик. — Это не в твоей власти. Твое дело быть в той церкви, в которой ты оказался и исполнять то, что тебе говорит твой пастор.

— А что мне исполнять, если он ничего не говорит? Он ничего не делает. Здесь, вообще, никто ничего не делает. Здесь ничего не происходит. Мы никуда не движемся. Здесь даже заняться нечем. Все, что я делаю, я делаю по собственной инициативе. Я пытаюсь исполнять то, что мне положено, по настоящему качественно.

Священнослужитель задумался.

— Тебе нужно успокоиться. — произнес он. — Просто жить и наслаждаться этой жизнью. А ты постоянно куда-то спешишь. Тебе нужно остановиться и успокоиться. Просто жить — как все.

Малочевский усмехнулся. Он устало почесал висок и как-то заторможено помотал головой. Вообще, все, что он сейчас делал, получалось как-то заторможено. Все его движения были медленными и размазанными. Он чувствовал себя очень уставшим.

— Я не понимаю, как так можно жить. Я не вижу смысла в такой жизни. — произнес он.

— Правильно. — кивнул священнослужитель. — Ты посмотри на себя — у тебя даже друзей нет. Ты ни с кем не общаешься. Ни с кем не гуляешь. Выберись как-нибудь с молодежью из церкви на пикник. Сходи, развлекись.

Викториус задумался. Ему стало как-то очень неприятно. Это была больная тема. И ему не хотелось ее с кем-то обсуждать. У него действительно не было друзей. Вот уже долгое время он сильно страдал от одиночества. И, кажется, он понимал почему.

— Да я не знаю. — ответил он. — Я… я не могу найти с ними общий язык. Те компании, которые у нас есть — они какие-то… я не знаю… я не понимаю их. Я не могу с ними общаться. Мы как будто бы говорим на разных языках. Они какие-то… глупые все. Я не понимаю их шуток, я не понимаю их разговоров. Они не понимают меня. У нас совершенно разное мировоззрение. Мы… мы как будто бы из разных миров. Мы совершенно не понимаем друг друга. — Малочевский пытался объяснить то, что он чувствует, но он никак не мог до конца разобраться в том, почему же он все-таки в этом маленьком городке до сих пор остается один. И его это мучило.

Старый священнослужитель пожал плечами. Ему нечего было на это ответить.

— Знаешь, тебе нужно расслабиться. Тебе нужно просто успокоиться. Просто наслаждаться этой жизнью. Бог любит нас и он хочет видеть нас счастливыми. Расслабься.

— Да я не могу расслабиться. — чуть ли не закричал пресвитер. — Я не понимаю, как можно расслабляться в этом мире. Я не понимаю, как верующему человеку, вообще, можно наслаждаться этой дерьмовой жизнью. Пастор назвал меня супер-героем. Да, я хочу быть супер-героем. Вашу мать, я хочу что-то сделать в этом долбаном мире! Я готов сдохнуть за этих людей!

Старый священнослужитель уже начал оглядываться по сторонам, с опаской посматривая на посетителей кафе, сидящих за соседними столиками.

— Или я уже ничего не понимаю в этой жизни. — с горечью и отчаянием заключил Викториус, откинув голову на мягкую кожаную спинку сиденья.