Падение царского режима. Том 5 - Павел Щёголев

Маклаков. — Не могу.

Председатель. — Занесите в протокол: дополнительно потребовать от временно-исполняющего обязанности начальника канцелярии, бывшего министра двора, князя Гагарина официальную справку о выездах бывшего императора за 1913 год.

Маклаков. — Докладывалось post factum, что последовал высочайший указ о роспуске или перерыве занятий. Кажется, при мне ни одного роспуска не было. Только наверное — не знаю.

Председатель. — Вы говорите, что министерство внутренних дел к этому не имело никакого отношения?

Маклаков. — Кроме времен Столыпина, который совмещал обе должности. Он был и председателем совета министров.

Председатель. — Но не было случаев, когда вы сами испрашивали у бывшего императора такие указы?

Маклаков. — Я, лично, себе указы?

Председатель. — Нет, не себе, но, может быть, правительству?

Маклаков. — Сколько раз приходилось в докладах указание делать на обострившееся положение, что оно грозит очень серьезными осложнениями, и т. д. Все вопросы докладывались, но я решительно не помню.

Председатель. — Так что вы думаете, что не ошибаетесь?

Маклаков. — Я думаю — нет. Чтобы мне такого рода указы давались…

Председатель. — Нет, что вы сами испрашивали такого рода указы о роспуске?

Маклаков. — Нет, позвольте еще добавить. Ведь это совершенно было вне моей компетенции. Я мог давать и давал заключения об общем ходе политического положения данного момента.

Председатель. — Тем страннее, хотя это было вне вашей компетенции, тем не менее, вы испрашивали такие указы.

Маклаков. — Да нет, я не испрашивал. Очень бы хотелось, чтобы вы указали, я совершенно добросовестно постараюсь все вспомнить, но я совершенно не помню, чтобы я испрашивал. Как я мог это испросить?

Председатель. — Вы говорили о том, что, когда вотировался вопрос о перерыве занятий Государственной Думы, вы всегда вотировали за перерыв, но никогда не вотировали за роспуск Думы. Верно ли это? Не были ли вы горячим сторонником решительных мер? Когда другие министры говорили за отсрочку, вы стояли за роспуск?

Маклаков. — Я бы так сказал: во многих случаях. Но этот вопрос никогда не обсуждался, потому что, как я несколько раз указывал, я оставался в единственном числе. Моя точка зрения неоднократно была такова: все то, что поднималось около Думы, когда поднималось настроение там, всегда отзывалось на всей стране от чтения отчетов Думы; и тогда, с моей точки зрения, расшатывалось главное, что могло удержать страну от сильных потрясений, именно, — порядок государственный. Когда власть дискредитировалась до последней степени, тогда для порядка точек опоры никаких не было; тогда мне казалось — здесь я не скрывал и высказывал открыто в совете министров, — что это полумера, потому что перерыв на месяц, — это только энервирование лишний раз учреждения.

Председатель. — Что же вы считали мерой — роспуск навсегда?

Маклаков. — До назначения новых выборов.

Председатель. — Но вы не могли думать, что новые выборы дадут лучшие результаты?

Маклаков. — Нет, но здесь другое было. Когда правительство становится на этот путь, выходит так: с одной стороны, оно как бы позицию свою сохраняет, а с другой стороны, совершенно неуверено в законном результате. Выход такой, что само себе правительство давало testimonium paupertatis.[53] Вот моя точка зрения; но я совершенно в единственном числе бывал; во время моего пребывания у власти, если я не ошибаюсь, было всего только два перерыва вне обычного порядка, то-есть неожиданные, ускоренные.

Председатель. — Ускоренным порядком вы называете перерыв занятий Думы против желания Думы?

Маклаков. — Да, против Думы. Я опять боюсь утверждать, но мне кажется, что таких мер не было до половины 15-го года.

Председатель. — К сожалению, есть документ, который опровергает ваше утверждение о том, что вы не испрашивали разрешения. Позвольте огласить письмо на имя бывшего императора, от 14 октября 1913 года. Тогда вы были у власти.

Маклаков. — Да, я это знаю, письмо государю.

Председатель. — Но вы не помните, что в нем вы испрашивали эти бланки?

Маклаков. — Я даже выражение помню: «Если перекинется настроение далеко за стены Думы, то тогда желательно было бы распустить Думу и назначить другие выборы».

Председатель. — С тем выводом, что на этот случай, нужно иметь наготове подписанные бывшим императором указы?

Маклаков. — И то, и другое.

Председатель. — При чем, «то» — это роспуск Думы, а «другое» — немедленное объявление столицы на положении чрезвычайной охраны?

Маклаков. — Вот положение чрезвычайной охраны это прямо в компетенцию министерства внутренних дел входило.

Председатель. — Ну, а первое, как вы совершенно правильно заметили, то-есть, испрошение бланков о роспуске Думы, — это вне компетенции?

Маклаков. — Я для себя не испрашивал.

Председатель. — Вы именно это испрашивали, но только вы тогда говорили, вопреки тому, что сейчас говорите, что время опубликования указа должно быть поставлено в зависимости от соответствующего постановления совета министров. То-есть, вы стояли на точке зрения, что совет министров должен определить это время.

Макладов. — То-есть, когда?

Председатель. — Мы возвращаемся к вопросу, который вам задавался, — к вопросу о том, как вы смотрели на ваше право испрашивать частички прерогатив верховной власти, на то, что совет министров или отдельный министр распускает Думу, которая могла быть распущена только носителем верховной власти.

Маклаков. — Вы сейчас указываете случай, когда, как раз, государь был в Крыму. В таких случаях передавался подписанный указ, который проходил через совет министров, то-есть подписывался сам председатель совета министров, и опубликовывался. Но он обменивался мнением, прежде чем брать на себя то или другое решение.

Председатель. — Этого, к сожалению, не было, в особенности, в последние месяцы существовавшего режима.

Маклаков. — Вот этот раз совсем не последний.

Председатель. — Хотелось бы знать, указы стали выдаваться с момента этого вашего письма или это было и раньше?

Маклаков. — Нет, это было так: я указывал прием, который всегда существовал, который был установлен практикой с самого основания совета министров.

Председатель (показывает Маклакову бумагу). — Это ваш черновик?

Маклаков. — Да, да.

Председатель. — Оглашается текст письма от 14 октября 1913 года. (Читает.) «Приемлю долгом испрашивать у вашего императорского величества указания, когда вам угодно будет принять меня с докладом по делам министерства. Обстоятельства складываются так, что было бы осторожнее отъезд мой из Петербурга отложить еще на неделю. Настроение среди фабричного и заводского люда неспокойное, а в среде так называемой интеллигенции очень повышенное. Съезжаются в столицу члены Государственной Думы. Собираются в Таврический дворец думские фракции. Впечатление от того, что там происходит, неотрадное. Готовятся спешные запросы, вырабатывается план ожесточенной борьбы Думы с правительством. С первого дня Дума резко поднимет общественную температуру, если не встретит, на первых же шагах, сильного отпора вашего правительства. Полагая расстройство нашей мирной жизни неминуемым, в эти дни мне нельзя отлучиться из столицы. Но, оставаясь здесь, мне, как министру, призванному бороться с внутренними беспорядками в стране, в первую голову необходимо иметь указания вашего императорского величества, благоугодно ли будет вам одобрить этот план действий, который, по своему разумению и совести, я себе намечаю. Мне казалось бы необходимым сперва попробовать ввести Думу в ее обычное русло крепкой рукой. С этой целью я предполагал теперь, с кафедры Думы, сделать ее членам спокойное, ясное, но решительное предупреждение о том, что путь, на который она пытается встать, опасен и недопустим. Смысл учреждения Думы — совместно работать с императорским правительством на благо России. При данных же условиях не благу России служит Дума, а расслаблению своей родины. Жалуясь на нарушение правительством дарованных населению гражданских свобод, Дума на самом деле лишь вступает в борьбу со всякой властью и прокладывает путь к достижению политической свободы — свободы революции. Этой свободы ей правительство самодержца всероссийского не даст. Правительство предупреждает Думу, что дальнейшей работе ее в том же направлении оно положит конец». Будьте добры, следите по вашему черновику. (Передает черновик письма.) «Правительство надеется, что голос благоразумия и память о принесенной членами Думы присяге удержит их от повторения пагубных ошибок прежних дней. Но если характер думских работ не изменится, правительству придется испросить указания вашего императорского величества о роспуске этой Думы. Такое предупреждение мне было бы необходимо сделать не от своего лица, а от имени всего правительства. Если бы вам, государь, угодно было разрешить мне это сделать, такое обращение, быть может, поможет делу. Может, напротив того, оно вызовет только взрыв негодования Думы на непредвиденный для нее призыв к порядку от правительственной власти. Если будет последнее, то это лишь приблизит развязку, которая, повидимому, едва ли отвратима. Если поднимется буря и боевое настроение перекинется далеко за стены Таврического дворца, губернские и столичные администрации сумеют подавить все волнения и самую смуту, при быстрых и решительных мерах справиться. Но для этого необходимы будут две меры: роспуск Думы и немедленное объявление столиц на положении чрезвычайной охраны. Было бы необходимо поэтому иметь в Петербурге наготове подписанные вашим императорским величеством указы о том и о другом. Время их опубликования могло быть поставлено в зависимости от соответствующего постановления совета министров, которому министр внутренних дел представил бы подробный доклад о том, когда по ходу дела наступила необходимость в этих крайних мерах. Докладывая о вышеизложенных предположениях моих вашему императорскому величеству, я всеподданнейше испрашиваю указаний ваших по существу моего доклада. Более полные соображения свои по данному делу и подробности дальнейших мероприятий, связанных с перечисленным, я буду иметь счастие доложить вашему величеству при следующем моем всеподданнейшем личном докладе в Ливадии»… Подписано: «министр внутренних дел Маклаков. 14 октября 1913 года». Зачем вам непременно хотелось говорить от имени всего правительства? Почему вы не оставались в пределах круга вашего ведомства?