Фонд и Империя - Айзек Азимов

А теперь снова может вторгнуться Галактика и нарушить всю эту идиллию изоляции.

Корабль приземлился. Сентер молча смотрел, как открылся люк. Вышли четверо, настороженно осмотрелись. Три разных мужчины: молодой, старый и тонкий, с клювом. Идущая рядом женщина держала себя на равных с ними. Рука Сентера нащупала два шелковистых клинышка бороды, когда он шагнул вперед.

Он встретил их всем понятным миролюбивым жестом. Он протянул обе руки натруженными мозолистыми ладонями вверх.

Молодой человек сделал два шага вперед и повторил его движение:

— Я пришел с миром.

Диалект был странный, но слова приветствия понятны. Сентер ответил глубоким голосом:

— Да будет мир. Мы приветствуем вас от имени гостеприимной Группы. Вы голодны? Вас накормят. Вы хотите пить? Вас напоят.

Последовал медленный ответ:

— Благодарим вас за вашу доброту и обещаем рассказать о ней, когда вернемся на нашу планету.

Странный ответ, но хороший. Стоящие позади Сентера люди из Группы улыбались, и из останков окружающих зданий появились женщины.

Уже у себя дома он достал из потаенного места закрытую коробочку со стеклянными стенками и предложил каждому гостю длинные толстые сигары, которые хранились для торжественных случаев. Однако перед женщиной он заколебался. Она села среди мужчин. Незнакомцы, видимо, этого ожидали, даже позволяли такое нахальство. Скованно он предложил коробку и ей.

Она с улыбкой взяла сигару и затянулась ее ароматным дымом с удовольствием, которого он никак не ожидал. Ли Сентер с трудом подавил негодование.

Натянутый разговор в ожидании трапезы остановился на вопросе фермерства на Транторе.

Старик спросил:

— Как насчет гидропоники? Разумеется, для такой планеты, как Трантор, гидропоника решила бы все проблемы.

Сентер медленно покачал головой, он не был уверен. То, что он читал в книгах, не давало ответов на многие вопросы:

— Искусственное возделывание земли с применением химикатов? Нет, не на Транторе. Эта гидропоника требует целой индустрии, к примеру, огромной химической промышленности. А во время войны или бедствий, когда промышленность терпит крах, люди голодают. И потом, ведь нельзя все выращивать на химии. Многие продукты теряют свои качества. Земля чем дешевле, тем лучше — но без химии никуда не годится.

— А у вас большие запасы продовольствия?

— Большие, разве что только однообразные. Мы держим птицу, которая обеспечивает нас яйцами, а еще молочный скот для молоко-продуктов, но запасы мяса поступают к нам от торговли с иностранцами.

— Торговли? — Молодой человек внезапно оживился. — Значит, вы торгуете. А что вы экспортируете?

— Металл, — последовал краткий ответ. — Судите сами. У нас есть готовый запас, уже обработанный. Они прилетают с Неотрантора на кораблях, разрушают указанную территорию, увеличивая нам тем самым место для обработки земли, и оставляют нам мясо, консервированные фрукты, пищевые концентраты, сельскохозяйственное оборудование и так далее. Они увозят металл, и это обоюдовыгодно.

Они полакомились хлебом и сыром, а овощное рагу было просто восхитительно. Лишь во время десерта, состоящего из замороженных фруктов, единственного импортного продукта в меню, пришельцы перестали быть просто гостями. Молодой человек достал карту Трантора.

Ли Сентер медленно изучил ее. Он выслушал их и сказал:

— Университетский Городок — это заброшенная территория. Мы, фермеры, ничего не растим там. Мы даже стараемся не заходить туда. Это одна из наших старинных реликвий, мы ее не трогаем.

— Мы ищем знания. Мы ничего не потревожим. Мы оставим корабль в залог. — Это предложил старик, дрожа от нетерпения.

— В таком случае, я могу провести вас туда, — сказал Сентер.

В ту ночь, когда незнакомцы спали, Ли Сентер послал на Неотрантор донесение.

24. Обращение

Между просторными зданиями Университетского Городка совсем не чувствовалось жизни Трантора, которая еле пульсировала. Везде царила торжественная и одинокая тишина.

Пришельцы из Фонда ничего не знали о головокружительных днях и ночах кровавого Разбоя, который не затронул Университета. Они ничего не знали о времени, прошедшем после падения Имперской власти, когда студенты со взятым напрокат вооружением, бледные, неопытные, но решительные, создавали добровольную армию защитников центра науки Галактики. Они ничего не знали о Семидневной Битве, о перемирии, которое дало свободу Университету в то время, когда даже Императорский Дворец был затоптан сапогами ненадолго воцарившегося Гилмера и его солдат.

Те, из Фонда, впервые приближающиеся сюда, лишь осознали, что в мире перехода от выхолощенного старого к энергичному новому это место было спокойным и приятным музеем былого величия.

Они самовольно вторглись в это пространство. Молчаливая пустота не признавала их. Академическая атмосфера еще, казалось, была здесь жива и вся переполошилась от причиненного ей беспокойства.

Здание Библиотеки было обманчиво небольшим, но оно простиралось глубоко в подземелье, окаменевшее в задумчивой тишине. Эблинг Мис остановился перед искусно сделанными стенами приемной.

Он прошептал — здесь можно было только шептать:

— Я думаю, мы уже пропустили комнату, где хранится каталог. Я остановлюсь здесь.

Его лоб горел, а руки дрожали.

— Только не смейте мне мешать, Торан. Вы мне принесете еду сюда?

— Конечно, о чем речь. Мы сделаем все, чтобы помочь тебе. Может, нужно что-нибудь, так ты скажи…

— Нет, я должен остаться один.

— Ты уверен, что найдешь то, что нужно?

Эблинг Мис ответил с уверенностью:

— Я знаю, что найду.

Торан и Бэйта вплотную занялись «ведением домашнего хозяйства» по-нормальному, чего никогда еще не делали за год семейной жизни. Это было странное «домашнее хозяйство». Они жили среди великолепия, но с неподходящей для него простотой. Еда доставлялась с угодий Ли Сентера и оплачивалась всякой ерундой, которую можно было найти на любом корабле торговца.

Магнифико научился пользоваться проектором в читальном зале Библиотеки и засел за приключенческие романы, до такой степени погрузившись в них, что даже чаще, чем Эблинг Мис, забывал о пище и сне.

Сам же Эблинг с головой ушел в книги. Он настоял, чтобы ему натянули гамак в Зале Психологии. Его лицо вытягивалось и бледнело. Его красноречие было потеряно, и любимые проклятия и ругательства были заживо погребены. Были даже периоды, когда он с трудом мог узнать Бэйту и Торана.