Один день в древнем Риме. Повседневная жизнь, тайны и курьезы - Альберто Анджела
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взгляд ее мужа устремлен в пустоту, возможно, он сейчас обдумывает приветствие, с которым предстоит обратиться к хозяину дома, сенатору, так неожиданно пожелавшему его видеть, отведя ему ни много ни мало роль последнего приглашенного. Привилегия, за которой, вероятно, скрывается просьба о финансовой или политической поддержке. А учитывая его прочные позиции в торговле дикими зверями с Ближнего Востока (он привозит даже таких редких животных, как тигры и носороги), можно ожидать также, что хозяин планирует устроить игры в Колизее, получив от него живой товар по сходной цене…
Пару приглашают проследовать в банкетный зал. Их специально ведут так, чтобы по пути показать все ключевые места в доме. Как в краткой обзорной экскурсии, они проходят перед большим семейным "сейфом", затем мимо изысканной мозаики в домашнем "кабинете" (tablinum), где также хранится историческая реликвия: меч одного из военачальников Ганнибала, "или, может, даже его самого", который один из предков сенатора захватил на поле битвы близ Замы, сражаясь плечом к плечу со Сципионом. Остановка всякий раз длится считаные мгновения, комментарии показывающего дорогу раба-мажордома (nomenclator) лапидарны, но слова хорошо взвешены и производят должный эффект. Нередко в этом доме, как на ювелирной выставке, расставляются столы с серебряными графинами и блюдами.
Звуки музыки, сначала далекие, но затем все более громкие, говорят гостям о том, что триклиний уже близко. Наконец, они выходят в знаменитый перистиль, еще хорошо освещенный солнечными лучами. Их взгляду открываются все его прославленные чудеса. Жена поражена мужественной красотой юноши, неподвижно стоящего в центре сада. Он кажется обнаженным: не пикантный ли это сюрприз, заготовленный для пира? Сделав несколько шагов, она обнаруживает, что на самом деле это бронзовая статуя греческого героя, с ниспадающими локонами, зубами из сияющего серебра и алыми губами из медной амальгамы… Несомненно, эту скульптуру привез из Греции какой-то другой знаменитый предок сенатора.
Наконец, пройдя последний поворот этого частного "клуатра"[45], гости подходят к триклинию. Он находится близ сада, даря пирующим вид на этот райский зеленый уголок, ровно посередине которого стоит прекрасная статуя. Триклиний необычайно просторный, каждый квадратный сантиметр поверхности стен украшают фрески с мифологическими сценами, сельскими пейзажами и архитектурными мотивами. Помещение украшают также гирлянды из благоухающих цветов. В центре установлен низкий круглый стол, сервированный серебряными кубками и блюдами с легкими закусками, к которым уже успели приступить другие приглашенные.
Гости возлежат на хорошо нам известным "трех ложах" триклиния, то есть ложах, расположенных вокруг стола в форме буквы "П". Ложа изысканного голубого цвета с большими желтыми подушками на каждое место. Они сделаны с небольшим уклоном от центра к ногам с тем, чтобы гостям удобно было обращаться с едой.
Напольная мозаика выполнена на классический для триклиния сюжет: объедки рыбы, лангустов, раковины, кости… Одним словом, на земле символически изображены остатки пиршества.
Триклиний — это не только обеденный зал. Он как бы представляет разные части света: потолок — это небо, стол с трехместными ложами и гостями — земля, пол — царство мертвых… За стеной, между колоннами, расположились пять музыкантов, играющих на флейтах, лирах и бубнах, создавая приятный музыкальный фон.
По знаку раба-мажордома они делают паузу и заводят торжественный мотив, чуть ли не свадебный марш, под звуки которого и входит последняя пара. Сенатор, возлежащий на центральном ложе рядом с молодой женой, приветственно поднимает руку и радушно улыбается вошедшим. Остальные приглашенные прерывают разговоры и оборачиваются в их сторону. Тут и мужчины, и женщины, разного возраста. Наш гость узнает среди приглашенных секретаря городского префекта — ключевую фигуру (даже в большей степени, чем его начальник) для получения особых разрешений на проведение игр в Колизее. У него красавица жена с нордическими чертами лица. Ее светлые волосы уложены по последней моде — в высокую прическу с локонами. Впрочем, не исключено, что это парик. Толстая дама с черными волосами, тяжелым макияжем, пухлым ртом и искусственной "мушкой" над губой занимает одна почти половину триклиния. Это жена влиятельного патриция, расположившегося неподалеку. Поражает ее прическа, еще более монументальная, чем у северянки, настоящая "папская тиара", усеянная золотыми звездами и даже драгоценными камнями. Короткими пальцами с заостренными кончиками ногтей она теребит висящую на шее массивную золотую подвеску.
Номенклатор-мажордом называет имена гостей и их титулы. Многие изображают на лице одобрение, смешанное с удивлением — скорее формальное, нежели реальное.
По знаку сенатора два раба показывают свежеприбывшим гостям отведенные для них места. Мужу приготовили почетное место слева от сенатора — это хорошая новость. Плохая же новость — то, что ему придется терпеть соседство с той самой громадиной. Он уже представляет тесноту, жар, идущий от тела соседки, и, словно этого мало, удушающий аромат духов, с которыми она переусердствовала, надеясь перебить запах пота… Он уже предвидит, что не сможет даже почувствовать запах еды и понять, какова она на вкус.
Его жене, можно сказать, повезло больше. Ее ждет место между миловидной женщиной и молодым красавцем (как выяснится, он приходится сенатору племянником) в отпуске с восточного фронта, где он сражался в армии Траяна. Ему будет что рассказать: армейские истории и разнообразные сплетни (которые все охотно слушают).
Как только гости устроились, к ним подходят рабы и моют им руки, поливая водой с лепестками розы и вытирая изящными полотенцами из льняного полотна с кружевной отделкой.
О чем же говорят на пиру? Касаться политических вопросов считается неуместным. Все остальные темы приветствуются, особенно шутки, анекдоты, примерно как на наших вечеринках. И еще стихи.
Открывает ужин раб с седой остроконечной бородкой, очень хорошо одетый. Это раб-эрудит, он обучал сенаторских детей, а теперь, когда он состарился, к его услугам прибегают, когда требуется придать культурный тон званому ужину, — он декламирует стихи на латыни и греческом. Иногда это известные произведения, иногда созданные им самим по случаю опусы — почти всегда прославляющие хозяина и его гостей. Его акцент выдает греческое происхождение, а декламация идет под звуки лиры.
Его стихи — сигнал для рабов: они начинают подавать закуску, или gustus, как ее здесь называют.
Присутствующие тут же отвлекаются от поэзии, сосредоточив внимание на прислужниках, которые несут большой поднос, уставленный загадочными холмиками, дымящимися, словно вулканы в миниатюре.
Раб, заведующий выносом блюд, выгибает брови, набирает воздуха в грудь и оглашает название закуски: "Свиное вымя, фаршированное морскими ежами!" Среди гостей проносится одобрительный шепот: это одно из самых знаменитых и престижных блюд на столичных ужинах. Оно соединяет вкус сладкого свиного мяса с "морским" вкусом икры морского ежа. Слуги (ministratores) ставят на стол тарелки и кубки.
В то время как гости вкушают деликатес, другие рабы обходят их и разливают по кубкам вино. К закуске полагается особый напиток — mulsum, то есть вино, смешанное с медом.
Римский ужин немного напоминает программу концерта с четко продуманным выбором блюд. Все приглашенные знают, что сегодняшний вечер будет незабываемым. Недаром сенатор славится изысканным вкусом и любит удивлять гостей.
Как-то у него подали множество устриц — вместе с мясом сони и фламинго. Или вульвы свиноматки в форме рыбы и языки цапли в меду. А однажды сенатор поразил всех внушительной кабанихой, начиненной живыми дроздами, в окружении "присосавшихся" к ней поросят из теста…
Мы знаем, что хороший пир предусматривает по меньшей мере семь перемен блюд. За закусками следуют три первых блюда, два жарких и десерт. И на каждую смену блюд — свежее столовое серебро.
Пир может длиться и семь-восемь часов. Единственное, что может сравниться с ним в наше время, — свадебные обеды (или застолья на сельских праздниках во времена наших дедушек). Представьте, что вам доводится бывать на свадебных банкетах по два-три раза в неделю… Если вы входите в высшее римское общество, в определенные периоды года вы ходите на ужины именно с такой периодичностью!
Как поедаются все эти кушанья? В позе, отошедшей в прошлое: полулежа, опираясь на левый локоть, под который подложена подушка. Левой же рукой держат тарелку, а правой берут еду. Пирующие возлежат друг подле друга, без обуви, с вымытыми ногами.
Но ведь это неудобно! Мы бы, наверное, так не смогли в силу отсутствия привычки: рука затекла бы, изогнутая таким манером спина через какое-то время бы заныла. Желудок сразу же наполнился бы, послав нам ложный сигнал о насыщении.