Семь Зверей Райлега - Ник Перумов

— Ты хотел бы вернуться туда, правда?

Выражение Нэисс, казалось, говорило: «Посмотрите на эту сладко поющую птичку! А ведь совсем недавно всю мою Ветвь спалила!» Взгляд же скорее подошёл бы разъярённой рогатой гадюке, страху и ужасу южных болот.

— Вернуться? — взгляд Тёрна, казалось, блуждает где-то очень, очень далеко. — Вернуться… нет.

— Ты нам никогда ничего не рассказывал, — на сей раз Нэисс успела встрять раньше бывшей Гончей.

— У каждого есть стена, за которую не следует пускать даже тех, с кем сражаешься спина к спине и делишь последний кусок хлеба, — голос дхусса полнила печаль.

— Мою историю ты знаешь, — с некоторой обидой заявила Стайни.

— Где возводится стена, каждый решает сам. А дело других решать — согласны они с этим или нет. Если не согласны, ничего не мешает им отыскать других, более им подходящих, — дхусс говорил рассеянно, словно учитель, повторяющий несознательной малышне урок, каковой им давным-давно следовало бы знать назубок.

— Уважаемый Тёрн совершенно прав, — Кройон не упустил случая пуститься в отвлечённые рассуждения. — В каждом должна содержаться тайна, ибо всё наше стремление — это тяга к неизведанному, и если об идущем с тобою рядом известно всё и в точности, то какой смысл…

— Тихо! — вдруг шикнул дхусс. — Мэтр Ксарбирус возвращается.

Дверь фактории распахнулась, появился тощий алхимик в сопровождении двоих коренастых мужчин, носивших грубые суконные куртки и широкие порты, почти как у самого Ксарбируса. Вслед за ними вышел третий мужчина, одетый с претензией на элегантность — скорее всего, главный приказчик-распорядитель торгового поста. Мелькнула светловолосая головёнка, на крыльцо выскочила девочка лет семи, держа за руку младшего братца, едва переступавшего неуклюжими ножонками.

Работники спустили на воду три широких челна, приказчик вежливо раскланялся с Ксарбирусом — они с алхимиком были явно знакомы раньше. Молодая женщина — в Цветастом «замужнем» плате по обряду Вольных городов — взяла малыша на руки, махнула девочке, та решительно подскочила к Пого, взялась за повод — тягун послушно дал себя увести.

Работники тоже скрылись в стойлах и вскоре вернулись, неся на плечах тюки Ксарбируса, алхимик устроился на банке, взялся за вёсла — и с неожиданной лёгкостью, сильными гребками повёл караван вверх по течению Делэра, быстро скрывшись за низко склонившимися к реке зарослями.

— Идём…

Кройон не успел закончить «…те». Дхусс вдруг напрягся, вытянулся струной, размахнулся посохом — и, ломая кусты, бросился прямо к фактории.

— Что? Что такое? — вырвалось разом у Стайни и Нэисс.

Дхусс не отвечал, он мчался прямо к сгрудившимся домикам.

— Он… он… — забормотал демон, вдруг сгребая в охапку и Гончую, и сидху, ничком бросившись на землю.

— Тьфу, чёрный, совсем спятил! — взвизгнула сидха, безуспешно пытаясь вырваться.

Прямо перед дхуссом, посреди ровного луга, расстилавшегося от речного берега до кромки недальнего леса, где, верно, бродила скотина обитателей фактории, земля вздрогнула и стала вспучиваться, словно оттуда, из её глубины, поднимался островерхий шлем неведомого исполина.

Стайни всхлипнула, зажимая рот ладонью.

Вздувшийся пузырь стал уже в рост взрослого человека и самое меньшее вдвое шире. Дхусс одним прыжком оказался наверху, закрутил посох, точно отражая незримые удары.

В дверях вновь показалась женщина, глаза её округлились, она раскрыла рот, словно собираясь крикнуть, — но вместо этого лишь бессильно сползла вниз, спиной вдоль косяка.

Волдырь затрясся, задрожал, по бокам земля стала лопаться — но медленнее, куда медленнее, чем следовало.

Вслед за женщиной в проёме возник приказчик, в руках — слегка изогнутая сабля, из-за угла вынырнули оба работника с рогатинами наперевес, но сражаться им было не с кем: дхусс отпрыгнул, и в тот же миг из вершины вспухшего пузыря прямо в небо ударил настоящий фонтан желтовато-зелёного гноя.

— Гниль! — изумлённо выдохнула Нэисс.

Дурнопахнущая дрянь расплескалась по сторонам, и из враз опавшей пустулы полезло неисчислимое скопище многоногих червей, куда омерзительнее и гнуснее, чем любые змеи или ногастые пиявки.

Дхусс встретил их, крутя посохом настоящую мельницу. Лицо его жутко исказилось, клыки оскалились, при виде желтоватых многоножек обитатели фактории дружно бросились наутёк: приказчик подхватил в охапку детей, двое работников тащили под руки ослабевшую от ужаса женщину.

Однако твари не обращали на них никакого внимания. Деловито шурша, словно управляемое искусным полководцем войско, они стремительно брали дхусса в кольцо.

— Пусти меня, чёрный, пусти, пуссссти, слышишь?! — завопила Стайни. — Он же там один!..

— У тебя есть средство против Гнили?! — яростно выпалила Нэисс.

— Нет! Но я…

Гончая змеёй выскользнула из объятий демона и одним рывком сдёрнула куртку.

— Это должно было остаться… должно было… — затрещал потайной карман, появилась вытянутая шестигранная скляница тёмно-алого стекла. — Берегла, да… вы, там, получайте!

Кувыркаясь, склянка полетела прямо к лопнувшей пустуле, над местом, где она упала в траву, стал быстро подниматься густой, малинового цвета дым. Клубы его, преодолевая сопротивление ветра, сноровисто поползли к жёлтым пятнам выплеснувшегося гноя.

— Что это такое? — вырвалось у сидхи.

— Последние достижения Некрополиса, — бросила Стайни, не поворачивая головы. — Тёрн, беги, беги, слышишь?! — последние слова она уже выкрикнула во всю мощь лёгких.

Низкие и густые клубы, словно фантастические пушистые звери, один за другим опускались прямо на извергавший поток многоножек пузырь, там что-то заклекотало, забурлило, заскворчало, словно котёл на медленном огне, сплошная лента грязно-желтоватых гадов прервалась.

Дхусс к тому времени уже бросил крутить посох, стоял, тяжело и устало уронив плечи и опираясь на отполированное дерево обеими руками, однако над головой его по-прежнему что-то сверкало и кружилось, словно там бешено вертелся ещё один, только призрачный, шест.

Твари же, обступив Тёрна, щелкали жвалами, сучили многосуставчатыми лапами, однако подступить ближе, похоже, не могли, сдерживаемые незримой границей.

Дхусс медленно и с явным усилием распрямил плечи. Украшенные шипами кулаки разжались, пальцы пробежались по гладкой поверхности посоха раз, другой, третий. Казалось, над лугом зазвучала мелодия, неслышимая, рождающаяся движением рук, наверное, существующая только в глазах видевших это и против собственной воли сопоставлявших увиденное с хранимым в самых дальних уголках памяти.