В диких условиях - Джон Кракауэр

Смерть от голода — не из приятных. На поздних стадиях, когда тело начинает пожирать само себя, жертва страдает от мышечной боли, проблем с сердцем, потери волос, головокружения, нехватки дыхания, повышенной чувствительности к холоду, физического и морального истощения. Кожа бледнеет. Из-за отсутствия необходимых питательных веществ в мозгу возникает сильный химический дисбаланс, вызывающий конвульсии и галлюцинации. Однако некоторые из тех, кто был на краю голодной смерти, рассказывают, что на пороге гибели голод исчезает, жуткая боль проходит, и на смену страданиям приходит глубокая эйфория, чувство покоя, сопровождаемое необыкновенной ясностью ума. Хотелось бы верить, что и МакКэндлесс испытал подобный восторг.

12 августа он записал в своем дневнике последние слова: «Прекрасная голубика». С 13 по 18 августа в журнале — лишь перечень дней. Во время этой недели он вырвал последний лист из мемуаров Луи Л'Амура «Образование скитальца». На одной стороне листа было несколько строк из поэмы Робинсона Джефферса[75] «Мудрецы в часы несчастья», процитированных Л'Амуром:

Да, смерть склюет нас всех; но умереть,Успев создать кой-что подолговечней,Чем плоть и кровь, не значит ли лишь сброситьС себя все слабое? Вот горы — мертвый камень —Нас могут чаровать иль возмущатьСвоей красой и дерзким равнодушием,Но мы не в силах лестью иль хулойВлиять на них. Как и на мысли мертвых.[76]

На другой, чистой стороне листа МакКэндлесс написал короткое прощание: «Я ПРОЖИЛ СЧАСТЛИВУЮ ЖИЗНЬ И БЛАГОДАРЮ ГОСПОДА. ПРОЩАЙТЕ И ДА БЛАГОСЛОВИТ ВАС ВСЕХ БОГ!»

Затем он залез в спальный мешок, сшитый для него матерью, и соскользнул в небытие. Он, вероятно, умер 18 августа, через 112 дней после того, как ушел в дикую природу и за 19 дней до появления у автобуса шестерых жителей Аляски, обнаруживших его тело внутри.

Напоследок он сфотографировал сам себя. На снимке Крис стоит рядом с автобусом под высоким небом Аляски. Одной рукой он протягивает в сторону объектива прощальную записку, другую поднимает в храбром и полном благодати прощальном жесте. Ужасно истощенное лицо похоже на череп. Но если он и жалел себя в те последние тяжелые часы — потому что был так молод, потому что был одинок, потому что его тело предало его, а воля подвела — на фотографии нет и следа этого. Он улыбается, и во взгляде можно безошибочно прочесть: Крис МакКэндлесс обрел мир, блаженный, как монах, отправляющийся к Богу…

Эпилог

Последние печальные воспоминания все еще кружат в воздухе, подобно туману, порой заслоняя солнечный свет и память о более счастливых временах. Были радости слишком великие, чтобы поведать словами, были и скорби, о которых не отваживаюсь сказать, и со всем этим в своем сердце я говорю: восходите на горы, если вам хочется, но помните, что отвага и сила ничего не значат без благоразумия, и секундная небрежность может уничтожить счастье всей жизни. Ничего не делайте в спешке, тщательно обдумывайте каждый шаг, и с самого начала думайте, каков будет конец.

Мы спим под шарманку времени. Мы пробуждаемся — если когда-либо вообще проснемся — под молчание Бога. А затем, когда мы пробудимся к глубоким пределам несотворенных времен, затем, когда ослепительная тьма перельется через дальние склоны времени, наступит время отбросить разум и волю, и сломя голову нестись домой.

Событий нет, существуют лишь мысли, и трудные изменения в сердцах, которые медленно учатся, где и кого любить. Остальное — лишь болтовня, истории для других времен.

Вертолет поднимается вверх, шумя лопастями над склоном горы Хили. Стрелка альтиметра касается отметки в полторы тысячи метров, мы взмываем над бурым хребтом, земля проваливается вниз и невероятные таежные просторы заполняют ветровое стекло. Вдалеке я различаю тропу Стэмпид, слабую кривую полоску, протянувшуюся с востока на запад.

Билли МакКэндлесс — на переднем пассажирском кресле, Уолт и я — позади. Десять месяцев прошло с тех пор, как Сэм МакКэндлесс возник на их пороге, чтобы рассказать о смерти Криса. Теперь они решили, что пришло время своими глазами увидеть место гибели сына.

Последние десять дней Уолт провел в Фербэнксе разрабатывая по контракту с НАСА самолетный радар для спасательных операций, который позволит находить обломки упавшего аэроплана среди тысяч акров глухих лесов. Уже несколько дней его нервы натянуты до предела. Билли, прибывшая на Аляску позавчера, призналась мне, что ему было нелегко решиться на поездку к автобусу. К моему удивлению, сама она чувствовала себя спокойно, и долго ждала этого визита.

Решение взять вертолет возникло в последнюю минуту. Билли очень хотела ехать по земле и преодолеть тропу Стэмпид по стопам Криса. Она связалась с Батчем Киллианом — шахтером из Хили, присутствовавшим при обнаружении тела, и он согласился отвезти их к автобусу на своем внедорожнике. Но вчера Киллиан позвонил в гостиницу и сказал, что уровень Текланики все еще высок, и он опасается пересекать его даже в своем восьмиколесном десантном Арго. Пришлось воспользоваться вертолетом.

В шестистах метрах внизу расстилается пестрая зелень болот и хвойного леса. Текланика кажется длинной коричневой лентой, небрежно брошенной на землю. Неестественно яркий объект виден у слияния двух речек: автобус номер 142. За пятнадцать минут мы одолели расстояние, которое Крис прошел пешком за четыре дня.

Вертолет шумно приземляется, пилот глушит мотор, и мы спрыгиваем на песчаную землю. Мгновениями спустя машина взмывает вверх в урагане завихрений, оставляя нас в окружении величественной тишиной. Уолт и Билли молча стоят в трех метрах от автобуса, на соседней осине щебечет трио соек.

— Он меньше, чем я думала, — наконец, говорит Билли. — Я имею в виду автобус. Какое прелестное местечко. Невероятно, насколько оно похоже на леса, где я выросла. Уолт, это же вылитый Верхний полуостров! Крису здесь должно было понравиться.

— У меня немало причин не любить Аляску, верно? — хмуро отвечает Уолт. — Но должен признать — здесь есть определенная красота. Видно, чем оно притягивало Криса.

Следующие полчаса Уолт и Билли тихо гуляют вокруг старого автобуса, спускаются к Сушане, заходят в лес.