Укради меня у судьбы (СИ) - Ночь Ева

— Я тоже, — трогаю губами его большой палец.

— Мне надо тебе рассказать… — мнётся он нерешительно.

— Позже, — тянусь к его губам и срываю поцелуй.

Разговоры становятся не нужны. Или уходят на второй план. Всё может подождать, кроме нашего сбившегося дыхания, одного на двоих желания.

Я вспыхиваю спичкой, веду Андрея за собой. За дверь, за надёжный замок собственной комнаты, где мы можем по-настоящему побыть вдвоём.

Он помнит о хрупкой вазе. Не настаивает на том, чтобы я полностью разделась. Он ласкает меня прикосновениями, возбуждает подушечками пальцев. Доводит до экстаза, до потери контроля, когда есть только одно желание — отдаться, вобрать его в себя, ощутить глубоко-глубоко внутри, чтобы раствориться в ощущениях, в размеренных толчках, в сорванном дыхании. И он даёт мне всё это сполна.

Я никогда не думала, что могу быть такой ненасытной, жадной, требовательной. Я не подозревала, что можно гореть, не сгорая, лететь без крыльев, вспарывать стоном пространство и видеть всполохи света, что проникают под кожу, вызывают дрожь, дарят нереальное блаженство.

Андрей уходит глубокой ночью. Кажется, мне не хочется, чтобы он уходил, но я не решаюсь его остановить. Я полна, пахну им. Моя подушка хранит его след и запах. Моё тело несёт его отпечаток и кажется наполненным до краёв. Я так и засыпаю, обнимая подушку, свернувшись в почти в кольцо, как кошка. Засыпаю, думая, что ничего не рассказала ему. А он — мне. Ведь он что-то хотел рассказать до того, как я его остановила.

Мы прожили три счастливых дня. В полутумане чувственности, в океане нежности, в недосказанности слов. Мы недоговаривали друг другу. Андрей — мне, я — ему. Может, потому, что хотели хоть немного побыть в атмосфере добра и радости.

Купаться в смехе детей. Радоваться первым настоящим записям Идола. Смеяться над проделками Василия, что никак не мог смириться с появлением в доме двух мохнатых дам. Любоваться Ираидой и тихонько хихикать, глядя, как за ней гоголем ходит и ухаживает Герман Иосифович.

Мы застывали осколками счастья на фотографиях, что с радостью делал наш неугомонный сосед. Мы плавились от избытка чувств по ночам. Мы открывали для себя столько важного и нужного, что на время забывали о проблемах.

Жаль, что они никуда не делись, а всего лишь отошли на второй план, затаились.

Я пыталась дозвониться до Самохина. Андрей о чём-то говорил по телефону и хмурился.

Замки из хрусталя красивы, но непрочны. И хватает одного удара, чтобы великолепие превратить в кучу битого стекла. Разрушать всегда легче, чем строить. Особенно для тех, кто не испытывает трепета перед красивыми гранями и гением зодчих.

52. Андрей Любимов и Ива

Андрей

Я должен был всё ей рассказать, но оттягивал. Думал: у нас ещё есть время. Самохин пропал, доказательств его слов нет, а то, что он рассказал, могло оказаться ложью. Мне не хотелось кидаться страшными обвинениями.

Я не мог определиться: верю нотариусу или нет. Слишком всё казалось… чудовищным? Глупым? Ненормальным?

Единственное, что я сделал с превеликим удовольствием — отшил Репина.

— Не приходи больше и не звони. Не надоедай. Ива сделала выбор, и он не в твою пользу, — заявил я ему. Высказал в лицо. Он не дрогнул. Разве что слегка побледнел да губы сжал.

— Ты можешь лгать, — откуда у него столько упрямства? Я готов был высказать ему всё, но сдержался. По той же самой причине, что не рассказывал о видео Иве. Пусть лучше думает, что я ревнивый монстр.

— Всё очевидно, — замораживаю его взглядом. Если бы Ива не захотела, то не стала бы жить со мной. Поэтому просто уйди. Будь мужчиной.

Он ничего не ответил. Смотрел лишь пристально, но по взгляду я понял: Репин не отступится. Будет искать возможность поговорить с Ивой. Он из тех, что понимают лишь прямые отказы.

Но на какое-то время он затаился, и я был этому только рад.

Время утекало, а я ни на шаг не приблизился к разгадке. Может, не очень старался — положился на тех, кто в этом понимает больше. Мне было не до того.

Ива. Наши отношения. Почти бессонные ночи. Мы таились. Днём жили обычной жизнью, а когда дом затихал, я приходил к ней, чтобы пропасть. Провалиться в бездну чувств.

Мне всё время было её мало. Не хватало её улыбки. Прикосновений. Тихих стонов. Не знаю, зачем мы таились. Но как-то так получилось, что в доме, где слишком много людей, прислуги, где живут дети, не спешили рассказывать о том, что мы вместе.

Наверное, они догадывались. Но никто не сказал ни слова. Никто не делал намёков. Я лишь изредка ловил пристальный взгляд Жени. Он словно предупреждал меня о чём-то, но с губ его не слетали нравоучения или беседы по душам.

Мы редко пересекались. За столом. Изредка — на улице, в саду. Он был увлечён работой. Записывал аудио — озвучивал книги. Ему безумно нравилось. К тому же, у Жени — отличное чутьё текста, правильные интонации, умение играть голосом. Это завораживало: иногда он позволял нам слушать демо-записи или куски готовых глав.

— Это чёрт знает что такое! — восхищался он. — Я бы хотел посмотреть на неё, эту Изольду Холод. Так писать — это нечто. И я не верю, что она женщина. Не женский стиль. Не женский жанр. Но как же это охренительно здорово!

— Мне нужно в город, — говорит Ива вечером на четвёртый день нашего совместного бытия. — У меня готово «музыкальное» платье.

Это Илья и Катя окрестили так её очередной шедевр. Как она всё успевает? Я видел его. Невеста будет не просто красивой, а исключительно своеобразной. Неповторимой. Мне страшно представить, как можно надевать подобный ажур.

— Утром поедем. У меня тоже есть неотложные дела.

— А как же дети? — спрашивает она тревожно.

— Прекрасно побудут с Петрой, Соней, Женей и Ираидой Исааковной. К тому же, за домом следят мои охранники. Я предупрежу, чтобы не выходили на прогулку, пока нас не будет.

В словах моих было больше уверенности, чем в душе. Но нельзя всё время быть прикованным к одному месту, и поэтому я решил рискнуть.

Ива

Мы выехали рано утром. Припекало солнце, пели птицы. Я замирала, любуясь природой, и думала: как я жила без всего этого? Без дома, без Андрея, без детей?

Я всю жизнь прожила в одиночестве и тяготилась, когда рядом находилось много людей. А сейчас каждый день, наполненный событиями и движением, обретал особый смысл.

Это как попасть в другое измерение. Нарастить новую кожу. Открыть в себе неисчерпаемый источник энергии и силы. Постоянно думала об этом и удивлялась. Оказывается, всё меняется, потому что зависит от того, кто с тобой рядом. Непередаваемые чувства жили во мне и рвались наружу.

Наверное, я другая. Не девушка, что сторонится людей. Не сдержанная и отстранённая, а живая и любопытная. Просто у меня не было шанса стать такой.

Андрей высадил меня возле дома заказчицы.

— Созвонимся? — целует он мне руки. Нежно и без стеснения. Он умеет быть таким — прорывается в нём ничем не прикрытая откровенность.

Я всё время вспоминала слова Германа Иосифовича про «недотрогу». О, Андрей любил мои прикосновения. Желал их. Может, всё дело тоже в людях?.. С другими он мог быть строгим и неприятным. Резким и жёстким. Но я никогда не видела его таким по отношению ко мне. Словно другой человек. Но я не чувствовала в нём маски.

Мне казалось: он открывается не для всех. Но если позволяет себе выйти из раковины и рамок, то делает это искренне, по-настоящему, со всей широтой души.

— До встречи, Андрей, — подхватываю я пакет, но не сразу выхожу из машины. Целую его в щёку. Провожу рукой по лицу. Это как ритуал. Желание оставить след, чтобы он помнил.

Платье село идеально. Заказчица растрогалась до слёз. Особенно, когда я подарила ей перчатки и вязанные украшения для фаты в виде нот.

— Не смогла удержаться, — призналась я ей. — Мне кажется, это завершит ваш образ.