Черный день - Алексей Доронин

Почему же они гонятся за ним так упорно и не жалеют патронов? Думают, что закон еще может вернуться, и тогда он будет опасен как свидетель? Или его приняли за соратника расстрелянных братков, который, если дать ему уйти, приведет по их душу остальную банду? Откуда им знать, может, в километре лагерем расположилась кодла отморозков?

Справа тоже закончилось унылое однообразное поле, и вместо него потянулся достаточно крутой спуск. Овраг, дна не разглядеть. Прыгать туда Саше не хотелось. Под снегом могли скрываться острые предметы, приземление на которые закончится распоротым животом и смертью куда более болезненной, чем от пули. Впрочем, как только беглец приближался к краю оврага, огонь становился настолько плотным, что он нырял обратно под прикрытие машин. Даже пять метров без этой защиты могли оказаться непреодолимыми.

Они гнали его вперед, не давая свернуть. Таков был их бесхитростный и вроде бы обреченный на успех план. От ближайшего из преследователей беглеца отделяло метров шестьдесят, но отрыв и не думал увеличиваться. Александр бежал быстрее, меньше проваливался в снег, так как весил всего шестьдесят кило против их центнера, но чаще падал. Враги в их тяжелом обмундировании должны были при каждом шаге проваливаться глубже, но твердо держались на ногах. Наверное, потому, что были спокойны и сосредоточены.

Саша был скорее спринтером, чем стайером. Он довольно быстро начал выдыхаться, уже минуте на пятой почувствовал боль в боку. Он не знал, какова физподготовка у этих 'санитаров', но молил Бога, чтоб не было никакой. С бойцами элитных, да и любых других, если честно, родов войск, ему не потягаться.

Судьба над ним словно издевалась. Она позволила ему пережить Армагеддон только для того, чтобы раз за разом нарываться на людей, которые спят и видят, как сделать из него удобрение для новой жизни.

Он снова оглянулся. Враги сильно растянулись. Один шел ровно, а двое отстали. Похоже, они начинали уставать. Но не все - тот, что бежал впереди, даже приблизился. Стоит еще раз упасть, и все, капут. Сильная резь в боку... Надо дышать носом, не ртом, и следить за ритмом дыхания. Вдох-выдох, вдох-выдох. Черт возьми догоняет!..

Фонарь все ближе и ближе. Теперь Саша уж точно почувствовал себя загнанным зверем, не волком, а беззубым травоядным. Оленем, блин.

Стрелять стали гораздо меньше и, похоже, только прицельно. Одна пуля просвистела рядом с ухом. С таким же успехом она могла его отстрелить. К этому моменту его уши так замерзли, что перестали восприниматься мозгом как части организма. Другая пролетела в сантиметре от темени, парень почувствовал огненный мазок по волосам. Он помнил, что 'пуля, которую ты слышишь - не твоя', но это приносило мало облегчения.

Пока его выручали только темнота да целый список счастливых случайностей, но бесконечно это продолжаться не могло. Если так пойдет дальше, то они смогут поймать его живым без единого выстрела. Еще немного, и Александр просто свалится в снег.

Хватаясь за последнюю соломинку, Данилов решил прорываться туда, куда подсказывало ему вновь включившееся сознание - вправо, к оврагу. Во тьму, сулившую смерть или спасение. Либо и то, и другое.

Враги, похоже, не ожидали такого поворота событий. Тот, кто должен был прикрывать правый фланг, отстал сильнее всех и теперь мог помешать беглецу только неприцельным огнем. Но он и того не сделал. А тот, кто бежал впереди, замешкался, похоже, меняя обойму.

Саша был уже у самого края оврага, когда вслед ему, наконец, ударили из трех стволов. Чувствуя, что вот-вот будет настигнут целым роем пуль, он совершил совершенно немыслимый прыжок из самых последних сил. Этот кульбит привел бы в ужас любого легкоатлета, но своей цели он достиг - полет закончился уже за пределами насыпи.

И опять ему повезло. Он не сломал шею и даже не вывихнул ни одной конечности. Внизу не оказалось ни острой арматуры, ни камней, ни деревьев, или они были, но он их благополучно избежал. Только ровный, покрытый глубоким снегом склон, достаточно пологий, чтобы снежная масса могла на нем задерживаться, но достаточно крутой, чтобы человек мог съехать по нему на пятой точке. И Саша поехал.

Данилов летел вниз по склону, ветер свистел в ушах, и в памяти у него оживали светлые эпизоды из далекого детства - вот он на простой картонке катится с огромной горки, которую строили на площади в его родном городе. Да-да, и он когда-то был ребенком, которого нельзя было загнать домой, который мог часами гулять во дворе, носиться наперегонки и играть в войнушку. Но все это, как говорится, было давно и неправда.

Тогда ему не стреляли в спину из самых настоящих автоматов, но дух захватывало почти так же. Весь спуск занял примерно десять секунд, они не показались Саше вечностью, но за это время он успел подумать сразу о нескольких вещах. Во-первых, о своих пожитках, которые остались в машине братцев-мародеров. Там был и его фонарь, без которого придется очень туго в бесконечной темноте. А во-вторых, о перспективах его похода на восток. Сколько еще ему предстоит вынести, прежде чем он дойдет?

Удар оказался неожиданно чувствительным, едва не вышвырнув душу прочь из Сашиного измученного тела. Снежок внизу успел схватиться коркой и встретил его совсем не мягкой периной. Но в этом были свои плюсы - по твердому насту можно было бежать.

В голове звенело и трещало, дыхание превратилось в хрип. Дико болел правый бок, принявший на себя всю силу столкновения. Только бы не ребра...

Он был на пределе. Если что-то и удерживало его в этом мире, то только остатки воли. Хотелось одного - не вставать и не шевелиться. Но разлеживаться было некогда. Где-то на шоссе мельтешили огоньки. Их свет был далек и, похоже, не думал приближаться, но Данилов не позволил себе расслабиться. Даже если 'санитары' махнули на него рукой, надо сделать так, чтобы между ними и им оказалось хотя бы пара километров снежной пустоши.

Парень вскочил на ноги. Ему показалось, что половина костей отозвалась на это хрустом и тупой болью, но он заставил себя не думать о них.

Этот отрезок пути дался ему нелегко. Вряд ли в прежнем мире хоть кому-то доводилось бегать в полной темноте. Ни одному человеку в здравом уме такое не пришло бы в голову, да и тьмы такой раньше было не найти, разве что в пещерах. Но и сумасшедший спелеолог не снискал бы лавры спринтера. Без света даже бег по идеально гладкой поверхности чреват падениями. Человеческому мозгу трудно поддерживать равновесие тела, когда в пространстве вокруг нет ориентиров. Вот он и падал, но тут же поднимался.

Александр бежал долго, до тех пор, пока проблески опасного света не скрылись вдали. Пока он не остался в абсолютной, ничем не нарушаемой темноте. Там Саша как подкошенный рухнул на снег, который показался ему твердым будто асфальт, и затрясся в судорогах.

Тут же с ним случилось то, что он в тот момент принял за начало лучевой болезни. Его вырвало. Стошнило от этого мира, от этих людей и нелюдей, разница между которыми стала неуловимой, и от кошмара, в котором не было просвета. Страшный спазм согнул Данилова пополам. Его продолжало выворачивать наизнанку, пока желудок не превратился в пустой съежившийся мешок.

Последние остатки сил покинули его вместе с остатками пищи. Осталось одно желание - лечь и спать, спать, спать, надеясь, что во сне не будет выворачивать наизнанку тошнота, и перестанет отзываться тупой болью избитое тело.

Но нет, лежать нельзя. Это смерть. И тогда он призвал на помощь последний резерв. Этот метод Александр изобрел, когда ему надо было вставать в шесть утра, чтобы ездить на работу на другой конец огромного города. Для кого-то это как два пальца об асфальт, а он был классической 'совой'. Способ назывался '60 секунд' и был прост, хотя, как и все гениальное, индивидуален. Если невмоготу подняться сейчас, то скажи себе: 'Я встану через минуту. Не раньше и не позже. Умру, но встану'. И отсчитывай секунды, заодно собирая в кулак волю.

Спустя ровно минуту Александр поднялся, чуть пошатываясь, отряхнулся, вытряс снег из ботинок и вытер лицо, разгоряченное погоней. Щелкнул кнопкой карманного фонарика. Никакого эффекта.

Парень истерически рассмеялся. Он знал, что его положение близко к безнадежному. Как нарочно... Выходит, именно фонари врагов были последним источником света в окружающем мире. Стоило им пропасть, и тьма накинулась на него с такой яростью, словно знала, у него нет против нее никакого оружия. Только пара спичек в измятом коробке да сдохший чужой фонарик. Лишь высоко-высоко в небе тускло мерцали несколько бледных звезд, последние осколки исчезнувших созвездий. Но и они были бессильны рассеять ночь, окутавшую мир.

Эх, Андрюха, Андрюха. Проклятый забулдыга, ты еще, оказывается, идиот, каких мало. Ну почему ты не позаботился о 'тревожном рюкзаке?' Ты же должен был держать в голове план быстрого расставания со своими подельниками! Не всю же жизнь с ними таскаться. Ну хоть пару запасных батареек-то можно было при себе иметь?