Пустыня - Василий Павлович Щепетнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хороши, конечно. Но мяса не заменяют. Тебе что, на фрукты налегать посоветовали?
— Ну… Ну да. Витамины, фруктоза…
— И витамины есть, и фруктоза есть, а вот с жирами и углеводами — не очень.
— Они вредны, жиры, — сказал Карпов. — Всем известно.
— Правда? Это в Америке так считают?
— Почему в Америке, меня в Союзе академик Амосов консультировал.
— Академик Амосов — человек эпохи Возрождения. Талантище. Титан.
— Но? Должно же быть «но»?
— Никаких «но». Титан однозначно. Уровня Леонардо да Винчи. Однако критерий истины — практика. Мозги любят жиры! Жиры как смазка, без них мозги начинают скрипеть и дымиться, — и я принялся за страсбургский паштет.
Анатолий слюнки глотал, но держался.
— Куда всё-таки делся Георгиу? — спросил он, отведя взор от моей тарелки.
— Сам гадаю, — я перешел к мидиям. Нет, порция маленькая, пятьдесят граммов, но мозгам хватит. В мидиях — микроэлементы!
— Спрятался?
— Вероятно. Выйти из гостиницы незаметно для портье трудно. Я бы сказал — невозможно. Через служебные выходы? Но те либо заперты, либо там персонал. Да и куда может пойти европеец в Джалу? Мы тут как пингвины на снегу — издалека заметны.
— Тогда где?
— Ты сам сказал — прячется.
— Но где? Его номер проверили!
— Думаю, он прячется в чужом номере.
— Чужом?
— Ну да. С кем-нибудь договорился, и прячется.
— С кем?
— Этого я не знаю. Сколько у меня турниров за душой? Тем более, международных? Тем более элитных? Мало. Потому взаимоотношения шахматистов для меня неясны. Вот Борис Васильевич, тот может знать, — и я заказал мороженое. Шоколадный пломбир.
Карпов подумал-подумал, и решился. Тоже взял шоколадный.
И только мы принялись за мороженое, как вернулся Спасский, а с ним и Георгиу.
Румынский гроссмейстер нетвердым шагом подошёл ко мне.
— Уважаемый господин Чижик! Примите мои извинения за неявку на игру! Я ни в коей мере не хотел вас огорчить, тем более оскорбить. Просто не смог явиться. Не нашёл сил выйти на игру. Я вынужден прекратить свое участие в турнире. Ещё раз извините!
Он поклонился, развернулся — и чуть не упал. Борис Васильевич поддержал его, а потом повел к выходу.
— Должно быть, идут к господину Бадави, — сказал я. — Выписываться из турнира.
— Оба?
— Нет, конечно. Выписываться будет Георгиу. А Борис Васильевич, думаю, по доброте душевной ему помогает.
— То есть он прятался у Спасского в номере?
— Скажем, не прятался, а собирался с духом. Размышлял. Советовался.
— И что теперь?
— А что теперь? Любой врач поставит диагноз «астенический синдром» и признает снятие с турнира необходимым по медицинским показаниям.
— Всё так и есть, — это подошел Фишер. — И не он один снимается. Ульман тоже. Но Ульман хоть сдался, а Георгиу…
— Ничего, — махнул я рукой. — Тут другое интересно, не присоединится ли к ним кто-нибудь ещё, не сегодня, так завтра.
— Я слышал, Горт колеблется. И Смейкал. И Портиш. Говорят, истощение нервной системы.
— Ничего удивительного, — подтвердил я. — Истощение — оно такое…
Видел я и другое: и Георгиу, и Ульман, и названные Фишером гроссмейстеры — все из социалистических стран. Может, они тоже должны сдать свои призовые государству? Мне вон десять тысяч оставляют, остальные обещают бонами, а им? Им, может, и не обещают? Просто — заберут и всё? В Румынии, если верить «Грюндигу», всю валюту граждане обязаны передавать государству. На индустриализацию, и вообще. Да и с продуктами в Румынии не вполне хорошо, недаром Георгиу такой стройный. Вот и решил сойти с дистанции. Или всё проще — устал, в самом деле устал? И Ульман устал, и остальные. Не хотят подойти к межзональным турнирам в состоянии полной загнанности. Не факт, что Георгиу поедет в Румынию. Вдруг и во Францию? Или в Италию? Со Спасским ухо держи востро!
— А призовые? — спросил я Фишера.
— С призовыми порядок. Если будет заключение врача, то получат согласно занятым местам. Что это у вас? Шоколадный айскрим?
Я и не знал, что он здесь есть! Это лучшая еда для нашего брата-шахматиста! Жиры и углеводы! Мне профессор Полинг рекомендовал, я попробовал и не жалею.
— Его здесь и не было, айскрима. По-русски — мороженого. Только вчера привезли мороженицу, а сегодня вот опробовали, — сказал я.
— То есть мы как кролики? Испытатели?
— Первопроходцы! Не бойся, я в мороженом разбираюсь. Хорошее мороженое, я его уже утром ел. Живой, как видишь.
И мы ударили по мороженому.
Когда Фишер покончил с десертом и ушел, Карпов перешёл к главному.
— Турнир… Я тоже очень устал.
— Ещё бы. Кто не устал?
— Тридцать туров — это слишком напряженно.
— Тем более в непривычной обстановке — жара, пустыня. Но во влажных тропиках будет куда хуже. И безлимитный матч может состоять из сорока, пятидесяти партий.
— Это…
— Это будет состязание на выносливость. Разумеется. Да. Преимущество будет не у того, кто лучше играет, а кто лучше подготовится физически.
— Но если…
— Ты чемпион. Вноси предложение вернуться к прежней формуле: на большинство из двадцати четырех партий, при счёте двенадцать — двенадцать чемпион сохраняет звание. Если я отберусь на матч с тобой — возражать не стану. Лучше меньше, да лучше, как учит Ленин.
И мы заказали ещё по порции мороженого. В знак взаимопонимания.
Глава 24
24
16 июля 1976 года, пятница
Капитан Ливийской Революции
Телевизор в посольстве был обыкновенный: экран небольшой, изображение черно-белое. Для квартиры годится, на комнату метров в двенадцать, в четырнадцать, а для кабинета посла на сорок квадратов маловат.
Но уж что есть.
Смотрели телевизор мы вдвоем. Я и посол, Майков Антон Иванович. Остальные были заняты, или просто Антон Иванович их не позвал.
А меня позвал. Настоятельно.
На экране был тоже я. И тоже не один. Лидер ливийской революции Муаммар Каддафи в присутствии «других официальных лиц» и корреспондентов разных стран вручает мне орден Капитанов Ливийской Революции. Прикалывает собственноручно на мой мундир.
Да-да, мундир! Орден Капитанов делает его обладателя капитаном ливийской армии. Со всеми вытекающими. Нет, капитанство это не всамделишное. Оно почётное, как бывают в зарубежных университетах почетные ученые степени. Крупное пожертвование — и ты доктор Гонорис Кауза. Буржуазия-с. Ну, а здесь — почетный капитан, да. С правом ношения мундира и — внимание! — оружия. Таков статус ордена, который был учрежден этим летом. И я второй обладатель этого ордена. Первый — Муаммар Каддафи, понятно.
Орден красивый. Напоминает «Красную Звезду», только вместо бойца в центре звезды на зеленом фоне — сура Аль-Фатх. Не вся сура, а только название.
В мундире нетрудно разглядеть крой костюма, что мне построили Лиса с Пантерой. Только шитье золотое, и материал наилучший, натуральный шёлк. Мундир мне