В спецслужбах трех государств - Николай Голушко

Мне удалось упросить Щербицкого остаться на праздничный концерт, который подготовила наша художественная самодеятельность. Вспоминаю, когда украинские песни исполнял майор Анатолий Сахно, Щербицкий восхищался и не верил, что поет талантливый оперативный работник, а не профессиональный артист.

К большому сожалению, это была его последняя встреча с сотрудниками КГБ республики.

Глава вторая

«Он многое сделал для Украины…»

Я намеренно так подробно остановился на 1987 годе, когда с мая начал работать под руководством Владимира Васильевича Щербицкого. Длительное время я чувствовал его пристальное внимание, он присматривался ко мне. На начальном этапе между нами сложились сугубо деловые отношения, сказывался огромный политический авторитет Щербицкого и разница в нашем жизненном опыте и возрасте.

Первый секретарь ЦК Компартии Украины, по существу, являлся моим постоянным политическим руководителем. Такова была специфика положения органов государственной безопасности во всех союзных республиках: кроме Щербицкого, никто в ЦК или правительстве не имел права решать принципиальные вопросы и знать сугубо секретные оперативные моменты в деятельности КГБ.

В союзных республиках без установления председателем КГБ нормальных и принципиальных отношений с руководством ЦК работать приходилось нелегко. Органы КГБ были союзно-республиканского, двойного подчинения, и неумение строить взаимоотношения с партийными инстанциями всегда отражалось на положении главы КГБ, особенно если он не из местных кадров, а заезжий. Не редкими были примеры, когда по этой причине в союзных республиках менялись председатели.

К моему удовлетворению, рабочие отношения с Щербицким, как я считаю, сложились. На семейную дружбу я не напрашивался, ее не было. По всем вопросам я находил его поддержку, в частности при определении принципиальной позиции КГБ по проблемам пресечения антиобщественной деятельности экстремистов и применения «карательных» функций.

В условиях острой политической обстановки Щербицкий на самом высоком общесоюзном и республиканском уровне высказывал свое позитивное отношение к демократическим процессам. Так, на пленуме ЦК КПУ в апреле 1988 года в своем выступлении подчеркивал, что коммунистическая партия «решительно за гласность, за демократизацию». Он призывал партийные органы на местах обращать внимание на весь комплекс проблем, прежде всего на повышение экономического роста, духовное обновление, развитие национальной культуры, полнее учитывать общественный интерес к историческому наследию, так называемым белым пятнам в истории.

За период нашей совместной работы Щербицкий не пошел по пути политического террора в отношении идейных оппонентов коммунистической партии, не давал установок прибегать к арестам и привлечению известных в республике оппозиционеров к уголовной ответственности. Имели место случаи, когда на заседаниях Политбюро ЦК он бросал такие реплики: «Куда смотрит наш КГБ? Антисоветчик Черновил опять организовал на Львовщине несанкционированный митинг». Щербицкий придерживался господствующего мнения о недопустимости репрессивных мер в обновившейся демократической обстановке в стране. В республике достигать этого было нелегко, ведь отдельные радикально настроенные националисты провоцировали общественные беспорядки, сами напрашивались на скамью подсудимых. Если бы Щербицкий не согласился с линией, проводимой КГБ, то он мог бы легко поменять руководство или же дать указание прокуратуре республики провести соответствующие расследования в отношении конкретных лиц. Здесь же хочу подчеркнуть, что позиция Щербицкого в борьбе с уголовной преступностью, коррупцией, экономическими и должностными преступлениями была твердая, жесткая и принципиальная. Возможно, в большей мере это способствовало тому, что в последние годы его руководства республикой не было громких коррупционных дел среди должностных лиц, махрового взяточничества и других преступлений, процветавших в постсоветский период украинской действительности.

Могу также свидетельствовать, что Щербицкий в то время и в других вопросах был законопослушен. Безусловно, сказывалось существенное изменение обстановки в стране в сторону нетерпимости к нарушениям закона, но от него мне ни разу не поступили указания, например, организовать прослушку оперативно-техническими средствами в отношении кого-либо, как это случилось при Горбачеве в Москве. Кстати, то же самое могу сказать и в отношении Ивашко и Кравчука. Правда, мне довелось видеть телевизионное интервью с Кравчуком, в котором он сказал, что КГБ прослушивал самого Щербицкого, так как в его служебном кабинете при ремонте было обнаружено «много проводов». Конечно же, подобное заявление — полнейший бред экс-президента.

Щербицкий был не только законопослушен, политически прозорлив и честен перед людьми, он еще умел думать о последствиях действий, которые могут нарушить хрупкий мир межнациональных отношений. Приведу яркий пример такого предвидения. В ходе работы по реабилитации жертв сталинского террора сотрудники архивного отдела показали мне представление наркома внутренних дел республики в Москву о награждении государственными орденами сотрудников, отличившихся в 1937 году в «борьбе с троцкизмом и украинским буржуазным национализмом». Все тринадцать фамилий принадлежали лицам одной национальности, но проходили под русскими псевдонимами. Я решил показать этот исторический документ Щербицкому.

— Что ты собираешься с ним делать?

— От органов КГБ общественность требует разоблачения палачей, желает знать имена исполнителей преступлений в период сталинских репрессий. Может быть, стоило бы ознакомить журналистов и членов «Мемориала» с этими архивными материалами?

Щербицкий после долгого молчания спросил:

— Хорошо ли ты знаешь историю Украины? Сколько было погромов на ее территории? Четыре или пять? Если хочешь организовать шестой, показывай журналистам эту архивную бумагу.

После такого урока толерантности мне захотелось положить этот документ в долгий архивный ящик.

Недоброжелатели представляли Щербицкого как сторонника жесткой системы управления, своего рода партийно-государственного ретрограда. По моим наблюдениям, это совершенно предубежденный взгляд. Он был требовательным приверженцем соблюдения личной дисциплины и персональной ответственности. Особенно твердо он отстаивал идейно-политическое единство коммунистов, не любил тех, кто меняет свои идеологические пристрастия, перебегает на сторону идейного противника.