Искры революции - Александр Панов

ЭПИЛОГ

Скорый поезд шел из Москвы в Челябинск.

В купе мягкого вагона нас было четверо. Обычно в пути пассажиры скоро знакомятся. И я узнал, что два пожилых попутчика едут до Уфы, оба инженеры — один машиностроитель, другой — ашинский металлург. На верхней полке надо мной расположился молодой симский рабочий. Все они, как и я, ехали здесь не впервые и потому не глядели в окна, а занялись каждый своим делом.

Я достал только что купленную книгу. Взглянув на интригующее название книги и на огромную белую бороду ее автора, я принялся за чтение. Читал молча, но громко вздыхал и даже ударял кулаком по столику, забывая, что и вагоне не один.

— Позвольте узнать, что за книга, которая вас так взволновала? — спросил мой сосед.

— Пожалуйста. Она называется «Ни бог, ни царь, и не герой».

— И над чем же вы рассмеялись?

— Хотите послушать?

— Да, прочтите, пожалуйста.

И я, пропуская отдельные строки, прочитал вслух то, что меня рассмешило:

«По дороге я завернул в кондитерскую и купил три французских булочки. Приказчица положила мне их в какой-то яркий пакетик и перевязала цветной ленточкой.

Дохожу до знакомых ворот, — вижу — ведра у крыльца нет. Значит, все спокойно, можно входить.

Минуя сенцы, распахиваю дверь и… превращаюсь в соляный столб. В комнате полно полиции. Обыск!

Все уставились на меня. Городовые — знакомые все лица! Оцепенели: видно не позабыли, как боевики ведут себя в таких переделках.

Молнией мысль: «Что делать?! Сразу уйти — поймут, что бегство. А с фараонами как со злыми собаками: бежать от них нельзя — покусают.

Спокойно обращаюсь к «хозяйке»:

— Здравствуйте, мадам. Вы обещали мне мой заказ приготовить к пяти часам.

Стеша уже успела прийти в себя, спокойно отвечает:

— Извините, сударь. Видите, у нас гости. Прошу вас, зайдите завтра утром.

— Хорошо, — говорю. — До свидания. — Поворачиваюсь, как ни в чем не бывало и не торопясь шагаю к выходу, а сам так стиснул в кармане рукоятку револьвера что потом три дня пальцы болели.

Спиной, аж до мурашек, ощущаю окаменевшие взгляды полицейских. А вдруг бабахнут прямо в затылок?

Нет, не посмели.

Прохожу ворота. Вижу, стоят шпик и городовой. Остановят?.. Нет, пропустили! Но осторожно пошли следом.

Ступаю вразвалочку, не подаю вида, что замечаю их. Сворачиваю на Пушкинскую. На улице много народу: идут с работы и на работу. Вот уже миновал целый квартал, дошел до завода.

Полицейских набралась целая толпа. Слышу, начинают заливаться их свистки. Приближаются.

Что за дьявол, почему мне не удается затеряться среди массы так же, как я, одетых людей? Чуть не хлопаю себя по лбу: «Вот дурак! Цветной пакетик! У меня же особая примета, словно маяк для фараонов!»

Кажется, дело швах! Придется все-таки отстреливаться.

Поворачиваюсь и со злостью со всего размаха швыряю злополучные булки в преследователей. И неожиданный эффект!

— Ложись! — диким голосом завопил кто-то из полицейских. — Бомба!

Все городовые мигом растянулись на панели. Попадали ничком и прохожие. Вот так да!..»

Я замолчал. Мои попутчики громко рассмеялись.

— Это, значит, в Уфе дело-то было? — спросил машиностроитель.

— Да, в Уфе. А автор-то симский. Слышите, молодой человек, автор-то ваш земляк и пишет о себе.

— Интересно, кто же? — спросил симский рабочий.

— О-о! Это, брат, богатырь революции Иван Михайлович Мызгин. Вот что о нем сказано в этой книге:

«Иван Михайлович пережил около двадцати арестов и обысков, отсидел 7 раз в тюрьмах Уфы, Златоуста, Либавы, Красноярска, Александровки. Шестнадцать раз бежал из полицейских участков и тюрем, был осужден на каторжные работы, дважды был сослан и бежал из ссылки, пройдя пешком свыше восьмисот километров по глухой сибирской тайге. Дважды был приговорен колчаковской контрразведкой к расстрелу, участвовал в боях с белочехами, колчаковцами и кулацкими бандитами. Для одной человеческой жизни это больше, чем достаточно!»

— Да, безусловно достаточно, — согласились мои собеседники. — А где теперь он?

— Он живет в кубанской станице Динской, Краснодарского края.

Мы долго говорили о старейших коммунистах, ветеранах трех революций и гражданской войны, слава о которых никогда не померкнет в советской стране.

Симский рабочий рассказал нам о том, что в Симе помнят Мызгина, как лучшего друга незабываемого революционера Гузакова Михаила. Ашинский металлург сообщил, что в Аше живет подруга Гузакова — старейшая революционерка, учительница Вера Никитична Кувайцева.

— Таких подруг, товарищи, надо поискать. Она всю жизнь посвятила Михаилу Гузакову.

В Уфе мы расстались с двумя попутчиками. Я выглянул в окно. Вдруг меня словно обожгло. Я увидел белую бороду, точно такую же, как у автора прочитанной книги. В окружении пионеров и старичков к нашему вагону подошел высокий, широкоплечий человек преклонных лет в черном костюме, в сапогах, с тросточкой в правой руке, с орденом Ленина на груди. Он не по годам был стройный, подвижный.

Раздался гудок. Старик тряхнул седой бородой, махнул приветливо рукой и бодро вошел в вагон. Поезд тронулся. Я стоял, как завороженный. Но не смог удержаться от вопроса:

— Простите, если я не ошибаюсь, вы Мызгин Иван Михайлович?

— Да, вы не ошиблись. Но я вас не помню. Откуда вы меня знаете?

Я показал книгу. Мызгин улыбнулся.

Симского рабочего словно кто столкнул с верхней полки. Он выпрямился перед Мызгиным и по-военному отрапортовал:

— Позвольте представиться, я правнук бабушки Волковой, у которой в бане вы выпускали листовки в 1914 году. Правда, меня тогда еще не было и бабушка умерла раньше чем я родился, но о ней и о вас я много слыхал.

— Здравствуй, здравствуй, мой дальний родственник! — Мызгин обнял молодого рабочего и прослезился.

Я поспешил отвлечь старого революционера от дум, вызвавших слезы.

— Иван Михайлович, вы, вероятно, решили навестить родные края?

— Да. Вот заезжал в Уфу, а сейчас направляюсь в Сим.

— О-о! Вот радость для земляков! — воскликнул симский рабочий. — Через сколько же лет?

— Да вот, с 1914 года я не бывал.

— Ну, теперь наш Сим не узнать, — с гордостью сказал правнук. — Теперь наш Сим — город! Он весь электрифицирован, радиофицирован. Телевизоры в домах, а на Шелывагиной горе мы сами построили телевизионный ретранслятор, принимаем передачи из Уфы. По имени вашего незабвенного друга Михаила Гузакова названа улица. Как она прежде называлась? Кажется, Подлесная. Но на ней теперь вместо прежних, вросших в землю избушек выстроены благоустроенные дома с центральным отоплением, с водопроводом и со всеми удобствами…