Стрелок - Михаил Михеев

– А что, ждать, пока их тут всех пожгут?

– Дурак. – Александр присел рядом, оперевшись на винтовку. – А если бы мы не справились? Если бы я не успел, что бы ты делал? Лежал и разлагался?

– Так ведь успел же…

– А если бы просто плюнул и не стал связываться?

– А вот ни фига. – Павел сплюнул тягучую, подкрашенную в красный цвет слюну и злорадно ухмыльнулся. – Во-первых, тебе было бы сложно допереть ящик одному. А во-вторых, помнишь, что ты мне сказал? Ну, тогда, на Карибах? Своего надо вытаскивать, даже если потребуется идти по лезвию. Так что я в тебе не сомневался.

– Дурак, – устало махнул рукой Александр и несколько секунд мрачно смотрел на постапокалиптический пейзаж, достойный кисти Верещагина. – Ты точно цел?

Как оказалось, не совсем. Две пули бронежилет все же словил. Одна прошла вскользь, не пробив защиту, вторая пробила, но попала очень удачно. Для Павла удачно, разумеется, содрала кожу на боку, и этим все ограничилось. Даже крови почти не было. Еще раз высказав напарнику все, что думает о его умственных способностях, Александр устало помассировал виски и поинтересовался: напарник хоть раненых-то добил? Поинтересовался между делом, уверенный, что уж этим-то Павел озаботился, и матерно выругался, узнав, что тот даже не подумал доделать работу.

К счастью, ничего страшного не произошло. Среди полицаев живых оказалось всего трое, и все они маскировались под убитых. Двое просто без сознания валялись, а третий, тот самый, которому в начале боя разворотило бедро, показывал чудеса самообладания, ухитрившись и терпеть боль, и зажимать рану, и при этом молча лежать, со стороны ничем не отличаясь от трупа. Впрочем, когда он заметил, что победители зачищают поле боя, достреливая раненых, и направляются к нему, попытался добраться до своего оружия. Движения полицая, правда, были рваными и замедленными, поэтому Павел, находившийся совсем рядом, вне его поля зрения, просто двинул лежащего ногой в простреленное бедро. Полицай взвыл и закатил глаза, потеряв сознание. Александр лишь поморщился, на месте напарника он бы просто выстрелил, а этот умник еще и перевязывать будущий труп взялся. Вон, тратит на него стерильный бинт. На кой, спрашивается?

Кроме полицая, живым оказался и офицер. Пуля в живот при нынешнем развитии медицины, точнее, ее полном отсутствии в этих местах, чаще всего верная смерть. Но пуля в живот редко убивает сразу, и фриц еще жил – лежал, скрючившись, медленно истекая кровью, без сознания, даже не застонал, когда Александр пнул его в бок. Однако, когда он поднял свой ТТ, Павел перехватил его руку:

– Оставь.

– Почему? – сказать, что Александр удивился, значит ничего не сказать.

Павел лишь ухмыльнулся в ответ:

– А я с ним поговорить хочу. И вон с тем хмырем тоже.

– С одноногим?

– Ну да. Понимаешь, он ведь выругался, когда потянулся за винтовкой.

– И что?

– Я в детстве жил во Львове. Недолго, года два, с родителями. Потом им… пришлось уехать.

– Почему?

– Ну, когда страна развалилась, началось… всякое. Мои родители – русские, отец работал в органах. Словом, оставаться там нам было небезопасно.

– Все это интересно, но при чем здесь этот урод?

– Он выругался по-украински, причем именно на западенском суржике. Вот мне и стало интересно с ним пообщаться. И с этим вот тоже.

– Ладно, говори. Сам за собой приберешься?

– Приберусь, – вздохнул Павел. Вот ведь чистоплюй, наверняка хотел, чтобы грязную работу за него сделали, но возразить не рискнул. Ну, хоть что-то, прогресс понемногу чувствуется.

Пока напарник занимался разговорами (лишней сентиментальностью, равно как и уважением к правам козлов, судя по тому, как завыл приведенный в чувство полицай, он не страдал), Александр направился к конюшне. Подошел, уже по привычке повел носом – ну да, не керосин – бензин. Полыхнуло бы так, что мало не покажется. Ногами попробовал раскидать подпирающие двери бревнышки. Хрен там, это с холма они казались чуть ли не прутиками, а по мере приближения их габариты увеличились последовательно до жердей, а потом и до бревен. Пришлось упереться руками и ногами и малость поднапрячься, с хеканьем выворачивая тяжелые подпорки. Только после этого удалось открыть двери.

Стоявшие за ними шарахнулись в непритворном испуге. Их было много, наверное, больше двухсот человек, набитых в небольшом помещении, как сельди в бочке, и они смотрели на вошедшего из темноты. В воздухе висело ощущение ужаса, физически ощутимое и давящее, подобно колоссальному прессу. И давление это было настолько велико, что даже Александр, не привыкший нервничать по поводу чужой смерти, почувствовал себя не в своей тарелке.

– Ну, чего встали? Выходите уж, – хрипло буркнул он, шагнув в сторону. Как оказалось, весьма дальновидно: толпа внезапно колыхнулась, а потом, словно река, прорвавшая хлипкую плотину, хлынула наружу, сметая все на своем пути. Люди мчались вперед, не разбирая дороги, не глядя под ноги, втаптывая в кровавую грязь и попавшийся под ноги мусор, и тела полицаев. Александр на миг испугался, что они сомнут и Павла, но он, к счастью, оказался чуть в стороне от обезумевших беглецов.

Несколько секунд спустя все пространство вокруг них очистилось так, будто и не было здесь никого. Павел еще минут пять разговаривал с пленными, потом встал. Дважды хлестко ударил пистолет, и бледный аспирант подошел к Александру. Тот в первый момент решил, что парень побледнел от того, что вынужден был добивать раненых, но первые же слова развеяли это подозрение. Павла колотило от ненависти и отвращения.

– Ты понимаешь, – говорил он полчаса спустя, когда они, кинув на грудь по хорошему глотку найденного в ближайшей избе ядреного деревенского самогона, раскидывали ветки, которыми для маскировки был завален мотоцикл, – я бы понял, если бы это оказались немцы. Им ведь такими вещами, если нашим историкам верить, просто на роду написано заниматься. А на самом деле они, козлы, не слишком сами эти дела жалуют – брезгуют, вот и посылают сюда хохлов с Западной Украины. Ну, те и рады стараться, выслуживаются, уроды. Я краем уха слышал в свое время, будто их немецкая пропаганда объявила не славянами, а побочной ветвью арийской расы. Не верил, а ведь, похоже, так и есть…

– Ну, один-то немец все-таки здесь был, – резонно заметил абсолютно не опьяневший, в отличие от напарника, Александр.

– Да какой он немец? Эстонец он, сволота чухонская…

Большая часть речи напарника была абсолютно непечатной, но и без этого Александр полностью разделял его мнение по данному вопросу. Он, конечно, и раньше слышал о заигрывании немцев с разномастными националистами, но одно дело слышать, а другое – столкнуться с ними так вот, вживую. И ведь, что погано, возможно, их и не так много было, кто теперь сосчитает, но о народе большинство обывателей судит именно по таким вот ублюдкам. И, честно говоря, Александр не был исключением.