Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

как же кудрявые бездельники, которых она тут привечала в его отсутствие? Блудница… Развратница… Развод! Только это спасет их обоих…

– Мсье Бонапарт…

– Господин генерал…

Вскочив, он устремил взгляд на запертую дверь. Не может быть – это Гортензия и Эжен. Теперь к матери присоединились и они.

– Не покидайте нас, мсье Бонапарт! Эшафот уже лишил нас отца, так неужели мы лишимся и нашего защитника? Мы вас так любим!..

Странно. Он и не предполагал, что за такое короткое время успел привязаться к этим детям. Бедные сироты, что они видели в жизни после смерти своего отца?

– Если вы нас покинете, мама умрет, – подал голос Эжен. – И мы…

Языки пламени в камине отражались в его наполненных влагой глазах. Бонапарт вдруг почувствовал, что очень несчастен без этих людей, стоявших сейчас за дверью и мечтавших его обнять. Когда прозрачные бисеринки потекли по небритым щекам, он не выдержал и, резко повернувшись к камину спиной, решительно направился к двери…

* * *

Нелепая гибель Жубера свела на нет планы Эммануэля Сийеса. Будь генерал жив, 18 брюмера произошло бы намного раньше. По крайней мере, к осени 1799 года для осуществления переворота все было готово. Дело оставалось за малым – за той самой «саблей», которой теперь так не хватало. Почувствовали это и сами военные; не дожидаясь приглашения, они начали прощупывать почву самостоятельно. Зашевелились Моро, Бернадот, Лафайет и даже Пишегрю. Все инстинктивно потянулись на запах горячего пирога – бесхозной власти.

Этот запах ударил в ноздри Бонапарта еще во Фрежюсе. Он же окрылил надеждой. Ничего не потеряно, но следует спешить. И действовать, немедленно! В голове роятся мысли одна смелей другой. Они, эти мысли, как оперные увертюры – окрыляют, а потом куда-то испаряются.

В Париж с нарочным летит письмо: «Египет огражден от любого вторжения и полностью принадлежит нам!.. Газеты я получил лишь в конце июля и тотчас вышел в море. Об опасности и не думал, мое место было там, где мое присутствие казалось мне наиболее необходимым. Это чувство заставило бы меня обойтись и без фрегата и, завернувшись в плащ, лечь на дно первой попавшейся лодки. Я оставил Египет в надежных руках генерала Клебера…»

Если уж защищаться – то нападая. Только не оправдываться. И не давать им атаковать! Слабость Директории – в ее медлительном самоувязании, нерасторопности, тугодумии. Лишь стремительный натиск приведет к победе…

Он появился в Париже с первыми лучами солнца 24 вандемьера VIII года (16 октября 1799 г.). В то же утро явился в Директорию. Это необходимо. Не стоило самое тяжелое откладывать на потом. С этого момента все знают: Бонапарт в столице. Но в течение двух дней генерала никто не видит; он заперся в своем особняке на улице Шантрен[86]. В Директории он появится лишь двадцать шестого. На сей раз – с официальным докладом.

«Залы и двор были заполнены лицами, – сообщала «Moniteur», – поспешившими увидеть того, кто год тому назад выстрелом пушки с лондонской башни был объявлен мертвым».

Уходя оттуда, Бонапарт облегченно вздыхает: нет и намека на то, чтобы обвинить бывшего главнокомандующего в трусости или дезертирстве, не говоря уж о каком-то предательстве. Он популярен, известен, любим. Такое чувство, что всем этим Баррасам и Сийесам просто совестно подвергать сомнению его героическую репутацию. Не делают этого и прочие важные сановники столицы. В Париже имя «покорителя Египта» на устах каждого – от портового грузчика до кокоток салона Терезы Тальен и интеллектуальных жеманниц вроде мадам де Сталь. Все говорят только о Бонапарте. И почти ни слова о Египте и покинутой французской армии во главе с бедолагой Клебером.

Мнение большинства по поводу возвращения кумира выразила герцогиня д’Абрантес: «…Бонапарт оставил Египет, потому что любовь к отечеству звала его во Францию; но когда он явился… сердце его замерло при виде того, что представлялось страшным сном. Куда ни взглядывал он, мы были везде на краю гибели, угрожаемые со всех сторон, без всяких средств защиты. Менее нежели в год исчезли все плоды наших удивительных побед в Италии; тысячеглавая гидра, порождение наших междоусобий, сама порождала междоусобия и губила нас; словом, мы находились в отчаянном положении».

С первых же дней пребывания во Франции Бонапарту стало ясно: он вернулся в нужное время, оказавшись там, где его давно ждали…

* * *

…Если, находясь в замкнутом пространстве, кому-то покажется, что он совсем один, велика вероятность ошибиться. Зачастую вас разглядывают — долго, внимательно, испытующе. Кто знает, возможно, даже сглатывая слюну. Например, из близлежащего угла, где по чьему-то недогляду давно никто не снимал… паутину.

За чередой ярких событий мы как-то забыли об одном нашем герое – Жозефе Фуше. А ведь он живет и здравствует. И даже все это время активно участвует в политической жизни страны. Жизнь французов, как мы помним, стала частью его собственной жизни. Особенно после того, как однажды он разогнал Якобинский клуб. Теперь его ненасытной паутиной опутана вся Франция. Время и деньги способны на многое.

Фуше – единственный, для кого возвращение Бонапарта не стало неожиданностью. Его шпионы везде – в египетских песках, на море, в тавернах и в салонах. Тысяча луидоров – и Жозефина Богарне (нет-нет, конечно же – госпожа Бонапарт!) делится с ним самым сокровенным: ее муж не собирается задерживаться на Востоке. То же подтверждали и те, кому надлежало знать все секреты братьев корсиканца. Вот она, будущая «сабля», о которой так мечтает Сийес! (Об этом Фуше тоже известно.)

Вся паутина незримо напрягается: грядут поистине великие дела. Терпение, железное хладнокровие и смертельная хватка – главные орудия Паука. И в этот раз они не оставят жертвам ни шанса. Но сначала как можно теснее сблизиться с этой генеральшей, Мари-Роз. Слишком много он знает такого, о чем эта женщина не хотела бы, чтобы узнал кто-то еще. Конечно, она явная плутовка. Но, несомненно, с большим будущим. И только факты, скрупулезно собранные им в одном кулаке, смогут удержать креолку в узде. А держать Фуше умеет…

Помирившись наконец с Жозефиной, Бонапарт почти двое суток блаженствует. Фортуна вновь повернулась к нему лицом! В семье мир, и он триумфатор. Пока, конечно. Пока. Жозефина из ненавистной изменницы превращается в любящую и преданную жену; а еще – в настоящую «боевую подругу». Наступать! Таково руководство к действию «звездной пары» в месяце вандемьер VIII года Республики. «Куй железо, пока горячо!» – надо думать, это пошло оттуда же.

Несколько дней Бонапарт принимает у себя, на улице Шантрен. Желающих прикоснуться к славе успешного всегда