Таежный гамбит - Юрий Достовалов

— Язвить тя в рот-от! — ворчал Васятка. — Того и гляди снесет!

— Ледостав скоро, — спокойно вторил Семка. — А ты взял бы левее, в аккурат течение бы и прибило к Свиному Уху.

— А я куда, по-твоему, беру? Туда и беру, глянь-кось!

Противоположного берега, однако, достигли без приключений. Привязав лодку в кустарнику, парни нырнули в бурелом, начинавшийся уже метрах в пяти от берега. Офицеры последовали за ними. Шли молча, офицеры вешили тропки прутиками с цветными тряпочками, набрасывали кроки[47] местности. Парни с любопытством наблюдали за художеством офицеров, молча переглядываясь и улыбаясь безусыми ртами. А про себя дивились, до чего ж выходит складно и похоже.

Спускались сумерки. От Верхнего Тамбовского удалились уже верст на пятнадцать. Заночевать решили в неглубоком распадке, укрывшись шинелями. Перед сном плотно поужинали. Офицеры вытащили из мешков тушенку, хлеб. Семка и Васятка, подмигнув им, угостили спутников вкусным подкопченным салом. В караул встали Васятка с Прониным. Через три часа их должны были сменить Семка и Чухно. Еще через три — Пронин с Межировым.

Пронин закурил и быстро задул спичку.

— Конперация? — спросил Васятка.

— Она самая, — улыбнулся подпоручик. — Ты не куришь?

— Не-е! Пробовал как-то, да не по душе оно. Горько.

— И то верно. Завтра до озера дойдем?

— Если только с солнышком тронемся. Да и то лишь к вечеру, тут верст двадцать ищо.

— И обратно тридцать пять, — прикинул Пронин. — Как раз послезавтра вечером должны возвратиться.

— Тогда придется всю завтрюю ночь идти, — подсказал Васятка.

— И пойдем, нам не привыкать. А ты что, боишься?

— Куда там! — обиделся парень. — Я хоть в солдатах и не был, однако на медведя сколько раз хаживал! С этим самым ружьем! — он хлопнул по ременной лямке, накинутой на плечо.

— Боюсь, что если нам встретится враг, то этот зверь будет пострашнее медведя, — предостерег Пронин.

— Ерунда! У меня жакан![48]

— А у них, возможно, будут трехлинейки, — не сдавался Пронин.

— Да вы посмотрите сами, ваше благородие, какой прок в такой гуще от винтовки-то? — Васятка провел руками по сторонам. Вокруг плотной стеной стоял лес. — Наверняка стрелять можно, только ежели близко подойти. А в таком случае нету разницы — винтовка, ружье ли. Жакан — он так изурочит грудь, что никакие врачи не спасут.

Пронин вынужден был признать правоту парня.

… Едва третий караул, Пронин и Межиров, выстояли свои три часа, как показался краешек тусклого таежного солнца. Разбудили спящих, наспех поели, умылись в ручье и пошли.

— Сейчас пойдут болота, — предупредил Васятка. — Они с виду неприметные, да оттого только опаснее. Чуть оступишься — скроет с головой!

— Ну вы подскажете, в каком месте обойти? — улыбнулся Межиров. — Не зря ведь староста вас провожатыми дал.

— Да вы не горюньтесь, ваше благородие, — вступился Семка. — Васятка он так, для словца болтает. Со мной вы ни в какое болото не угодите, я тут кажную тропку помню!

— Тоже мне, нюхач[49] сыскался! — проворчал себе под нос Васятка и зашагал насупившись.

— Вот за этим утесом и болотца, — Семка показал на открывшуюся впереди за поворотом и тяжело нависавшую над тропинкой каменную глыбу. — Вы все отметьте, чтобы потом, когда отряд пойдет, не угодить в них.

Межиров с Прониным принялись вешить тропинку, Чухно вытащил из мешка планшет и набрасывал кроки. Семка с Васяткой зашагали дальше, за утес…

— Стоять на месте! — раздалось откуда-то сверху, внезапно и оглушительно громко. — Руки! Кто такие!

Офицеры замерли, нехотя подняли руки и головы. На утесе вырос одетый в полушубок здоровенный детина с винтовкой.

— Влипли, господа, — шепнул своим Межиров. — Теперь только умереть достойно.

— Да, сдаваться нельзя, — согласился Пронин. — За себя уверен, за парнишек не очень.

— Не шептаться, ваши благородия! Ближе подойдите! — скомандовали с утеса. Офицеры увидели, что на утесе рядом с детиной возник «максим» и пулеметчик разворачивет ствол в их сторону.

— С чего вы взяли, что мы благородия? — пробовал отшутиться Пронин. — Мы межевики, стараемся для местной артели.

— Бесполезно, Сергей Викентьевич, — шепнул ему Межиров. — Нельзя попадаться. Прощайте! — он выхватил из-за пояса наган и выстрелил в детину. Срывая с плеча карабин, отпрыгнул в кусты. Детина полусогнулся и присел, чертыхаясь. Пулеметная очередь просвистела над головой Пронина, резанула по кустам. Он прыгнул в сторону и ударился головой о корягу. Пробуя вытащить наган, потерял сознание. Пользуясь замешательством красных, Чухно успел сорвать карабин и выстрелил в пулеметчика. Передернул затвор, прицелился, но упал, сраженный выстрелом из-за утеса. Оттуда бежали двое красноармейцев в шинелях и с винтовками наперевес.

Все произошло настолько неожиданно, что Семка с Васяткой, хоть и слыли бывалыми охотниками и следопытами, растерялись и сперва стояли, как вкопанные, наблюдая, как погибает Чухно, как из кустов уже из карабина стреляет Межиров.

Потом Семка пришел в себя, саданул Васятку в грудь, и оба покатились по тропинке, вываливаясь в снегу. Семка привстал с колена, вскинул ружье и выстрелил в подбегавшего бойца. Тот остановился, выронил винтовку и обеими руками начал царапать по груди, а из-под пальцев, обагряя серую шинель, хлестала алая кровь. Семка следом выстрелил из второго ствола. Другой красноармеец как бежал, так и грохнулся ничком.

— Айда на выручку! — толкнул Семка приятеля. Оба вскочили в рост и бросились в кусты, откуда вел огонь Межиров. Но не добежали: пулеметная очередь положила их обоих на полпути к укрытию.

Из-за утеса выбежали еще трое. Пригибаясь, они перебежками скакали к кустам, на ходу стреляя из винтовок. Межиров замолчал, перезаряжая карабин. Красноармейцы бросились уже смелее. Но Межиров опять открыл огонь. Упал еще один. Двое залегли. Дело решил пулеметчик. Переведя ствол на кусты, он стал поливать их плотным свинцом, пока не с них не облетели все листья. А когда вышла вся лента, повисла звенящая тишина. Красноармейцы подошли ближе и увидели сквозь голые ветки мертвого Межирова. В левой руке он все еще сжимал карабин, а правая намертво застыла на затворе…

Подпоручика Пронина нашли неподалеку. Он был по-прежнему без сознания. Красноармейцы осторожно подняли его и уложили на толстые еловые лапы. К ним подошел молодой боец китайской внешности в матросском бушлате. Но по своим манерам и начальственному тону он вполне сходил за опытного большевика.