Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола - Василий Седугин

Вадим определил этот момент по тому, что факелы перестали двигаться; их прикрепили к стене на время сна. Взяв в руки крюк, он с силой кинул его на стену, следом за ним заструилась веревочная лестница. Бросок был удачным. Подождав немного и убедившись, что его никто не обнаружил, быстро вскарабкался на стену, сбросил лестницу, а сам спрыгнул по ту сторону стены и вскоре скрылся среди домов. Он шел к маленькой избушке. Почему-то казалось, что там его ждет Велижана, что она чутьем угадала, что он явится этим утром, и сейчас сидит у двери, прислушиваясь к шороху…

С трепетом подходил Вадим к заветному жилью. Сколько радостей и надежд было связано с ней! Каким радужным и безоблачным казалось будущее и как разом все обрушилось! Теперь он, бывший хозяин города, крадется затравленным волком, осторожно ступая и оглядываясь по сторонам…

Окна в избушке были темными. Он легонько стукнул в дверь. Послышались шаги, звякнула щеколда, и в открытую дверь выглянула старушка.

– Кого там нелегкая принесла в такой ранний час?

– Это я, Вадим, бабуля. Ты одна?

– Одна. Кому еще быть? Проходи, не бойся. Давно никого не было, в одиночку тут маюсь.

Вадим ступил в темноту. Старушка пошарила в углу, стала высекать кремнем огонь, зажгла трут, а потом лучину. Вадим огляделся. Как тут все было знакомо и мило! Вот широкая кровать, на которой он с Велижаной предавался любовным утехам, небольшой столик, на котором он раскладывал яства и питье, специально подобранные по вкусу любимой, а иногда подарки, купленные у византийских или хазарских купцов, вызывавшие у нее бурю восторгов… Даже вид светца – деревянной стойки с железной рогулькой наверху из трех пальцев, на которых лежали лучины – вызывал у него умиление. Часто зажигал он его по ночам чтобы еще раз полюбоваться лицом ненаглядной…

– Велижана навещала тебя? – спросил он.

– Ни разу не была. Да и что ей делать? Одна как перст кукую, никому не нужная.

– С кем она живет? По-прежнему с мужем?

– Какое там! Сразу к родителям ушла. Говорят, звал Багута к себе, да отказалась.

– Пригласи ее. Отправляйся прямо сейчас, немедленно!

– Бегу-бегу! Только много ли прыти в моих ногах? Постараюсь как можно быстрее дойти.

Старушка ушла. Вадим то начинал ходить по избе, то садился на кровать, то вновь вскакивал. Время тянулось неимоверно медленно.

Наконец на крыльце послышались шаги, и в комнату влетела Велижана, со стоном бросилась на грудь, от рыданий не могла вымолвить ни слова. Наконец отстранилась, влажными от слез глазами стала глядеть ему в лицо, шепча ласковые слова:

– Жив, жив, сокол мой… Ненаглядный мой… Так долго ждала тебя…

Весь день и всю ночь они пробыли вместе. Между словами любви он спрашивал ее о том, что изменилось в Новгороде после вокняжения Рюрика, как относится народ к новому правителю.

– Я почти не выхожу из дома, – отвечала она. – Только недавно родители отстали от меня с упреками. Поэтому что я могу знать? Из их бесед и разговоров других людей я поняла, что особых перемен не произошло. Дань не повышена. Потеснили грабителей и разбойников. Вече несколько раз собиралось, что-то решало, мирно расхолилось.

– Как в народе относятся к Рюрику? Что говорят? Ведь чужой человек явился княжить!

– Да какой он чужой? Славянин. Из тех краев, откуда наше племя пришло. К тому же внук Гостомысла…

– Так что, выходит, про меня и забыли совсем?

– Откуда мне знать, милый? Я каждый день тебя вспоминала, все глаза проплакала…

– Если случится заваруха, за кем пойдет народ: за мной или за Рюриком? – задал он самый больной для него вопрос.

– За тобой, мой родной, за тобой. Разве город может забыть своего любимца?

Втайне надеялся Вадим получить от Велижаны ответы на многие мучившие его вопросы, но так ничего не добился. Баба есть баба. Ничто их не интересует, кроме семьи и ненаглядного. Более того, она принялась уговаривать его не возвращаться обратно, а остаться жить с ней или уехать куда-нибудь в другой город. Можно в Смоленск, стольный город кривичей, или спуститься по Днепру в Киев, в страну Русь. У нее есть кое-какие запасы, отец с матерью дадут, хватит им для безбедного существования. Она непривередлива, многого не надо, будет довольствоваться малым, лишь бы он был рядом с ней…

– Глупости говоришь, – недовольно прервал он ее. – Как могу бросить своих товарищей по борьбе? Разве я похож на предателя или тем более на труса? А ведь так и расценят мой поступок те, кто остался в лесу и ждут меня, моего возвращения. Они бросили все, чтобы вернуть меня во власть. Живут в ужасных условиях, терпят голод и холод. А я их кину и сбегу в другую страну. Как мне жить после этого?

Ранним утром стали прощаться.

– Возьми меня с собой, не могу я без тебя, – упрашивала она.

– Где ты будешь жить? – возражал он. – Представь тесную землянку, нары в два яруса, одни мужики…

– Выроем отдельную землянку… Ты же собирался взять меня в леса!

– Можно и вырыть, мужики быстро соорудят. Но за мной постоянно охотится Рюрик. Вдруг нападут, куда я тебя дену? Сам я сел на коня и был таков. А с тобой как? Это не мирная охотничья жизнь. Идет война за власть. Жестокая, как любая война. Не могу я подвергать тебя риску.

Он убеждал ее, но сам не был уверен в своей правоте. И уже по пути в лагерь на Волхове подумал, что, наверно, следовало прихватить ее с собой, поселить в ближайшем селении. Если бы случилось нападение, жители скрыли бы ее… Ехал и тоской заливало сердце, так хотелось снова увидеть ее, прижать к себе это милое трепетное тельце…

В январе 863 года от селян пришло известие, что Рюрик прибыл в Ладогу для сбора дани. Вадим когда-то сам ездил ежегодно в полюдье и хорошо знал этот путь: из Новгорода он шел в Ладогу, потом в Белоозеро. К приезду правителя страны местные князья собирали в определенных местах шкурки куниц, бобров, чернобурых лисиц, невериц-белок, мед, воск, за ними приезжали сборщики дани – вирники, емцы, сороки и данники. Кроме этого, во все время полюдья они должны были кормить и поить княжеских дружинников и сопровождавших их лиц – конюхов, ездовых, кашеваров, ремесленников, чинивших седла и сбрую, и различных слуг.

Вадима интересовали амбары для склада и сортировки дани, сусеки для запасенного зерна, испеченного хлеба, масла. Можно было, конечно, напасть на них и ограбить, но тогда вывезенное добро не засчитывалось бы как дань и тогда местному населению во второй раз пришлось бы собирать товары и продукты для новгородского правителя, и тем самым он восстановил бы селян против себя. Дань надо было отнять у слуг Рюрика. Для наблюдения за их передвижениями он ежедневно посылал своих людей, которые дежурили на дорогах, ночевали у селян, толкались среди жителей Ладоги.