Суета вокруг кота - Татьяна Устименко

— А мне оно зачем? — презрительно фыркнул Бублик. — В канаву бросили, под кустом закопали… Мне без разницы.

Ну, ему-то, может, и без разницы, зато Сидор обернулся и одарил меня долгим испытующим взглядом, исполненным недоверия. Я тут же глупо захлопала ресницами и кокетливо заулыбалась, пытаясь обмануть его интуицию. Нахмуренный лоб лжестарлея разгладился, он отвернулся и пробормотал что-то нелестное относительно моих скудных умственных способностей.

«Фух, пронесло! Кажется, все прошло гладко и они ничего не заподозрили! — незаметно перевела дух я. — Но получается, дабы раскрыть тайну Врат, мне придется самолично найти могилу Паучкина, да еще, пожалуй, и спуститься в нее? Брр, а я, как назло, терпеть не могу мертвецов!..» — Ошарашенная этой мыслью, я встала как вкопанная.

— Шагай давай! — Один из конвоиров несильно толкнул меня в спину прикладом автомата.

Я вздрогнула от неожиданности, покачнулась и чуть не упала.

— Не стоит так девушку пугать, еще заикаться, чего доброго, начнет! — Сидор наигранно галантным жестом поддержал меня под локоток. — Тем более мы уже пришли.

Он отпер серую железную дверь, почти незаметную на фоне столь же серой стены, и сделал короткий жест, предлагая мне переступить порог камеры, в которой они содержали Кирилла. Охранник гадко усмехнулся и сунул мне в руки рюкзак с котом. Я с деланым равнодушием пожала плечами, тщетно пытаясь усмирить бешено заколотившееся сердце, и шагнула вперед.

Принято считать, что когда наша жизнь заполнена смыслом — то в ней уже нет места подвигу. Ибо смысл бытия постигается рассудком, а подвиги совершаются отнюдь не от ума, но сугубо под влиянием эмоций. И победить свои эмоции еще не удавалось никогда и никому.

— Кирилл! — заорала я, едва переступив порог камеры.

А ведь всего мгновение назад обещала себе, что засуну свои эмоции в… в общем, куда подальше и постараюсь сдерживать свои дурные сердечные порывы. Но куда там!.. Стоило мне лишь увидеть его — сидящего на нарах, с осунувшимся, потемневшим от усталости лицом, с синяком под глазом и ссадиной на скуле, как я одним прыжком перелетела через камеру и бросилась любимому на шею. Рюкзак вновь звучно шлепнулся на пол, издав ушибленный мяв, а Кирилл едва успел подняться мне навстречу…

— У тебя ничего не болит? — лепетала я, обхватив шею своего нао закованными в наручники руками. — Они тебе не навредили?

— Наплевать на меня. Ты-то сама как? — не менее взбудораженно выспрашивал Кирилл, осыпая мои чумазые щеки сотнями торопливых поцелуев.

— Я — нормально. А вот увидела тебя, и совсем хорошо стало! — совершенно искренне отвечала абсолютно счастливая в тот момент я. — Главное, ты цел и невредим, ну почти невредим, — я осторожно, губами, прикоснулась к его ссадине, — а остальное не важно!

Получив мой поцелуй, Кирилл расплылся в широкой, радостной улыбке.

— Браво, браво! — Эту идиллическую сцену внезапно нарушили чьи-то громкие, издевательские хлопки. — Потрясающе милуетесь, голубки. Меня аж на слезу пробило…

Мы с Кириллом синхронно обернулись.

Привалившись спиной к двери, Сидор с интересом наблюдал за встречей разлученных влюбленных и даже нам аплодировал. Рядом с рослым братом злорадно похихикивал коротышка Бублик.

— Брависсимо, бис, просто прелестно! — продолжил ехидничать Сидор. — В натуре — любовная сцена Ромео и Джульетты, только балкона не хватает. Видел я как-то этот спектакль в постановке некоего весьма известного театра, но признаюсь — им до вас далеко! Стопроцентная эротика в чистом виде, я даже возбудился… А вы продолжайте, дорогие, не стесняйтесь нас. Ведь мы с братом, если чего, вам и свечку подержим. — Он демонстративно пихнул Бублика в бок.

Мы с Кириллом сконфуженно отшатнулись друг от друга и покраснели.

— Сидор, дружище, а тебя каким ветром сюда занесло? — искренне удивился мой нао.

— Дружище? — Я в гневе рванула цепочку наручников, но металл выдержал, не поддался моему напору. — Да он же предатель, шпион, двуличный обманщик!

— Ничего не понимаю! — огорчился Кирилл, усаживаясь обратно на нары и недоуменно потирая лоб. — Мы же с тобой столько лет знакомы…

— Ничего личного, — спокойно ответил лжедружище. — Времени у нас полно, торопиться некуда, поэтому слушай, рассказываю все по порядку. — И он принялся обстоятельно излагать частично уже известные, но по большей части совершенно незнакомые мне факты.

— Хочешь сказать, я не совсем обычный человек, а какой-то мутант? И ты специально следил за мной долгие годы? — растерянно поинтересовался Кирилл, выслушав длинный, пространный, изобилующий различными отступлениями рассказ Сидора. — И родители мои совсем не просто так погибли?

— В автокатастрофе, — согласно кивнул лжестарлей. — Я это дело старательно изучил. Их смерть умело замаскирована под несчастный случай, но уверен — там не обошлось без участия Айвалин. Похоже, их обоих долго пытали перед смертью, а затем тела положили в машину и столкнули ее с обрыва. Типа водитель не справился с управлением, да еще был пьян, как показало вскрытие…

— Отец не пил! — тяжело чеканя каждую букву, уверенно заявил Кирилл. — Мне на момент их смерти едва исполнилось семь лет, да и стерлось многое потом из памяти, но это я помню отлично — отец спиртное вообще не употреблял, как и мама… Думаешь, их пытали из-за меня?

— Точно. — Сидор вытащил из пачки беломорину и с наслаждением закурил. — Убийцам были нужны совсем не они, а ты.

— Меня тем летом на базу отдыха отправили, — Кирилл потянулся, тоже взял папиросу и непроизвольно сжал ее в кулаке — на пол посыпалась табачная крошка, — военно-спортивную. Я тогда как раз первые успехи в карате делал. Стремительные… — Его губы исказила кривая, страдальческая усмешка, ибо болезненные воспоминания никому легко не даются. — А после похорон родителей меня сразу же забрали в спортивный интернат. Там я и жил до окончания школы…

— И ничего странного ты тогда за собой не замечал? — с подначкой поинтересовался Бублик.

— Замечал, — сурово кивнул мой нао. — Мама всегда старалась меня сдерживать, чтобы я не выставлялся, чтобы всегда был как все — не выделялся из коллектива. И всегда выступала против спортивной секции, они с отцом много на эту тему ругались. Мама говорила, что мне нельзя себя проявлять. А отец злился и частенько напоминал ей о том, что мне все равно рано или поздно придется научиться себя защищать. Я тогда их не понимал… Вот, значит, о чем они спорили… — Кирилл утер одинокую, скупую слезу, скатившуюся по его щеке. — Я ведь в детстве никогда ничем не болел. И потом, — он хмыкнул, — тоже. Представляете, вообще никогда и ничем. Даже когда весь класс грипповал. Как-то, в шестнадцать лет, на спор спрыгнул с пятого этажа и даже ногу не вывихнул… А потом лучше всех и бегал и стрелял, и раны на мне как на собаке махом заживают… Ну ты сам знаешь. — Он почти виновато взглянул на Сидора и отвернулся. — Но я же этого не хотел! За что мне такое проклятие?