Аэропорт - Артур Хейли

Не обращая внимания на снег, который крутило вокруг него словно в фильме «На юг со Скоттом», Патрони раздумывал, прикидывал различные варианты.

Он решил, что ещё есть шанс вытащить самолёт, запустив все двигатели. Это скорее всего могло бы дать результат. Если же ничего не получится, придётся прибегнуть к помощи подъёмных мешков — одиннадцати мешков из нейлона, которые размещаются под крыльями и фюзеляжем и надуваются воздухом, нагнетаемым под давлением. Вслед за мешками под колёса самолёта подводятся тяжёлые домкраты и затем под ними выкладывается твёрдый настил. Но процесс это длительный, трудоёмкий и сложный. Патрони очень надеялся, что удастся этого избежать.

— Придётся сделать перед машиной глубокие и широкие подкопы, — объявил он. — Мне нужны траншеи по шести футов шириной перед каждым из колёс. И чтобы эти траншеи шли под небольшим углом вверх. — Он резко повернулся к Ингрему. — Копать придётся изрядно.

Старший техник кивнул.

— Это уж точно.

— Когда подкоп будет закончен, мы включим двигатели и рванём вперёд на полную мощность всеми четырьмя. Это должно сдвинуть его с места. А когда он сдвинется и полезет вверх по траншее, мы завернём его вот сюда. — И носком тяжёлого сапога он прочертил по мокрому снегу эллиптическую линию, ведущую к-бетонированной дорожке. — И ещё одно: надо положить перед колёсами как можно больше толстых брёвен. Найдутся у вас такие?

— Есть немного, — сказал Ингрем. — На одном из грузовиков.

— Сбросьте их и пошлите шофёра — пусть поищет ещё. Пусть опросит все компании и службы аэропорта.

Наземные рабочие, находившиеся рядом с Патрони и Ингремом, крикнули, чтобы и остальные вылезали из автобуса. Двое из них сняли покрытую снегом парусину с грузовика, который привёз сюда инструменты и лопаты. Лопаты тотчас раздали теням, двигавшимся за полукругом ярких огней. Снег порой мел с такою силой, что людям трудно было разглядеть друг друга. Они ждали лишь приказания, чтобы приступить к делу.

У дверцы в передний отсек «боинга» всё ещё стоял трап. Патрони указал на него.

— Хозяева там?

— На борту, — буркнул Ингрем, — Сам идиот командир и первый пилот.

Патрони в упор посмотрел на него.

— Они доставили вам много хлопот?

— Дело не в том, что они мне доставили или чего не доставили, — заметил Ингрем, — а в том, что они ни черта не хотят делать. Когда я прибыл на место, я сказал, чтобы они дали двигателям полную тягу, как вы сейчас говорили. Если бы они это сразу сделали, думаю, самолёт бы уже выбрался отсюда. А они струсили и только ещё глубже засадили его в грязь. Командир допустил большую промашку и сознаёт это. И теперь он до смерти боится, как бы не поставить машину на нос.

— Будь я на его месте, — усмехнулся Джо Патрони, — я бы тоже, наверное, этого боялся. — Он так обкусал свою сигару, что она вся размахрилась. Он бросил её в снег и сунул руку в карман парки за другой. — Я позже поговорю с командиром. Внутренний телефон подключён?

— Да.

— Вызовите в таком случае кабину экипажа. Сообщите им, что я приступил к делу и скоро буду у них там, наверху.

— Есть. — И, подойдя к самолёту, Ингрем скомандовал двадцати наземным рабочим, стоявшим у машины: — А ну, ребята, начинайте копать!

Патрони сам схватил лопату, и вот уже полетели в сторону снег, земля, грязь.

Пока он по внутреннему телефону переговаривался с пилотом, сидевшим в своей кабине высоко над ними, Ингрем вместе с одним из механиков уже укладывал застывшими, онемевшими руками первую доску в ледяную грязь у колёс самолёта.

На взлётном поле — когда ветер менял направление и менялись границы видимости — вдруг появлялись огни садящегося или взлетающего самолёта, и пронзительный вой реактивных двигателей оглушал работающих. Но рядом с ними полоса три-ноль оставалась пустынной, на ней царила тишина.

Патрони прикинул: потребуется, наверное, около часа, прежде чем удастся сделать необходимый подкоп, включить двигатели «боинга» и попытаться выкатить большой лайнер. Значит, надо менять рабочих, рывших двойные траншеи, которые уже начали приобретать необходимую форму, — пусть по очереди греются в автобусе, всё ещё стоявшем неподалёку на рулёжной дорожке.

Было уже половина одиннадцатого. Если повезёт, подумал Патрони, то вскоре после полуночи он уже будет дома, в своей постели — с Мари.

И, стремясь приблизить желанную минуту, а также чтобы согреться, Патрони ещё усерднее принялся кидать снег и грязь.

11

В «Кафе заоблачных пилотов» капитан Вернон Димирест заказал чашечку чая для Гвен и чёрный кофе — для себя. Кофе — так уж положено думать — поддерживает тонус. Прежде чем они сядут в Риме, за этой чашкой чёрного кофе последует ещё десять — двенадцать. И хотя пилотировать самолёт должен был сегодня Энсон Хэррис, Димирест отнюдь не собирался устраивать себе отдых и распускаться. В воздухе он редко допускал такое. Как большинство опытных пилотов, он прекрасно сознавая, что только те из авиаторов достигли преклонного возраста и спокойно почили в своей постели, кто на протяжении всей службы держался начеку и был готов к любой неожиданности.

— Мы что-то очень уж молчаливы сегодня, — прозвучал в его ушах приятный, с мягким английским акцентом голос Гвен. — Мы, кажется, не произнесли ни единого слова с тех пор, как вошли в аэровокзал.

Всего несколько минут назад они покинули взлётное поле, когда стало известно, что вылет откладывается ещё на час. Им удалось захватить укромный столик за перегородкой в глубине кафе, и теперь Гвен, держа в руке раскрытую пудреницу, глядела в зеркало и поправляла волосы, выбившиеся пышной волной из-под элегантной шапочки стюардессы. Взгляд её тёмных выразительных глаз скользнул по лицу Вернона.

— Я молчу, потому что думаю, только и всего, — сказал Димирест.

Гвен облизнула губы, но не тронула их губной помадой: служебные правила строго-настрого запрещают стюардессам пользоваться косметикой в общественных местах. К тому же Гвен вообще редко прибегала к ней: у неё был превосходный цвет лица с очень нежным румянцем — счастливый дар, которым природа награждает многих англичанок.

— Думаешь? О чём же? О тяжкой травме, которую нанесло тебе известие, что у нас с тобой будет ребёночек? — Гвен ехидно улыбнулась и отбарабанила скороговоркой: — Капитан Вернон Уолдо Димирест и мисс Гвендолин Элайн Мейген сообщают о том, что в непродолжительном времени они ожидают появления на свет их первого ребёнка, ммм… кого именно? Нам это пока неизвестно, разумеется. И станет известно только через семь месяцев. Ну что ж, не так уж долго ждать.

Димирест не произнёс ни слова, пока официантка подавала им кофе и чай, потом взмолился:

— Ради бога, Гвен, постарайся же быть серьёзной.

— А зачем нам это? Тем более раз это не нужно мне. Ведь если кому и следовало бы тревожиться, так, наверное, мне.

Димирест уже собирался возразить, но Гвен отыскала его руку под столом. Выражение её лица смягчилось.

— Не сердись. Я понимаю, что это в самом деле несколько ошеломляющая новость… для каждого из нас.

Именно этого признания Димирест и ждал. Он сказал, осторожно выбирая слова:

— Ничего особенно ошеломляющего в этом нет. Более того, нам совершенно не обязательно обзаводиться ребёнком, если мы этого не хотим.

— Понятно, — бесстрастно произнесла Гвен. — Я всё ждала, как и когда ты к этому подберёшься. — Она щёлкнула крышкой пудреницы и спрятала её в карман. — Когда мы ехали в машине, это уже чуть-чуть не сорвалось у тебя с языка, верно? Но в последнюю минуту ты передумал.

— Что я передумал?

— Ну брось, Вернон! К чему это притворство? Мы же оба прекрасно понимаем, что ты имеешь в виду. Ты хочешь, чтобы я сделала аборт. С тех пор как ты узнал, что я беременна, ты ни о чём другом не думаешь. Разве не так?

Вернон неохотно кивнул:

— Верно.

Манера Гвен прямо и решительно ставить точки над «i» всегда неприятно его обескураживала.

— Так в чём же дело? Или, по-твоему, я первый раз в жизни слышу об абортах?

Димирест невольно оглянулся, но шум разговоров, звон посуды, как всегда, заглушал голоса.

— Я не был уверен в том, как ты к этому отнесёшься.

— А я и сама ещё не уверена. — На этот раз и Гвен заговорила серьёзно. Опустив глаза, она рассеянно смотрела на свои руки, на свои сплетённые пальцы — тонкие, длинные, гибкие пальцы, которые всегда приводили Димиреста в восхищение. — Я ведь тоже думала об этом. И всё же — не знаю.

Это его приободрило. Во всяком случае, она не отрезала ему сразу все пути, решительного отказа пока не последовало.

Он старался говорить спокойно, рассудительно:

— Право же, это единственный разумный выход. Ситуация, конечно, не особенно приятная, но, по крайней мере, всё очень быстро останется позади, а если с медицинской точки зрения всё будет сделано как надо, то это совершенно безопасно и не грозит никакими осложнениями.