Кортес - Михаил Ишков

"На войне мудрость и осмотрительность значат не менее, нежели самая буйная доблесть".

План, в общем, был прост и бесхитростен - прежде всего следовало захватить пушки, потом броситься на штурм главного храма, на высотах которого разместился сам Нарваэс. Сандовалю как приставу Веракруса было приказано арестовать его. Тому, кто первым пробьется к Нарваэсу и попытается схватить его Кортес обещал три тысячи песо, второму - две тысячи, третьему - тысячу. Лозунгом нам служил призыв: "Espiritu santo!" (сноска: Дух святой!).

...Который раз мне приходит на ум - почему Кортес в ту ночь ни разу не обмолвился о связях и дружбе, установившимися со многими из войска Нарваэса? Думаю, что в этом особенно ярко сказался талант полководца: обстоятельства требовали всей нашей храбрости, и он не хотел нас охлаждать посторонними надеждами.

Мы отчаянно сражались в ту ночь. Сразу, как только забили барабаны, заиграли пищалки, мы выступили вперед. Никогда не забуду, как переправлялись через ручей, раздувшийся от дождей - ни зги не видно, ноги то и дело обрываются, тяжелая ноша мешает и тянет в воду. Но раздумывать некогда. С величайшей резвостью бросились мы на пушки - враг успел выстрелить только из четырех орудий. Три ядра просвистели над головами, четвертое, увы, угодило в цель и уложило трех наших товарищей.

Не менее удачлив оказался Сандоваль. Скоро он загнал Панфило Нарваэса на вершину пирамиды, там кто-то нанес ему страшный удар пикой в лицо, выколол глаз. Тот сдался.

К утру все было кончено. В конце концов Ордас и Олид склонили к сдаче и сорок человек конницы, которых в тот момент не было в городе. Разоружив весь корпус Нарваэса, Кортес отрядил Франциско де Лугу к берегу, где стоял флот, чтобы тот привел его к покорности и проследил, чтобы ни один корабль не снялся с якоря и не вышел в море, держа курс на Кубу.

Так и случилось. Капитаны и кормчие с большой охотой присягнули на верность Кортесу. До них уже дошли слухи о небывалых победах дона Эрнандо. Особенно убедительными доводами были богатые подарки, которые раздал Луга. К своему удивлению он узнал, что моряки до сих пор за всю службу не получили от Нарваэса и медного грошика.

Однако радость моих товарищей была недолгой. Вечером следующего дня Кортес велел освободить наших прежних противников, как офицеров, так и солдат за исключением Нарваэса и Сальватьерро, которого во время штурма прохватила медвежья болезнь. Как он с таким слабым желудком собирался отрезать уши дону Эрнандо, ума не приложу! Но вернемся к пленным. Подобное милосердие ещё куда ни шло, если бы капитан-генерал не приказал вернуть им все снаряжение, взятое в бою. Недовольство было немалое, ведь многие из наших уже успели обзавестись за их счет - кто лошадкой, кто отличным клинком, кто доспехами или иной ценной вещью и никому не было охоты расставаться с этим. Мы указывали капитан-генералу, что это законная добыча, ведь Нарваэс формально объявил нам войну. Но Кортес остался непреклонным. Скрепя сердце мы вынуждены были повиноваться. Мне пришлось расстаться с конем при полном снаряжении, с двумя шпагами, тремя кинжалами и прекрасным щитом...

Против подобного решения выступил также Алонсо де Авила, заслуженный вояка, никогда не скрывавший свое мнение. Вместе с патером Ольмедо они серьезно возражали против подобной меры. Они указывали, что напрасно дон Эрнандо разыгрывает из себя Александра Македонского, который, как известно, после побед честь и добычу отдавал побежденным, а не своим соратникам. Ведь и на сей раз все подарки и подношения индейцев, прибывших поздравить нас с победой, были распределены не между нашими офицерами, а между командирским составом Нарваэса. Это не дело, это раздражает, ибо такие поступки припахивают черной неблагодарностью.

Кортес ответил, что вовсе не претендует на лавры Александра Македонского, и готов отдать нам все, что имеет, но в настоящий момент иначе поступить нельзя, так как прежних врагов следует расположить к себе подарками и обещаниями, ведь их во много раз больше нас. Что, если они взбунтуются? Тем не менее Алонсо Авила не унимался, В конце концов Кортес отрезал:

- Кто не желает повиноваться, должен уйти! Испанские матери рождают много детей, и каждый испанский мальчонка - будущий солдат.

- Странное дело! - горячо возразил Авила. - Со временем из этих мальчишек почему-то получаются одни только генералы. Порой труднее достать солдат для генералов, чем генералов для солдат!

С тех пор между ними пробежала черная кошка, и Кортес при удобном случае отослал от себя Авилу - направил его в Испанию для вручения императору гардероба и сокровищ Мотекусумы, что, как известно, закончилось бедой. Корабль был атакован и захвачен французским корсаром Жаном Флорином.

Несколько дней мы отдыхали в Семпоале. Планы у Кортеса были широкие. Он намеревался послать одну экспедицию под командованием Хуана Веласкеса де Леона на завоевание страны Пануко, другую под началом Диего де Ордаса на реку Гуакасуалко, однако в самом начале июня в Семпоалу прибыли два тласкальца. За ними следом письмо Альварадо. Известие были потрясающее.

Теночтитлан восстал!

Глава 10

Струна лопнула. Кортес не мог скрыть негодование - с таким трудом усмиренная страна внезапно взбунтовалась. Был утерян контроль над всеми городами, лежавшими на пути в Теночтитлан, кроме Тласкалы. Никто, правда, не осмеливался оказать вооруженное сопротивление так неожиданно укрупнившемуся испанскому войску, спешащему в столицу на выручку Альварадо, но каково было дону Эрнандо видеть перед собой пустые улицы и площади. Его гордость была задета. Он похвалялся перед вновь обретенными подчиненными, что население будет встречать вас криками ликования, подношением многочисленных и богатых даров.

Не было ни толп народа, ни цветов, ни гирлянд, ни жирных, откормленных кур, ни фруктов и овощей. При приближении войска жители прятались и поселения казались вымершими. Каждая мера кукурузного зерна выдавалась с многочисленными проволочками, местные касики все поголовно сказывались больными и на время прохождения колонны исчезали из городов. В эти непростые дни Кортес столкнулся с новой серьезной проблемой - солдаты и офицеры, прибывшие с Нарваэсом, скорее напоминали банду отъявленных головорезов, чем регулярное войско. С большим трудом, с помощью плетей и других дисциплинарных взысканий Кортесу удалось удержать новобранцев от мародерства и грабежей. В такой сложной обстановке всякое насилие, всякая стычка с местными индейцами были смерти подобны, поэтому он не жалел солдат и после коротких привалов и недолгого ночного отдыха гнал и гнал их вперед. С ветеранами было проще - этим не надо было объяснять, что такое толпы озверевших индейских воинов, которые штурмовали дворец Ашайякатла. Последние сообщения, полученные в Тласкале, звучали более обнадеживающе. Или зловеще... Как посмотреть. После победы над Нарваэсом Мехико затаилось. По сведениям тласкальских лазутчиков, ацтеки прекратили штурм дворца, однако отряд Альварадо был взят в плотное кольцо блокады. Полностью прекратился подвоз продовольствия и доставка воды. Хвала Господу, что на территории дворцового комплекса один из солдат дона Педро обнаружил источник чистой и свежей воды. Находку сочли подлинным чудом, дон Эрнандо был склонен разделить это мнение, так как вода в озере Тескоко солоноватая и непригодная для питья. И вдруг на низком болотистом острове, на котором был выстроен Теночтитлан, забил родник!..

Известие об источнике стало единственным сообщением, которому можно было безусловно доверять. Все остальные новости противоречили друг другу, разобраться в них было попросту невозможно. Альварадо в своем послании ссылался на мифический заговор, который он, по примеру дона Эрнандо, решил предотвратить изрядным кровопусканием. Следом к Кортесу явились четверо ацтекских вельмож и со слезами на глазах просили строго наказать жестокого Тонатиу, который посмел устроить бойню в день самого главного праздника дня восхваления Уицилопочтли. Скоро в лагере появился гонец от Мотекухсомы, принесший устное сообщение, в котором тлатоани решительно открещивался от всякой связи с мятежниками, тем более от пособничества им.

Все они лукавили, и, даже объединив все сообщения, он никак не мог составить верную картину начавшегося бунта. Наконец дон Эрнандо - уж совсем неожиданно - получил письмо от донны Марины из Тлакопана, куда за день до того, как Кортес собрался выступить против Нарваэса, испанцы отправили всех женщин. Письмо было написано на испанском языке, с грубыми ошибками удивительно, как эта женщина сумела отыскать среди охранявших солдат грамотного человек? Воистину для неё не существовало преград!

Донна Марина писала, что ситуация сложилась критическая и единственной мерой, которая могла бы облегчить положение осажденных, явилось немедленное прибытие дона Эрнандо в Теночтитлан. Затем в письме, как гром с ясного небо, следовала фраза: "Как раз этого делать нельзя, потому что в этом случае все испанское войско окажется в окружении и так удачно начатое дело закончится крахом. Все мы гибнем из-за глупости и жадности Альварадо, который вполне оправдывает нашу ацтекскую пословицу. Вот как её можно перевести - велика фигура да дура. Я могу только надеяться на строгий и беспристрастный суд, которому ты подвергнешь это наше "солнышко"...