Мент - Андрей Константинов

Алик сидел, скрестив ноги, посреди зала. Рядом с ним (или, пожалуй, при нем) на корточках примостился весь из себя особо опасный — полосатый — нанаец с лунообразным лицом. Вдвоем они составляли законченный гротесковый жанровый рисунок: Представители уголовного мира старой России… Это вам не какой-нибудь Бобыль-гитарист. Это… ой, фикса какая! Ну… точно — вор!

А вору нужно себя проявить. Тем более что вокруг него с полосатым уже образовался кружок татуированных шакалов.

Зверев сидел невдалеке в обществе Василия, четырех чеченцев из личной гвардии Дудаева и милиционера-татарина, который возвращался в тринадцатую зону из больнички. С чеченцами Зверев заговорил сам. Привлек их внешний вид: все были подтянутые, в одинаковой защитной полувоенной форме, натовских шнурованных ботинках… от них веяло силой, спокойствием. Что-то подтолкнуло Зверева, и он спросил: а куда, мол, вы, ребята? — В Нижний Тагил. — Менты? — Нет, гвардия Дудаева, но оформили нас, как сотрудников. — Ну, значит, вместе едем. Давай познакомимся…

К их разговору присоединился татарин-милиционер. Так вот они группкой и сидели, расспрашивали татарина о тринадцатой зоне… А вору нужно себя проявить. Объектом для своего выступления он избрал Зверева. Видимо, потому, что запомнил по этапу. Потому что не блатного, не лагерного вида Зверев ехал в вагоне вместе с особистом Василием.

Алик Алапаевский сидел, делал значительный вид и поглядывал в сторону компании, расспрашивающей татарина о жизни в красной зоне. Искал повод, а повода не было… Но если хорошо подумать, то, глядишь, и найдется.

— А вот некоторые, — еказал он громко, обращаясь к луномордому нанайцу в полосатом, — некоторые жрут в три глотки, курят хороший табак… а на записку вора, что, мол, вор с нами едет, зашлите вору, по-сучьи тихарятся.

Он произнес свою тираду, обращаясь к нанайцу. А посмотрел на Зверева. Сашка все понял, но отвечать не стал. Он только внимательно посмотрел на Алика, усмехнулся… Нанаец и шакалы тоже посмотрели в их сторону.

— И по масти темные очень личности бывают: то ли пидор, то ли какой мальчишечка подментованный… никак не пойму.

Молчать дальше было глупо.

— Ты про меня говоришь? — спросил Зверев громко.

— Может, и про тебя… Хочешь потолковать — подсаживайся, угости сигаретками по-братски. Тогда и разговор будет.

— Подсаживаться к тебе мне незачем, я и здесь хорошо сижу. А сигарет не жалко — угощу, — Зверев вытащил пачку «Мальборо», швырнул. Один из шакалов ловко поймал и передал Алику. Вор распечатал и — оцените красоту жеста — угостил всех присутствующих. Шакалы и нанаец задымили. Авторитет господина Алапаевского резко поднялся.

— А все равно масти темной, — глубокомысленно сказал вор. — Никак не пойму.

Он искал конфликта. Или, скорее, безоговорочной капитуляции. Ведь он-то — вор, а перед ним — явный баклан-первоходок… Василий сидел с непроницаемым лицом. Насторожились чеченцы. Зверев снова решил пойти на компромисс… но компромисс жесткий, пресекающий дальнейшие споры.

— Я не пидор, — ответил он спокойно. — Сам должен понимать: Василий с пидором в одном купе не поехал бы. Да и ты сейчас мою сигарету куришь… И людей угостил. Ежели я пидор, то и ты, выходит. И все они тоже.

Алик закашлялся, шакалы растерянно уставились на него. Ситуация, по зоновским понятиям, была весьма двусмысленной. Полосатый нанаец вынул сигарету изо рта и рассматривал ее, как будто видел впервые… Вор, наконец, откашлялся и сказал:

— Я знаю, что ты не пидор. (Шакалы и нанаец облегченно вздохнули.) Василий — опытный бродяга, опомоить себя и братьев не даст… А не мент ли ты?

— А какое это имеет значение? Мент, не мент. Был бы человек нормальный… а кто он по жизни — дело десятое.

— А… — сказал вор, — вот теперь мне ясно, под кого ты косишь.

— Это не я, это ты косишь, — ответил Зверев. Ему уже стала надоедать эта пустая болтовня.

— Да ты знаешь, кто я такой?

— Знаю. Ты Алик Алапаевский. Косишь под вора.

Алик встал, принял картинную позу. Быстро вскочили шакалы. Зверев тоже встал. Назревала драка. Он нисколько не боялся драться, даже в одиночку он сумел бы крепко вставить этим картонным уголовникам… Он не боялся, но считал драку нерациональной.

— Конфликта хочешь, Алик? — спросил Сашка. — Нет вопроса — получишь. Вот только знаешь, чем кончится?

— Чем же? — оскалился вор. — Думаешь, ты крутой и всех поломаешь?

— Всех поломает охрана, Алик… Через минуту влетит наряд с собаками, дубинками и черемухой. И не разбирая, кто вор, а кто мент, всех поломает, наденет наручники и — в карцер. Если ты этого хочешь, — давай. Я готов.

Слово было сказано… И хотя Зверев снова смягчил ситуацию и предложил компромисс, вору отступать было поздно. Огромный зал отстойника затих. Медленно поднялись на ноги и встали за спиной Зверева чеченцы и татарин. Сашка заметил краем глаза, как отошел в сторону Василий. Он и не думал осуждать особиста. Драться на стороне ментов тот не мог, на стороне вора — не хотел… он просто отошел в сторону.

А драка была уже неизбежна. Две группы напряженных мужиков стояли друг против друга… Сама по себе группка Алапаевского никакого интереса не представляла. Но если в наэлектризованной атмосфере отстойника кто-либо выкрикнет лозунг: Бей ментов! — предсказать, как поведут себя усталые и озлобленные люди, нельзя. Многие из них искренне считали виновниками своих несчастий милиционеров, прокуроров и судейских.

— Бей ментов! — выкрикнул Алик Алапаевский. Голос звучал истерично. Нечеткое эхо повторило крик. Две группы мужчин в центре зала двинулись навстречу друг другу… До трагедии, до драки, в результате которой появятся искалеченные, а возможно, и убитые, оставалось несколько секунд. За этим последует карцер или — дополнительный срок, как это было в случае с Василием.

…Дверь с грохотом распахнулась, в отстойник вбежал прапорщик с овчаркой на поводке, за ним другой, третий. Лаяли псы. Усталые вэвэшники мгновенно оценили ситуацию, взялись за дубинки.

— А ну вдоль стен все, уроды! — громко, пытаясь имитировать злость, выкрикнул прапорщик. Голос все равно звучал устало и равнодушно. — Черные — направо, красные — налево, пидарье — в дальний угол!

Арестанты разбрелись кто куда. Бесновались собаки… Только что усталый курносый прапорщик предотвратил убийство. Возможно — не одно. Он об этом не думал. Он просто делал свою работу.

…А вот Зверев думал. Чеченец со странным именем Ваха хлопнул его по плечу и сказал:

— Молодец, Саша. Ты вел себя правильно. Как мужчина ты вел себя с этим шакалом… Когда Ваха это сказал, Сашка пробормотал в ответ что-то неопределенное, а про себя подумал: неправильно. Неправильно я себя вел. Кому было бы легче, если бы я убил Алика Алапаевского?… Следствие, суд, новый срок. А у меня нерешенные задачи на воле. И я должен сделать все, чтобы выйти как можно скорее и решить их.

Я стану самым образцово-показательным зэком в Красной Утке.

Перед тем как развести людей по камерам, их положено ошмонать. А теперь представьте себе обыск сотни человек силами нескольких замотанных прапорщиков… хороший, качественный досмотр! Это означает и личный досмотр и досмотр багажа. Ну, представили? А еще знакомство с личными делами, а еще баня. Положено после этапа всех прогнать через баню… Какой, к черту, досмотр и баня?! Разогнать бы сволочей по камерам да хряпнуть побыстрей стакан водки.

Досмотр проводился бегло, формально. Вещи вообще не шмонали. «С собой в камеру можете взять по пачке чая, по две пачки сигарет. Все манатки остальные — в камеру хранения. Некогда с вами валандаться», — сказал пожилой капитан в сильно заношенной шинели. — «Вопросы есть ко мне?… Тогда на досмотр, и всех вас разгоним по норам. Баиньки».

Когда очередь на досмотр дошла до группы красных, Зверев сказал капитану:

— Командир, я бывший сотрудник, капитан уголовного розыска. Мы все вместе (он кивнул головой на ребят) на Тагил этапируемся. Нельзя ли нам баньку организовать?

— Сделаем… на Тагил-то вы только через неделю уйдете. Чем еще могу помочь?

— Там вор один борзеет… ищет конфликта. Чуть до драки дело не дошло. Как-то надо бы на место его поставить, что ли… А то орал: бей ментов!

— Кто? — просто спросил капитан, блеснув глазами в красных прожилках.

— А, знакомое мурло! — обрадовался он, когда увидел Алика. — Ну-ка, иди сюда, жертва режима.

С независимым видом Алик Алапаевский вышел из строя.

— Здрас-сьте, гражданин начальник. Давненько мы с вами не встречались.

— Шмутье на стол. Сам раздевайся. Быстро, блядь!

Прапорщик вывернул на стол содержимое сумки, начал быстро и привычно прощупывать вещи. С недовольным лицом Алик снял свой полушубок.

— Все снимай, — сказал капитан, — догола.

— Да ты что, начальник? Ты же меня знаешь!… — возмутился Алик.