Имаджика: Пятый Доминион - Клайв Баркер

— Мой говорил то же самое. Но, по-моему, в конце концов он пожалел, что не проверил этого на собственном опыте. Я хочу сказать, что если все это шарлатанство, то и вреда никакого быть не может.

— Да нет, я верю, что во всем этом есть зерно истины, — сказал Блоксхэм.

— Ты веришь в другие Доминионы?

— Ты же видела эту чертову тварь, которую располосовал Годольфин.

— Я видела представителя вида, ранее мне неизвестного, вот и все. — Она остановилась и взяла с полки первую попавшуюся книгу. — Но иногда я задумываюсь, а не пуста ли крепость, которую мы охраняем. — Она открыла книгу, и из нее выпал чей-то локон. — Может быть, все это выдумки, — сказала она. — Наркотические сны и фантазии. — Она поставила книгу на место и повернулась к Блоксхэму: — Ты что, действительно пригласил меня сюда только для того, чтобы проверить неприкосновенность хранилища? Я буду чертовски разочарована, если это так.

— Ну, это не совсем так, — сказал он.

Хорошо, — ответила она и двинулась в глубь лабиринта.

2

Хотя Юдит и пригласили на новогоднюю вечеринку в несколько мест, она никому ничего твердо не обещала. Теперь, после всех сегодняшних несчастий, это обстоятельство доставило ей некоторое облегчение. После того как тело Тэйлора увезли, она предложила Клему остаться с ним, но он отказался, спокойно сказав, что ему нужно какое-то время побыть одному. Однако ему будет приятно знать, что в случае необходимости она ответит на его телефонный звонок. Он сказал, что свяжется с ней, если совсем уж расклеится.

Одна из вечеринок, на которую ее пригласили, должна была состояться в доме прямо напротив ее квартиры и, судя по воспоминаниям, обещала быть шумной. Она и сама несколько раз бывала там, но в этот вечер у нее не было желания находиться в чьем-то обществе. Если в новом году дела пойдут так же, как в старом, у нее нет никаких оснований праздновать подобное событие. В надежде, что ее присутствие останется незамеченным, она задернула шторы, зажгла несколько свечей, поставила пластинку с концертом для флейты с оркестром и стала готовить себе легкий ужин. Моя руки, она заметила, что на ее ладонях и пальцах остался голубоватый налет от камня. Несколько раз за этот день она ловила себя на том, что вертит его между пальцами, и опускала в карман, чтобы через несколько минут вновь обнаружить его у себя в руках. Непонятно, каким образом она могла не заметить образовавшегося налета? Она стала яростно тереть руки, чтобы смыть въевшуюся пыль, но, когда кожа высохла, налет стал еще заметнее. Тогда она пошла в ванную, чтобы изучить это странное явление при более ярком свете. Это была вовсе не пыль, как показалось ей сначала. Краситель проник в кожу. К тому же окрасились не только ладони, но и запястья, которые — она была в этом абсолютно уверена — не соприкасались с камнем. Она сняла кофточку и к ужасу своему обнаружила, что голубоватые пятна покрывают ее руки вплоть до локтей. Тогда она начала разговаривать с собой вслух, как обычно делала, когда была сбита с толку.

— Что это такое, черт возьми? Я становлюсь голубого цвета? Да это просто смешно.

Может быть, это было и смешно, но не особенно. Ее желудок свело судорогой паники. Неужели она заразилась от камня какой-то болезнью? Не потому ли Эстабрук и спрятал его подальше от чужих глаз?

Она включила душ и разделась. Новых пятен на своем теле она не нашла, но это было не слишком сильным утешением. Сделав воду погорячее, она шагнула под душ и принялась яростно оттирать пятна, взбивая обильную пену. От горячей воды в сочетании с охватившим ее чувством паники у нее закружилась голова. Испугавшись, что может потерять сознание, она вылезла из ванны и протянула руку к двери, чтобы открыть ее и впустить немного свежего воздуха. Но намыленная ладонь скользнула по дверной ручке, и, выругавшись, она обернулась за полотенцем. Перед ней в зеркале возникло ее отражение. Шея была голубой. Кожа вокруг глаз тоже была голубой. Лоб был голубым, до самых волос. Она попятилась от этого гротескного зрелища и прижалась к влажным от пара кафельным плиткам.

— Это мне только кажется, — сказала она вслух.

Она вторично взялась за ручку, на этот раз дверь открылась. От холода Юдит покрылась гусиной кожей с головы до ног, но была рада этому. Может быть, холод поможет стряхнуть это обманчивое видение. Поеживаясь, она отправилась в освещенную свечами гостиную. Там, на кофейном столике, лежал кусок голубого камня и смотрел на нее своим глазом. Она не могла припомнить, когда достала его из кармана, да еще к тому же так продуманно водрузила на столик в окружении свечей. Присутствие камня заставило ее задержаться на пороге. Внезапно ею овладел суеверный страх, словно этот камень обладает силой василиска и может превратить ее плоть в то же вещество, из которого состоит сам. Если это действительно так, то было уже поздно пытаться что-то предотвратить. Ибо каждый раз, когда она брала камень в руки, он устремлял на нее свой взгляд. Ощущение неизбежности придало ей храбрости. Она подошла к столу, взяла камень и, не давая ему времени вновь овладеть ее волей, швырнула его изо всей силы в стенку.

Отправляясь в полет, камень милостиво дал ей возможность понять, какую ошибку она совершила. Пока она отсутствовала, он полностью подчинил себе комнату, стал более реальным, чем рука, которая его бросила, и чем стена, о которую он должен был удариться. Время и пространство стали его игрушками, и, стремясь его уничтожить, она отделила одно от другого.

С тяжелым, глухим стуком камень ударился о стену, и в этот момент Юдит оказалась выброшенной из самой себя, словно кто-то проник в ее голову, вырвал ее сознание и швырнул его в окно. Тело ее осталось в комнате, которую она покинула, и не имело никакого отношения к путешествию, в которое ей пришлось отправиться. Из всех чувств у нее осталось только зрение. Над пустынной улицей, влажный асфальт которой поблескивал в свете фонарей, она поплыла к порогу дома напротив. Там стоял квартет гостей — трое молодых людей, окруживших слегка нетрезвую девушку. Один из юношей нетерпеливо стучал в дверь. В это время самый мощный представитель мужского трио влеплял девушке поцелуй за поцелуем, незаметно для других лапая ее груди. Юдит заметила выражение беспокойства, появлявшееся на лице девушки между смешками, увидела, как ее руки сжимались в маленькие жалкие кулачки, когда ухажер вдавливал язык ей между губ. Потом она увидела, как девушка приоткрывает рот навстречу его поцелуям — скорее от покорности, чем от похоти. Когда дверь открылась и четверо новых гостей ввалились в праздничный гул, она полетела прочь, взмывая над крышами и вновь опускаясь, для того чтобы стать мимолетным свидетелем других драм, которые разворачивались в проносящихся мимо домах.