Семейный долг для истинного наслаждения - Екатерина Дибривская

Однако, стоило нам только переступить порог, как нас встретил сюрприз. Виктория. Собственной персоной. Восседающая на моём месте за столом.

Я проглотила неприятный ком. Вот и второй звоночек. Добро, мать вашу, пожаловать!

Гоша гостье был не рад и всячески избегал общения. Но та всё-таки столкнулась с нами в тесном закутке, всячески игнорируя меня, перешла сразу к делу.

Соблазнительно облизнула губы, выпятила грудь вперёд и томно прошептала (на всеуслышание):

– Георг, ты как? Не заскучал в компании своей ханжи-жены? Может, заехал бы проведать? По старой памяти... Я бы угостила тебя чем-нибудь пряным… Остреньким... Как ты любишь.

Гоша лукаво улыбнулся и приблизился к ней. Я замерла от близости его губ к её.

– Моя любимая жена отлично готовит, Виктория. Так вкусно, что от сладкого сводит зубы. Так пряно, что я закипаю изнутри. Так остро, что я не верю в реальность происходящего. Оставь меня в покое, перестань делать вид, что от тебя что-то зависит, когда это не так.

Он резко отпрянул от пылающего гневом лица брюнетки и, обняв меня за плечи, рассмеялся, продолжая прерванный разговор.

– Ах, сладенькая, видела бы ты лицо заказчика, когда он принимал бумагу! Он, очевидно, решил, что я долбанный сказочник, когда я пообещал ему такую партию бумаги в столь короткий срок. Но мы справились, Оля. Вместе. Ты и я. Спасибо, сладенькая, без тебя я бы не осилил это.

– Всегда пожалуйста, – я улыбнулась мужу. – Ты же знаешь. Любая поддержка. Любая помощь. Всё принадлежит тебе.

– Знаю, и поэтому люблю тебя ещё больше.

Виктория прошла мимо, смерив меня уничтожающим взглядом. Но что мне до злобной бывшей, когда мой муж не сводит с меня своих счастливых глаз?

За исключением этого инцидента, вечер протекал спокойно. И лишь перед самым отъездом случилось то, что послужило окончательным третьим звонком в колокол, что звонил по наши души.

Георгий

Какое счастье, что этот безумный вечер подходил к концу! Кажется, я даже дышать боялся из-за присутствия Виктории. Ольга сидела весь вечер, натянутая как струна. Зажатая и чопорная. Совсем не такая, к которой я привык. А та, чужая, из прошлого. С первых дней нашей встречи.

Я был готов разорвать мать в клочья за то, что она снова вмешивалась в мою жизнь. За то, что снова пыталась внедрить в неё Викторию. Разрушить мой идеальный брак. Разрушить мою счастливую жизнь.

Я терпел весь вечер заигрывания и неслучайные прикосновения под столом от своей бывшей. И как же меня это доконало! Как же мне хотелось сорваться и послать их обеих к чёрту! Я не сделал этого по одной простой причине – это расстроило бы мою жену.

Хотя теперь я жалел, что не сказал сразу. Очень сильно жалел.

Виктория уже стояла в дверях, расцеловывая воздух рядом с мамой, когда мы с Ольгой пересекали холл по пути из столовой в кухню. Оля не хотела оставлять грязную посуду на столе до понедельника, зная, что никто, кроме деда, не озаботится уборкой. А напрягать его она не хотела.

– Ну-ну, – усмехнулась Виктория, – пока ты, деточка, прибираешь тарелки, твой муж за столом так и будет наслаждаться моими ласками. Скажи же, Георг, тебя завела эта маленькая интимная игра – мои руки, скользящие по твоим ногам, обхватывающие твой...

Звон разбившейся посуды заставил её на мгновение замолчать, но она тут же звонко рассмеялась.

Ольга так и стояла, глядя в пол. Туда, где лежал старинный фарфор, разбитый вдребезги. Я перехватил тарелки одной рукой и свободной попытался обнять Ольгу. Я хотел прижать её к себе, спрятать, защитить. Но получил сопротивление.

Оля скинула мою руку и прошипела в мне прямо в лицо.

– Руки убери, Беспалов!

Я пытался её удержать, но она вырвалась и побежала в сторону лестницы, перескакивая через ступеньки. Она взлетела на второй этаж и скрылась из виду. А потом я услышал её отчаянный вопль.

От охватившего меня ужаса я даже не сообразил избавиться от посуды. Так и рванул за ней с грязными тарелками наперевес.

Ольга стояла посреди длинного коридора, напротив кабинета моего дедушки. Руки, прижатые к губам. Взгляд, направленный в открытую дверь. Слёзы, струящиеся по её лицу.

Она перевела взгляд на меня и зашлась в рыданиях.

– Гоооооша, – вырвалось с всхлипом из её груди.

Я медленно подошёл, и она обняла меня. Я нерешительно заглянул в кабинет.

Посреди помещения, с рукой, прижатой к центру грудной клетки, лежал мой дед. Он удивлённо раскрыл рот, словно до последнего не верил в реальность происходящего. Его глаза, подёрнутые мутной мёртвой пеленой смотрели прямо на нас.

Звон посуды меня вывел из ступора. Я добил фарфор. Безразлично мазнул взглядом по осколкам, отодвинул от себя Ольгу и шагнул в кабинет.

Как я и ожидал, в остывающем теле моего дедушки больше не было жизни. Он поднялся в кабинет чуть больше часа назад. Видимо, тогда его и подвело сердце.

Я закрыл ему глаза. Опустился на колени. И заплакал.

Я снова превратился в маленького пятилетнего мальчика. Рыдал взахлёб. Эмоции рвали моё сердце.