Вернадский - Лев Гумилевский

В морской воде рассеяны 40–50 разных элементов. Они могут быть найдены в каждой ее капле. Так, в морской воде есть марганец в количестве десятимиллионной доли процента. Это число кажется ничтожным. Однако оно производит в биосфере огромный эффект: именно эти «следы» создают с помощью геохимической энергии жизни такие отложения марганцевых руд, какими являются, например, руды Закавказья — в Чиатури. В них содержатся миллионы тонн металла. То же рассеяние будет и в твердой земной породе и в каждом твердом минерале. В одном кубическом сантиметре кальцита находятся сотни триллионов атомов йода. В каждой извести, выделенной из любого минерала, представляющейся нам химически чистой, содержится в одном кубическом сантиметре кальцита квадрильоны и десятки квадрильонов атомов марганца.

С точки зрения обычного анализа эти тела кажутся нам химически чистыми и однородными. В природе их нет. Самый чистый кальцит, или горный хрусталь, всегда проникнут рассеянными атомами. И атомов этих в нем миллионы миллионов.

Для понимания геохимических процессов это явление имеет большое значение. Есть элементы, для которых подавляющее количество их атомов находится в таком состоянии рассеяния. Это прежде всего элементы рассеяния — литий, йод, бром, галлий, индий, скандий, иттрий, цезий и рубидий, а затем, конечно, радиоактивные элементы. Сюда же Вернадский относит циклические элементы и элементы редких земель. Значительная часть их атомов находится также в состоянии рассеяния. Но рассеянное состояние для них не является столь характерным, как для тория, урана или радия. Для радия соединения вообще неизвестны, и все его атомы находятся в состоянии рассеяния. Большая часть атомов тория, урана и рубидия находится в том же состоянии.

Таким образом, в земном веществе, помимо соединений, находится огромное, невообразимое количество атомов, причем некоторые из них могут находиться в распаде и выделять при этом тепловую энергию.

Количество таких могущих распадаться атомов, конечно, меньше того, которое наблюдается в форме молекул или дает кристаллы. Оно, по-видимому, близко к десяткам квинтильонов в кубическом сантиметре.

Кажется невероятным, чтобы такое количество атомов могло разместиться в одном кубическом сантиметре, заполненном до конца газом или химическим соединением. Они должны найти место в заполненном до предела атомными системами пространстве. Это, вероятно, определяет их количество. Но это же указывает, что они должны находиться в особом состоянии.

Пытаясь представить себе это состояние, понять его, Вернадский напоминает о поразительной и странной, но вполне допустимой для наших современных атомных представлений картине материи некоторых звезд, например спутника Сириуса. Материя эта чрезвычайно тяжелая. Один кубический сантиметр воды весит один грамм. Масса, сосредоточенная в одном кубическом сантиметре самого тяжелого земного вещества — иридия, в 22 раза тяжелее воды. В спутнике же Сириуса масса кубического сантиметра в среднем в 53 тысячи раз тяжелее воды.

Представить себе такую массу можно, допустив изменение атомов, ее составляющих. Если атомы потеряют все электроны и будут состоять только из ядер, они могут дать вещества, кубический сантиметр которых будет в десятки тысяч раз тяжелее кубического сантиметра воды. Они могут и не потерять электроны, но электроны приблизятся к протону.

— Не видим ли мы в атомах рассеяния земной материи состояния, аналогичные открытым новым их проявлениям в космосе? — говорил Вернадский, заключая свой доклад.

Так, с каждым разом возвращаясь к ранее высказанным и разработанным идеям, Вернадский поднимал их на новую, высшую ступень, углубляя и расширяя идею, уточняя формулировки, открывая перспективы дальнейшего их развития.

Глава XXV

ДЕТИ СОЛНЦА

Животное или растение биолога не есть живое, реальное тело, не есть живой природный организм.

Реальный организм неразрывно связан с окружающей средой, и можно отделить его от нее только мысленно.

Лестничная площадка в академическом доме, на которую выходили двери квартир Вернадского и Павлова, несомненно, способствовала частым встречам их то у одного, то у другого. Но дружеские отношения великих ученых, потребность говорить друг с другом определяло не соседство в доме. Они покоились на необыкновенном совпадении их научного мировоззрения. Вернадский и Павлов в русской науке две стороны одного и того же явления — стихийного материализма.

Один геолог, другой физиолог, один исследователь косной материи, другой — живого организма, они одинаково исповедовали Единство Природы. Лишь в силу разделения труда один изучал среду, а другой — неотделимого от нее человека.

Когда-то Маркс пророчески написал:

«Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будет одна наука[8].

Этой единой науке и посвящались встречи двух крупнейших ее представителей то в столовой Павлова, то в кабинете Вернадского.

Иван Петрович был на четырнадцать лет старше Вернадского. Владимир Иванович познакомился с ним в то время, когда Павлов от физиологии пищеварения перешел к физиологии высшей нервной деятельности, доставившей ему честь и славу «старейшины физиологов всего мира». На XII съезде врачей и естествоиспытателей в Москве Павлов читал доклад о новой области научных изысканий. В другой секции на этом же съезде Вернадский выступал с докладом, в котором касался впервые вопросов рассеяния элементов. Для Вернадского это выступление знаменовало также начало нового периода творческой деятельности — геохимических представлений на фоне новой атомистики.

И Павлов и Вернадский в то время одинаково взволнованно переворачивали новые страницы своих жизней в науке и творчестве и были хорошо понятны друг другу.

В просторных коридорах университета между докладами в секциях, в частных беседах научные новости обсуждались с горячностью, неприличной на секционных заседаниях.

В такой частной беседе с несколькими лицами рассказывал Павлов факты, установленные им в учении об условных рефлексах. Он волновался, и живость его манер, жестов, обращений то к одному, то к другому особенно выделялась среди неопределенного отношения окружающих к тому, что он говорил.

Владимир Иванович зашел в круг слушателей. Иван Петрович подал ему руку и, продолжая свой рассказ, говорил:

— В сущности, интересует нас в жизни только одно: наше психическое содержание! Однако механизм его был и есть окутан для нас глубоким мраком. Все ресурсы человека — искусство, религия, литература, философия и исторические науки — все это соединяется, чтобы бросить луч света в этот мрак. Но, господа, человек располагает еще одним могущественным ресурсом: естественнонаучным изучением с его строго объективными методами!