Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает - Данил Корецкий

– Гирь! Агафон! Где вы ходите, обалдуи?! Контрабас ваш приехал, вы чё! Да при деньгах, да с пойлом!

У противоположного подъезда покачивался Полухин, которого они буквально час назад видели трезвым и печальным. Сейчас он радостно гоготал и не вязал лыка, а в руке держал авоську, из которой торчал французский багет с отгрызенной горбушкой.

– Это я закусь волоку! – проорал он и махнул им рукой. – Старуха ваша сказала, что без закуси на порог не пустит! А чача у Контрабаса – градусов семьдесят, считай, чистый спирт! Дуйте домой, живо, а то все выпьют!

Гиря и Агафон переглянулись. Вовка Контрабас, их старший брательник, был одним из немногих на районе, кого паленая водка и анаша не скрутили в бараний рог и не отправили в тюрягу. Собственно, от района он давно откололся. Отслужив срочную в ВДВ, Вовка устроился на контрактную службу, за что и получил прозвище Контрабас, и вот уже пять лет мотается по горячим точкам, зашибает бабки, изредка наведываясь в отпуск к родне, чтобы покрасоваться новенькими нашивками и выправкой, поучить Агафона с Гирькой премудростям жизни, – короче, показать, какой он орел и молодец. При этом деньгами сорить Вовка не любил, был скуповат. Подарки не дарил, в бары-рестораны не звал, но гулянку устраивал всегда: привозил баклажку-другую чачи или спирта, а иногда и канистру кислого вина. Ну, а Гирька с Агафоном руководствовались в жизни простым правилом: халява кислой не бывает, тем более в эпоху финансового кризиса. Где попойка, как говорится, там и праздник… Так что дважды звать их не пришлось. Забыв про особняк Мудозвона и бессовестно сияющую разноцветными огнями елку, братья рысью поднялись на третий этаж и радостно вломились в латаную-перелатаную дверь с выцветшим номером «23». Дверь, как всегда в торжественных случаях, была открыта.

…А в тесной «двушке» уже вовсю пахло достатком и праздником – подгоревшим салом и яичницей-болтухой, из старенькой магнитолы баритонил Шуфутинский, шлепали суетливо по полу тапки старенькой Нины Семеновны, доносился из кухни солидный Вовкин говор, звенело стекло, плыл дым, и стоял тот бестолковый и радостный шум, который невозможно разъять на составляющие его звуки и который всегда сопровождал начало серьезной пьянки.

– Ну что, доходяги, еще живы? Еще не загнулись от паленой водки? – снисходительно поприветствовал их Контрабас. Вовка был прапорщиком, но называл себя офицером и говорил всем, что вот-вот поступит в военное училище и обязательно станет майором.

Он сидел на табурете в полосатой десантной майке, открывавшей могучие плечи и руки. Из-под его подмышки выглядывало раскрасневшееся от чачи, улыбающееся девичье лицо с родинкой у краешка губ – то ли Вовка привез ее с собой, то ли зацепил какую-то из местных.

– А нас паленая водка не берет! Потому что мы ее тоже не берем! – солидно произнес Гиря, пожимая руку старшого и торопливо усаживаясь за стол.

– С коньяка на водку перебиваемся, здоровье бережем! – поддакнул Агафон.

– Мать, ну где ты там? – нетерпеливо крикнул он в коридор, где шептались о чем-то Нина Семеновна с Полухиным.

– Мы с Гирькой голодные, как не знаю кто! В грудях все пригорело!

– Подождете, дармоеды! – каркнула старуха. – Работать надо, самим зарабатывать!

Тренькнул дверной звонок, послышались голоса. Известие о приезде Контрабаса разнеслось по району, подтягивались его бывшие дружки и с ними всякий случайный сброд. Нина Семеновна криками и матом спроваживала самых назойливых. Полухин опять побежал за закусью, сегодня он за гонца. Не дожидаясь очередного наплыва халявщиков, Агафон с Гирей быстро маханули по стакану – за встречу. Потом Гиря объявил, что «между первой и второй перерывчик небольшой». Выпили по второй. Пришла Нина Семеновна, принесла винегретику. Тут настал черед и третьей. Старуха, не моргнув глазом, тоже выпила с сыновьями стакан крепчайшей чачи, томно отставив в сторону корявый коричневый мизинец.

– Жениться вам надо, доходяги, вот в чем проблема! – важно вещал Контрабас, тиская повизгивающую девку. – Вот женитесь, детей народите, сразу в порядок образумитесь! Некогда будет водку жрать! Мать, скажь?

– Где ж тая водка-то… – вздохнула Нина Семеновна. – Работать не хотят, все из дома тянут…

– А сам чего не женился-то? – возразил Агафон.

– Вот выучусь, получу майора – тогда и женюсь! Правда, Светка? – Контрабас склонил лицо к девке, как будто она его о чем-то просила. – А покамест нельзя, слишком опасная у меня работа! Даром боевые не плотют!

И начал он рассказывать про свои подвиги, пургу мести. Про свирепых горцев, про засады на вершинах, про скоротечные бои в «зеленке», да про то, как вдвоем с корешем заперли в ущелье целую банду ваххабитов, и как пьяный в одиночку построил целый аул, и как выходил один на один с иракским наемником и кулаком пробил ему темя…

– Вот так где-то! – продемонстрировал Контрабас, прикладывая свой огромный кулак к девичьей макушке. – И – хрясь! И две такие тонкие струйки, со спичку – вз-з-з! – прямо в рожу!

Нина Семеновна спокойно резала чеснок в салат и попивала из стакана. К опасностям, которым подвергался ее сын на службе, она относилась то ли безразлично, то ли фаталистически. А вот Гиря, уже хорошо поддатый, не поверил, рассмеялся:

– Да ладно тебе! Пацана чеченского какого-нибудь завалил по пьяни и хвалится!

– Не веришь, сука?! – взъерепенился Вовка Контрабас, даже привстал с места. – А вот это видел?!

Он отщелкнул клипсу на боковом кармане камуфляжных брюк и достал оттуда тяжелый пистолет вороненой стали.

– Видел?!

Гирька отпрянул в сторону от глядящего на него дула, чуть не свалился с табуретки. Но, похоже, Контрабас пока что стрелять не собирался.

– Ты гля, сюда смотри! – тыкал он младшему брату пистолет в рожу. – Маркировку видишь? Это не Китай. Это иракская модификация нашего «ТТ», их там до сих пор штампуют для армии!

Гиря глянул на Контрабаса, глянул на пистолет. Взял осторожно в руки, посмотрел, будто хорошо знал китайский и иракский языки или по крайней мере оружейные клейма. Даже протрезвел немного. Стальная машинка для убийства приятно оттягивала руку, от нее исходил запах машинного масла и пороха, а через прицел, похожий на ласточкин хвост, даже здоровенный Контрабас выглядел не грознее Агафона или того же Полухина…

– Зачем целишься, салабон?! Отдай! – Вовка отобрал пистолет, спрятал обратно в карман. – Так что понял, доходяга? Пистолет иракский, значит, и наемник тоже был иракский! А еще раз будешь зубы скалить, я тебе тоже два фонтана пущу, только из носа!

– Не, не, никаких вопросов! – поспешно объявил Гиря и даже руки на груди сложил в знак полного уважения. А сам при этом многозначительно посмотрел на Агафона.

И тот сразу все понял. Он всегда отлично понимал такие взгляды.

– Давай за настоящих мужиков, за русских офицеров! – объявил Агафон тост и наполнил Вовкин стакан до краев. – Ты, Вовка, все-таки молоток! Это ж надо, с одного удара положил его, гада!

– Ну, не так чтобы прямо с одного… – заскромничал было Контрабас. Однако тут же взял себя в руки. – Хотя где-то примерно так оно и было!

И, довольно крякнув, опрокинул в себя стакан.

…Через час с небольшим, когда Нина Семеновна, ворча и вздыхая, отправилась спать, Гиря ткнул в бок осоловевшего Агафона.

– Ну? – тот дернул тяжелой головой.

Гиря показал на Контрабаса. Старший брательник громко храпел, уткнувшись лбом в стол. Деваха его куда-то исчезла вместе с Полухиным, прихватив с собой баклажку с остатками чачи. Агафон почесал лоб, встал и прикрыл дверь в коридор.

– Смотри за ним, – шепотом сказал Гиря. – Если проснется, хряснешь вот этим по башке.

Он показал на здоровенную салатницу с остатками лука, масла и плавающими в нем островками сигаретного пепла.

– Иначе он нам обоим бошки отшибет!

Но к крайним мерам прибегать не пришлось. Гиря наклонился, расстегнул боковой карман на Вовкиной брючине и быстро достал пистолет. Контрабас продолжал храпеть в стол.

– Пошли, быстро!

Только выбежав из подъезда и выскочив на улицу, они перешли сперва на быстрый шаг, потом на обычный. Оба все время оглядывались.

– Да нет, он только утром прочухается, – тяжело дыша, сказал Агафон. – Нам надо пару дней перекантоваться, а потом он уедет… Ты молодец, быстро сообразил!

– А то! – довольно ухмыльнулся Гиря. – Пойдем в тепляк, где мы ночевали, когда мамка из дома выгнала… Только надо еще бухла взять. И закусь.

– На какие шиши?

– А вот на какие! – Гиря распахнул куртку и показал черную рифленую рукоятку. – Заодно потренируемся. А завтра пойдем этого Мудозвона нахлобучим!

– Надо только хари спрятать…

У Гири была лыжная шапочка с прорезями для глаз – в ней он пару раз срывал шапки и дергал сумочки. Сейчас надел, раскатал и гордо выпятил грудь – вылитый гангстер! Агафон обвязал грязным платком нижнюю часть лица, как в кинухах про Дикий Запад. Так они и закатились в ночной ларек, Гиря стал размахивать пистолетом и истерически заорал: