Проходящий сквозь стены - Юрий Никитин

– Не бреши, – укорил я, – сама чувствуешь этот кайф. Ни тебя, ни меня не удивить траханьем. А вот так полежать…

После паузы она сказала тихонько:

– Извини, неудачно сострила. Ты прав. Вот так полежать до – совсем не то, что после. Со мной вот так первый раз, честно. Обычно все начинают сразу. Даже те, кто, держа в уме инструкцию по технике секса, сперва по пунктам выполняют все правила предварительного разогрева. Тоже суетятся и все время что-то делают, делают, делают…

Я почесал ей спинку, там сразу выгнулось горбиком, подставляя самые чесучие места, странное чувство счастья и блаженного покоя, исполненного мощи, длилось и длилось, пока оба не ощутили, что дальше тянуть рискованно, и разом сцепились в огненном клинче.

Глава 14

На другой день, выждав до обеденного времени, позвонил Вован. Я уже не спал, понятно, но он осторожно осведомился, не разбудил ли, я ж уехал с самой классной девчонкой, это ж дочка самого господина Барубина, я молча присвистнул, но заверил, что все в порядке: дочка высокопоставленных родителей уже подъезжает к дому после ночевки у подруги, а я почти не пил и дома, так что слушаю, говори, не надо этого про самочувствие, будто нам по сорок или, страшно подумать, по пятьдесят.

– Как тебе вечеринка? – спросил он.

– Классная, – заверил я. – Молодец, Вован. Совсем не было пьяных рож. И все настолько корректные, что я никого не запомнил.

– Спасибо, – донеслось из трубки. – Но тебя, правда, запомнили. Эльвира и Ванда интересовались, кто ты и что ты. А Женя так прямо вцепилась, все хотела о тебе знать. Впечатление ты произвел, произвел! Мне бы так.

– Да ладно, – ответил я, чувствуя себя польщенным. – Ты, как хозяин, блистал уже тем, что собрал такой народ. Рожи некоторых знакомы смутно…

– Смутно? – переспросил он. – А, ты жвачник не смотришь… Там они мелькают, мелькают. Слушай, Виталий, я вообще-то с вопросом…

– Давай твой вопрос.

– Нам бы еще рекламу хорошую, – сказал он с энтузиазмом. – Да не ту, дохлую, что в газетах или по емэйлам, а настоящую! По жвачнику – дорого, да и деньги на ветер, в рекламе сейчас ищут смешное, а не дельное. А вот если бы что-то оригинальное… Мир такой, что без раскрутки сейчас никуда! Промоушен, как говорят. И хотя у нас дела идут в гору, но я вижу, где можно отхватить хор-р-роший кусок рынка…

– Я над этим подумаю, – пообещал я.

– По радио? – спросил он с надеждой.

– Не обязательно, – ответил я.

– Неужели по жвачнику? – спросил он испуганно.

– Необязательно, – ответил я таинственно, – в рекламе важно искать неординарные решения.

– Здорово, – поддержал Вован подхалимски. – Тогда, шеф, мы пойдем в гору!

– По двое на виселицу, – уточнил я.

Даже в сопении по мобильнику я чувствовал, с какой надеждой Вован ждет от меня неординарных решений. Я заверил, что постараюсь помочь, хотя, по правде, идей пока нет, однако понятно, что надо придумать что-то небывалое, используя то, что умею только я.

Ночью пробрался в офис «Стальные мышцы», наших основных конкурентов, отпечатал на принтере пачку воззваний крупным шрифтом: «Лучшие спортивные добавки!» с указанием нашего телефона, вложил в конверты с адресами и положил в стопку приготовленных для отправки. До утра оставалось еще часа три, я собирался отправиться домой, но на глаза попался баллончик с распылителем краски…

Дом из белого аристократического кирпича, хотя в ночи выглядит серым, и я здорово трусил, когда высовывался из стены на высоте последнего этажа, четырнадцатого, и старательно выводил крупные буквы.

На короткую надпись с телефоном ушел почти час, я измучился так, что едва добрался домой. Мама ахнула, увидев меня усталого, исхудавшего и с красными ввалившимися глазами.

– Ты себя загонишь на такой работе!..

– Мама, – ответил я хриплым голосом, – зато мне снова прибавили в зарплате! И меня в пример ставят.

– Ночью опасно же, – простонала она.

– Я на служебной машине, – заверил я.

– Но кто ж ночью работает?

– Ах, мама, Москва никогда не спит!.. Если кто-то заказывает доставку среди ночи, он и платит впятеро больше! Какие курьеры отказываются, я таких заношу на серый лист, а тем, кто за любую работу берется, – повышаю зарплату. И сам, конечно, личным примером…

– Это хорошо, – ответила она убитым голосом, – что не отказываешься от работы… Вот сынок Грищенко и днем не хочет работать, все бы по девкам да вино за чужой счет… Но ты так надорвешься!

– Не надорвусь, – заверил я. – Зато в тридцать лет я подъеду к дому на новеньком «шестисотом», а сынок Грищенко будет мне мыть машину и протирать стекла.

Она скорбно умолкла, я отправился досыпать. Правда, выспаться не удалось: разбудил Вован и возбужденным голосом рассказал, что в офисе «Стальных мышц» сейчас шухер, ищут гада, который на их принтере распечатал рекламу крохотной сопливой фирмочки – это наша-то сопливая! – и разослал оптовикам. И еще пытаются добраться до надписи на стене и как-то соскоблить или замазать.

– Представляешь, – орал Вован, – какие-то верхолазы умудрились написать прямо на стене! Да не внизу, там бы сразу заметили и арестовали, это прямо перед милицейским участком, а на высоте!..

– Ладно, – сказал я властно, – не болтай много.

Он вскрикнул негодующе:

– Я что, не понимаю?.. Все разговоры могут прослушиваться…

– Умолкни, дурень, – отрезал я и отрубил связь.

В нашем доме тремя этажами ниже обитает одинокая и очень молодая женщина. С виду совсем девчонка, только по каким-то неясным признакам понимаю, что не ребенок, да и не оставят ребенку целиком квартиру. Правда, она не одна, по квартире носится огромный черный пес, втрое крупнее ротвейлера, модная ныне порода кане корсо.

Я вообще собак боюсь, даже маленьких, а кане корсо – такое чудовище, что с одного взгляда можно стать заикой. С виду похож на боксера, только увеличенная копия темного цвета, с огромной головой и налитыми злобой глазами, в которых никогда не бывает веселости и дружелюбия боксеров.

Девчонка не работает и не учится, но и на работника горизонтального промысла не тянет: вечерами всегда дома. Однако днем все-таки выходит в магазины, и в ее отсутствие я начал высовываться из стены почти под потолком и бросать зверюке куски мяса. В конце недели он уже не рычал, быстро сжирал мясо и с ожиданием задирал голову, не сводя горящих злобой глаз с моей руки.

Я постепенно опускался, теперь этот крокодил мог подпрыгнуть и достать меня за пальцы, но я готов и тут же отдерну в стену, пусть бьется мордой в бетон. Но этот кане то ли не дурак, то ли с теми, кто дает вкусное, предпочитает не ссориться, так что откусить мне пальцы не пытался.