Безнадежно влип - Наталья Юнина

уж, не так я себе все представлял. Противный внутренний голос так и шепчет – а не хер было все начинать. Жил бы себе спокойно, не зная проблем. Захотелось любви? Ну вот и получай. Да, за все надо платить.

Очередной звонок. И снова никто не берет трубку. И так по кругу.

Когда поздним вечером, уже ни на что не надеясь, я позвонил в очередной раз, и на звонок все же ответили, я, малость, охренел. Правда, быстро спустился на землю, услышав голос Берсеньева.

– Ты все не угомонишься, Мишань? – самое забавное, что я даже рад тому, что трубку взял Берсеньев, значит Маша все же на меня не обиделась.

– Хотел бы сказать, что рад вас слышать, но ни хрена не рад.

– Знаешь, за этим даже забавно наблюдать. Не думал, что ты на такое способен, – а я-то уж, блядь, как не думал. – Ты всегда мною воспринимался, знаешь, как этакий робот. Классический охранник без эмоций. И что с тобой стало, Мишка? Ты бесстрашный, что ли? Может, тебе попринимать что-нибудь для успокоения?

– Да, Машу в больших дозировках. Вы там еще не смирились, что дочь выросла и сделала свой выбор?

– А должен?

– Да пора бы уже. Вы же не идиот, зачем портить и без того херовые отношения с дочерью? Вы не можете не понимать, что Маша вас никогда не простит, если вы реально меня посадите.

– Миш, я тебя удивлю, но все со временем проходит.

– Рано или поздно вам это надоест. Может, не будем просирать время? Я, знаете ли, упертый. Если мне что-то надо, я от этого не отступлюсь.

– Дерзай. Посмотрим, что из этого выйдет. Мне даже интересно, как ты будешь добиваться моей дочери.

– Сука.

– Я?

– Сигарета. Упала на ковер.

– Осторожно, Мишань, квартиру еще спалишь. Спокойной ночи.

Гребаный выебистый хер! Ну, ничего, утру тебе нос, старый пердун. То же мне, блин, старый. От Маши, что ли, набрался?

***

Смотрю на толчок и хочется ржать. Несмотря на нервяк, желание хохотать никуда не деть. Ну кому скажи – не поверят. Дожидаться Машу в сортире – та еще романтика. За очередную неделю я, как самый настоящий псих, изучил все ее передвижения и кроме как туалета в кулинарной школе – встретиться тупо негде. Каждый раз перед уходом она сюда заходит. Проблема в том, что контроль за ней усилен и лысый долбоеб, гордо именуемый охранником, караулит ее возле двери. Поэтому куковать мне тут пришлось заранее. Облом будет, если Маша передумает сюда заходить.

Я напоминаю себе невротика, мысленно повторяющего про себя какую-то нелепую считалочку. Две недели не малый срок. Какая-то часть меня начинает сомневаться. А вдруг самой Маше это все на хрен не сдалось. Мало ли, как ей промывает мозг папаша.

– А, может быть, вы еще в кабинку зайдете и будете смотреть за тем, как я испражняюсь? – я определенно долбоеб. Услышав хорошо знакомый голос, сердце пустилось в пляс. Аж в ушах отдает. – Мало ли, личинку отложила не того цвета и неправильной формы? – да ты ж моя прелесть.

– Такого распоряжения не было.

– А какой смысл стоять под дверью? Четвертый этаж. Я не смогу отсюда спрыгнуть.

– Так положено.

– У меня понос, поэтому я буду долго.

– Столько, сколько потребуется.

Слышу, как дверь закрывается и Маша проходит внутрь. Включает воду. Аккуратно приоткрываю дверь кабинки. Она не сразу видит меня в зеркале. Но как только ловит мое отражение, меняется в лице. Открываю дверь шире. Несмотря на не самое лучшее место для встречи, Маша без слов залетает ко мне в кабинку. Виснет на мне, крепко обнимая в ответ. Херня все, не промыл папаша ей мозги.

Башкой понимаю, что не время и не место каким-то нежностям и уж тем более поцелуям. Но все происходит само собой. Оторваться уже сложно. К счастью, здравая часть меня все же просыпается. Нехотя отлепляю от себя Машу.

– У меня сразу забрали телефон, – шепчет Маша. – Это все Соня виновата.

– Причем тут кошка?

– Ну я положила, как ты и сказал, телефон в пакет в самую глубь кошачьего наполнителя. А Соня, как назло, захотела по большому и давай раскапывать себе ямку. Докопалась.

– Вот, засранка, все испортила.

– Ага. Миш, я устала, – проводит ладонями по моим щекам, а меня словно током прошибает. Казалось бы, ну просто руки. А прошибает. – Говорила же, что не надо было возвращаться. И что теперь делать?

– Надо потерпеть. Дожмем твоего папашу. Его это все даже забавляет. Рано или поздно ему это надоест. Смирится.

– Он был очень серьезен, когда говорил, что посадит тебя. Мне страшно.

– Не посадит. Не бойся.

– А тебе не страшно за себя?

– Ну, сначала было малость, да, сейчас отпустило.

– Почему?

– Потому что твой отец больше выеживается из вредности и нежелания признавать, что ты выросла и сделала свой выбор. Держи телефон. Надо куда-нибудь спрятать.

– Мои вещи больше не проверяют, но могу сюда, – Маша тут же приподнимает водолазку и убирает телефон за пояс джинсов.

Когда ее обнимал, думал показалось, а сейчас понимаю, что, нет, не показалось.

– Ты что, снова объявила голодовку только уже на две недели?

– Бесполезно ее объявлять. Просто есть не хочется. Совсем нет аппетита.

Зачем-то снова приподнимаю ее водолазку и смотрю на Машин живот. И тут до меня наконец-то доходит.

– У тебя месячные были? – на несколько секунд Маша задумывается, а затем переводит на меня хмурый взгляд.

– А что, если не было?

– Маш, ну чего ты как маленькая? Не понимаешь, что это может значить?

– А что это будет значить для тебя? Предположим, что я беременна, и? Ты обрадуешься?

– Нет, – не задумываясь, отвечаю я. – Не обрадуюсь. Тебе рано еще становится мамой.

– То есть, если я беременна, то ты отправишь меня на аборт?

– Я этого не говорил. Если моя оплошность вылилась в беременность, да, я не обрадуюсь, но никто никуда тебя не отправит. По крайней мере, я точно. Но врать тебе, что я хочу ребенка на данном этапе – нет уж, прости.

– Да ты прям романтик, – саркастично произносит Маша, повышая голос. – Хоть бы уже соврал раз для приличия. От тебя слова