Что другие думают во мне - Йоав Блум

Мишель повернулся и вдруг заметил, что все стоят и слушают. На секунду показалось, что он вот-вот встанет и уйдет, но вместо этого он глубоко вздохнул и продолжил, глядя то на одного, то на другого и разговаривая то ли с нами, то ли сам с собой:

– Я годами помогал всем. Годами. Всю свою жизнь посвятил этому. А теперь все, что обо мне будут помнить, – это что я слишком долго молчал, что мог бы все и раньше понять. Вы бы поступили так же. Вряд ли стали бы жертвовать всем из-за подозрения, всего лишь из-за небольшой вероятности, что тут существует какая-то связь. Кто мог подумать, что список будет использован так? Что за нами проследят и начнут уничтожать? Кто вообще мог вообразить? В поте лица я составлял его, имя за именем, не прося даже малейшей помощи у тех, у кого рыльце в пушку. А теперь все разрушено – любовь, доброе имя, все. Жаль, что она умерла, а не я. Как мне теперь людям на глаза показываться? Всю жизнь я пытаюсь помогать че-эмам выйти из подземелья, повидать мир, делаю так, чтобы им не надо было прятаться, чтобы они могли проявить себя. А теперь мне самому придется прятаться от других че-эмов.

Он повернулся к Мерав:

– Когда ты сказала, что Хагай исчез, я все понял. Он, Марта и я – мы знали про господина Конфетку. Хагай поклялся, что все расскажет, только когда я ему позволю, но после того, как Марта погибла, все клятвы отменились. Нет, никто ее не толкал, я уверен. Крупица за крупицей этот порошок менял ее. Вещество должно было вот-вот закончиться. Уже завтра нам пришлось бы либо выйти наружу, либо рассказать Конфетке и его подельникам, где мы находимся, чтобы получить еще. Она понимала это и уже давно потеряла желание открывать глаза по утрам. Мне следовало беречь ее, беречь ее лучше.

Мишель плакал, не пытаясь остановить поток слез.

– Да уж, – сказал Аарон Иври, – все мы прикладываем минимум усилий, чтобы казаться самим себе хорошими, и максимум усилий ради собственного комфорта.

– Она была такая жизнерадостная, – продолжил Мишель, – такая светлая, совсем другая. Вы вообще ее не знали. Думаете, я бы влюбился в обычную женщину? Думаете, хотел втягивать ее во все это? Думаете, я на самом деле знал, к чему это приведет? Поначалу все было иначе. Спустя столько времени вдали друг от друга мы наконец могли быть вместе. Каждое утро я травил ее ради тишины в собственной голове. Но я не знал…

Я думал, что все чудесно. Что этот порошок поможет воссоединять семьи, поможет создать райский островок нормальности для каждого из нас. А теперь все запомнят лишь эту оплошность, эти считаные секунды, когда я обманывал себя. Будто я ничего больше в жизни и не совершил. Все, что я говорил и делал когда-либо, будет уничтожено только потому, что я не оказался ангелом. Каждый, кто захочет убедить че-эмов прятаться от мира, будет приводить меня как пример продажности… Будь проклят тот день, когда я получил эту дрянь, когда повелся на эти обещания.

– Мишель, – понял я вдруг, – ты заказывал еще этот порошок? Сюда? Вы раскрыли им наше местоположение ради порошка?

Он посмотрел на меня. На его щеках были видны следы слез.

– Нет, – сказал он, – нет. Мы бы ушли, уехали домой. Мы бы этого не сделали.

– Тогда мы в безопасности?

У него вырвался короткий горький смешок, похожий на кашель.

– Ты шутишь? Не понимаешь, что все это значит?

– Что это значит?

– С этим веществом нельзя понять, кто читает мысли, а кто нет, – произнес Мишель надломленным голосом. – Кто-то из них уже здесь. Один, может быть, больше. Господи, что я наделал, что же я наделал…

26

Мерав подошла к Мишелю и положила руку ему на плечо.

– Все хорошо, – сказала она, – нет здесь никаких киллеров, все в порядке. Мы зря волновались. Хагай просто случайно заперся в холодильной комнате. Как выяснилось, это он подворовывал апельсины. А дверь захлопнулась. Он в порядке, с ним ничего страшного не произошло. Сиван приглядывает за ним, пока он приходит в себя.

– А Михаэль? – спросил я.

– Михаэль уехал, – ответила она и показала назад, на маленькую парковку. – Как видишь, его машины нет. Когда мы были на верхнем этаже, мы видели, что его машина стояла на подъездной дороге, около ворот. Он просто сбежал. Пришел к выводу, что что-то случилось с Хагаем, и сбежал. Вот и все.

Так что же получается, Михаэль, по сути, просто уехал, Хагай просто хотел рассказать мне про «белый экран» Марты, но застрял в холодильнике, Марта действительно спрыгнула, бедняжка, и никто ее не толкал. Может, и Эрику просто ограбили? Может, она просто оказалась слишком беспечна? А тот фокусник, француз, забыл, как его зовут, – может, и правда заснул, а что до Авруми – у Авруми был личностный кризис, и он погряз в алкоголе и наркотиках… Может, Даниэла вытащила меня на ту вечеринку, а потом подослала киллеров, чтобы слегка меня припугнуть, такая маленькая месть. И все наши опасения – это просто…

– Ах да, и если тебя это беспокоило, – обратилась ко мне Мерав, вытаскивая из кармана маленькую палочку, – вот флажок от девятой лунки. Он упал с карты. Мы его нашли в углу у стены. Второй тоже наверняка куда-нибудь закатился.

Она снова повернулась к Мишелю:

– То, что случилось с Мартой, – это ужасно, это кошмар, но сейчас у нас нет оснований полагать, что…

– Тут есть кто-то, – настаивал Мишель, – один из нас не читатель мыслей.

Может быть, Мерав пытается скрыть от нас правду? Использует нас, хочет, чтобы мы сидели тут, пока обчищают наши дома, или сама хочет нас уничтожить, обрубив связь с внешним миром? Может быть, это она посылала Мишелю «белый экран»? Что, если Марта всегда такая была, и Мишель попросил Хагая столкнуть ее с крыши, а Шапиро – Шапиро с ними в сговоре, решил заманить нас сюда, чтобы Аарон Иври рассказывал нам сказки; и по сути все, кто здесь, все, кроме меня, не читатели мыслей, а просто принимают этот порошок, и че-эм только я один, ну, может, еще Мерав, она же спасла меня, значит она на моей стороне; или это все тоже подстроено, а на самом деле Мерав…

У меня нет точки отсчета. Меня мотает туда-сюда без якоря, без аксиом, у меня нет тихой гавани, из которой можно отправиться в путь. Сомнение