Обречён любить тебя - Яна Мелевич

окном демонстрировала деда Марка — Степана Кошкина. В камуфляжном костюме рядом с внуком он что-то держал, но неразвернутое до конца окно программы скрывало часть фотографии.

Неожиданная и безумная мысль вспыхнула в голове, заставив Татошка спросить:

— Тасман?

— Что тебе, убогий? — поворчал муж сестры недовольно. — Вспомнил преступника в анфас?

— Нет. Лучше скажи, что помнишь из военной подготовки, — попросил удивленного Марка, чьи брови взлетели вверх к платиновой челке.

— Собрался вступить в ряды эфиопских солдат? — усмехнулся он ехидно. — Побойся бога, малыш. Тебе даже электрошвабру не доверят, не то что оружие. Веди себя хорошо и вернешься домой не по частям.

Канарейкин подождал, пока поток колкостей закончится и сказал:

— Триста баллов к скиллу за сарказм. А теперь скажи, как быстро и эффективно спрятаться обычному человеку со всех военных радаров?

— Зачем тебе, куропатка недостреленная?

— Мне надо обмануть и увести за собой местных солдат подальше, дабы кое-кто мог сбежать. А ты сделай вид, будто оглох, ослеп и никому в этом не признаешься до конца операции. Даже моей сестре, — заверил подозрительного Марка Антон и заговорчески добавил:

— Представь, я помру и мир заиграет красками!

В ответ Тасманов громко фыркнул, затем проворчал:

— Я всегда знал, что у тебя мозг размером с горошину. Чего еще ждать от домашней канарейки? Но на твое счастье этот разговор обязательно дойдет до ушей всей нашей большой и дружной семьи. А теперь прижми хвост к травке и внимай умному человеку...

[1] Отсылка к короткой бонусной истории о Владе Радове «Личные предпочтения».

Глава 26. Неправильный выбор

— Я чувствую на себе с десяток прицелов, — в голосе Влада послышался страх, но Милана только цыкнула на него и постаралась вести себя невозмутимо.

Небольшой праздник, устроенный подполковником, взбудоражил все поселение. Большинство понимали, что таким образом Менгисту показывает свою благосклонность к молодой Амаккэлеч. Поэтому каждый счел своим долгом подойти к несчастной, дабы поздравить ее с прекрасной партией. Для жителей Тиа это был повод передохнуть после бесконечных напряженных дней военных конфликтов и перестать бояться. Над небом не летали боевые дроны, а дети больше не просыпались от взрывов.

— Не говори ерунды, — пробормотала Милана, делая вид, будто выбирает между блюдами на большом столе.

Праздник проходил во дворе местной школы, потому помимо ребятишек здесь крутились многочисленные взрослые. Женщины то и дело раскладывали еду по кислым лепешкам под названием «инжера». При виде нее Влад поморщился и пробормотал что-то об извращенных вкусах местных жителей, выдающих это за хлеб.

— У меня уже изжога от местных деликатесов, — буркнул он, с отвращением разглядывая керамической кружке напиток. — И кофе я тоже ненавижу.

— Его пьют в этой стране как воду, — пожала плечами Милана, прикидывая, как подобраться к сестре Мэскэля, подле которой сейчас стояли брат и мать.

— Прекрати постоянно оглядываться, — цыкнул Радов, подхватывая несколько кусочков мяса пальцами с лепешки и придирчиво осматривая. — Что это?

— Тыбсы, — бросила короткий взгляд на еду Милана. — Жареная говядина в остром соусе.

— Ладно, это хотя бы съедобно, — пробормотал Радов, отправляя в рот кусок, и сразу же задохнулся от остроты. Дыхание перехватило, и пальцы принялись судорожно искать отставленную ранее кружку с недопитым кофе.

В порыве поисков Влад едва не перевернул несколько блюд с парным мясом в горчице и кувшин медового вина рядом с многочисленными фруктами. Боярышникова на несколько секунд отвлеклась, ловя друга за плечо, дабы вручить ему спасительную жидкость. Благо запас воды в бутылках, которые они взяли перед приездом сюда, еще не закончился. Сидеть на одних кофейных зернах Милана не смогла бы при всем желании. От одного взгляда на керамическую тару, томящуюся на древесных углях, Боярышникову затошнило. Запах кофе смешивался с ароматами специй и благовоний. Из-за этого начинала кружиться голова так сильно, что лица вокруг смазывались в неясное пятно.

— Ты в порядке? — поинтересовался Радов и отставил бутылку, поддерживая пошатнувшуюся подругу.

— Просто устала, — пробормотала она, пристально глядя на несчастную Амаккэлеч. К ней то и дело подходили жители, поздравляли, кто-то даже приносил скромные подарки помимо тех, что передала семья подполковника.

На пальце сестры Мэскэля красовалось золотое кольцо — символ будущего брака. При взгляде на него осанка Менгисту менялась, удовольствие мелькало в выражении лица. Он не пил с остальными, оставаясь чуть поодаль. Несколько солдат стояли на посту, охраняя своего командира от любого нападения. Даже когда сегодня подполковник пришел поблагодарить Милану и Влада с Антоном за гуманитарную помощь, он сделал это не сам. Отправил Мэскэля и еще двух молодых ребят, дабы вручили маленькие презенты.

Антона нигде не было видно, и сердце пропустило два сильных удара от понимания: он сдался. В принципе, Боярышникова его не винила, зачем рисковать жизнями ради какой-то нищей семьи в Эфиопии? Нуждающихся слишком много, всем не помочь. Милана понимала, что сдвинуть огромную машину из традиций в одной из беднейших стран мира будет очень сложно.

Но если не они, то кто?

— Он придет, — настойчиво проговорил Влад, коснувшись рукой плеча подруги. — Шатается где-нибудь, небось потерялся.

— Это у Елисея топографический кретинизм, — слабо улыбнулась Милана, отгоняя подальше мрачные мысли и стирая ладонью слезы. — Ладно, давай еще раз повторим план.

— Блин, — закатил глаза Радов, покосившись на толпу веселящихся людей под звуки музыки. — Мы точно запалимся.

Боярышникова проговаривала снова и снова каждый момент их будущих действий, все четче осознавая будущий провал. У них не получится просто уйти от преследования. Вывезти ночью из города семью Мэскэля, может, и получится, а вот доехать до границы — нет. К тому же сам брат Амаккэлеч сильно рисковал. Едва ли подполковник не догадается, кто помог скрыться его невесте. В лучшем случае Мэскэля бросят в тюрьму.

Что будет в худшем, Милане даже не хотела предполагать.

Эзана, мать брата и сестры, подошла тихо. Взгляд скользнул по Милане с некоей долей надежды, смешанной с бесконечной усталостью. Сегодня на ее хрупкие плечи свалилось приготовление всего этого великолепного стола и встреча дорогих гостей. Перед матерью Менгисту Хайле она не могла выразить прямо свое несогласие с предстоящей помолвкой. Традиции, которые давно должны были уйти в прошлое, коснулись ее дорогой дочери. И судя по унылому выражению лица, дорожить такой честью Эзана не собиралась, когда на кону стояло счастье собственного