Ревность - Диана Чемберлен

– Ивен боялся, что я страшно переживаю по этому поводу. Он сказал, что размер моей груди интересует его меньше всего на свете, но это мое тело, и я вольна делать с ним что захочу.

Да, он вполне мог сказать что-то подобное.

– Правда, потом он никогда не жаловался, – засмеялась Робин.

«О, пожалуйста. Давай не будем больше говорить о Ивене и о твоих грудях!»

Уши Шон были погружены в воду. Она прислушивалась к жизни подводного мира: шелест хвоста зубатки, скрежет зубов пираньи.

Робин вздохнула.

– Теперь я его только раздражаю.

– Это пройдет.

– Я знаю, что стала слишком нервной. У меня задержка.

Шон снова встала и увидела улыбку на лице Робин.

– Ты беременна? – спросила она.

– Я уверена на девяносто девять процентов. Я чувствую себя точно так же, как во время прежней беременности, но пока нет подтверждения, я не хочу говорить об этом Ивену. Боюсь разбить его надежды. – Несколько непрошенных ответов промелькнули в мозгу Шон, все они имели целью причинить Робин боль, стереть эту самодовольную радостную улыбку с ее лица. «Так скоро после Мелиссы», – могла она сказать, или «У тебя нет времени даже передохнуть», или «Теперь ты не скоро сможешь вернуться на работу». А как насчет такого: «Кажется, у Ивена нет проблем с производительностью». Робин даже не поймет скрытого за этими вопросами смысла.

– Это прекрасно, Робин, – выдавила из себя Шон. – И на каком ты месяце?

Робин пожала плечами.

– Четыре недели, может быть, шесть.

Шон повернулась к берегу, делая вид, что занята выдавливанием шампуня. Она носила ребенка Ивена тринадцать недель. Она мечтала об этом ребенке, о маленькой девочке, конечно, черноволосой и голубоглазой. Она принимала витамины, пила молоко, которое ненавидела, делала все то, что и при других своих беременностях, сознавая при этом, что никогда не будет держать этого ребенка на своих руках.

– Я надеюсь, что это мальчик, – продолжала Робин. – Я так рада, что быстро забеременела. Мы хотим четверых детей, и поскольку мне уже тридцать четыре, у нас осталось для этого не много времени. Я буду так привязана к домашним обязанностям… Шон? С тобой все в порядке?

Шон прижалась к каменистому берегу, стараясь сдержать слезы, но ей это не удавалось. Робин подошла к ней, храбро ступая по неровному дну. Она обняла Шон, положила ее голову себе на плечо.

Мне так жаль, Шон. Это заставило тебя вспомнить о Хэзер. Я не должна была всего этого говорить.

В ловушке, установленной во владениях сухопутного семейства, сидел медный эльф. Он метался из одного конца ловушки в другой, пока Ивен пытался заглянуть ему под хвост.

– Кажется, самка, – предположил он.

Шон анестезировала эльфа и вынула его из клетки. Они с Ивеном обменялись разочарованными взглядами. Этот эльф был слишком стар, чтобы быть полезным для их целей.

Ивен вздохнул.

– Давай пометим ее и отпустим, – предложил он, достал кожаный воротничок на этот раз обернутый в красную ленту из своего рюкзака и передал его Шон. Поднимая головку игрунки, она наткнулась пальцем на опухоль на боковой части шеи обезьянки. Мгновенно поняла, что это такое, и отдернула руку.

– Взгляни. – Шон показала на шею эльфа. Ивен вернулся с такой же опухолью из своей прошлой экспедиции, три года назад. Она располагалась на груди, возле плеча.

Ивен поднял игрунку и осмотрел опухоль.

– Это личинка овода собственной персоной. Видно даже дыхательное отверстие.

Теперь, когда первый прилив отвращения отхлынул, ей стало любопытно. Она взяла эльфа на руки и подставила его под луч солнца. Маленькое отверстие в опухоли напоминало трубку акваланга. Она вспомнила опухоль на груди Ивена, как она выросла до такой величины, что Ивен сумел разглядеть толстую белую личинку внутри. Он умертвил ее, пропустив через отверстие жидкий табак, и выдавил личинку после того, как она задохнулась. Шон на это не смотрела. Три недели назад она потеряла дочь. С нее хватит ужасов.

– Я не особенно боюсь того, что может здесь со мной случиться, – призналась она Ивену, – но мне не хотелось бы заполучить такую штуку себе под кожу.

Они шли по тропинке, ведущей к ручейному семейству, когда увидели другого медного эльфа, прыгающего с ветки на ветку по направлению к югу. Шон огляделась вокруг. Они находились в том самом месте, где встретили эльфа накануне. То же поваленное дерево, такая же безобидная на взгляд трава-бритва и болотце поодаль.

– Может быть, это тот самый эльф, – предположила она.

– На этот раз пойду я. – Ивен снял с плеча рюкзак и поставил его на тропинку. Затем вытащил мачете из ножен и направился в обход лежащего дерева, чтобы не наткнуться на траву-бритву.

– Я с тобой! – крикнула Шон, поставив свой рюкзак рядом с рюкзаком Ивена.

Она пыталась идти по следу Ивена, но кусты были слишком густыми. Ивен сражался с ветками, загораживавшими ему путь. Он громко выругался. Его синяя блуза промокла от пота. Шон чуть не натолкнулась на него, когда он вдруг остановился. Сплетение лиан возникло у них на пути, густые крепкие стебли сплелись в тугие узлы.

– Эльф вон на том дереве, – показал Ивен сквозь заросли. – Мы снова его упустим, черт бы его побрал. – Близкий к отчаянию, Ивен безнадежно ударил своим мачете по стволу лианы. Вьющийся стебель встретил удар мачете так, как трамплин встречает гимнаста. Нож рикошетом ударил Ивена в левую руку, чуть пониже плеча.

– Проклятье, – прохрипел Ивен, роняя мачете. Он закрыл глаза и схватился за раненую руку.

– Дай-ка мне взглянуть, Ивен. – Шон пыталась оторвать от раны его правую руку, но он ее не отпускал. Рубашка вокруг его пальцев окрасилась темной кровью.

– Кажется, я порезался до кости, – простонал он. Шон расстегнула его рубашку и осторожно начала снимать ее с пораненной руки. Он отпустил правую руку и прислонился к дереву, закрыв глаза.

– Скажи мне, как выглядит рана, – попросил он. Вытекло много крови, слишком много, чтобы она могла оценить глубину пореза. Рана была рваной и по форме напоминала перевернутый вопросительный знак. Шон уже поняла, что ее придется зашивать, но не спешила сообщать ему об этом.

– Кажется, она не такая уж глубокая. Просто немного кровоточит. Шон сложила его рубашку и прижала ее к ране. – Ты сможешь держать ее в этом положении, пока мы не дойдем до лагеря?

Они шли молча, только Шон время от времени спрашивала, как он себя чувствует, а он бормотал что-то в ответ. Шон, по-видимому, придется самой зашивать рану. Ей случалось проделывать это на собаках и кошках в ветеринарной клинике отца, но обрабатывать рану человека – это совсем другое дело. Может быть, Тэсс знает, как надо.