Ревность - Диана Чемберлен

– Я напуган, Шон. Я люблю тебя. И теперь я ничего не чувствую по отношению к Робин. Меньше, чем ничего.

Она опустила глаза. Не искушай меня, Ивен!

– Я уверена, что идея насчет пакта была прекрасной, – прошептала она. – И я буду его придерживаться, а ты – как хочешь.

20

Шел второй час ночи, а Дэвид не спал уже больше часа. Теперь уже трудно отрицать, что он испытывает боль в нижней части живота. В полудреме ему казалось, что чья-то призрачная рука, мускулистая и сильная, перекручивает его внутренности, затем отдыхает ровно столько времени, чтобы он едва успел погрузиться в сон, и тут же снова принимается за свою садистскую работу.

Наконец он сел и выглянул из палатки сквозь москитную сетку. Узкая полоска луны не могла рассеять тьмы, как бы насмехавшейся над ним. Он зажег фонарик и приставил его к задней стенке палатки. Он вспомнил испытания, выпавшие на долю Робин прошлой ночью. Он не мог представить себе ничего более страшного, чем заблудиться ночью в джунглях без фонаря. Он с облегчением убедился в том, что боль в животе прекратилась. Может быть, оставшаяся часть ночи пройдет спокойно.

Шон лежала на своей половине, лицом к нему. Глаза закрыты, на щеке гладкие черные волосы. Вечером, когда она подошла к костру, ее ноги и руки были покрыты длинными красными царапинами, сотней порезов, которые она промыла. Шон сказала, что ей не больно, но он сомневался в этом. Она была чемпионом по умению переносить боль. Ему припомнился случай, который произошел шесть или семь лет назад, когда ее искусал гривастый волк в питомнике. Ивен позвонил ему из больницы:

– Тридцать два шва, – изумлялся Ивен. – Она залезла в эту чертову клетку, Дэвид.

К тому моменту, когда Дэвид приехал в больницу, Шон уже развлекала мальчика, лежавшего на соседней кровати, историями про животных.

– Просто царапина, – успокоила она Дэвида, увидев тревогу на его лице.

Медсестра делала перевязку, и Дэвид смог взглянуть на эту «царапину».

– Она недостаточно серьезно относится к своей ране, – пожаловался Дэвиду врач. Старую повязку сняли, и Дэвид быстро отвел взгляд. Даже стянутая швом, рана выглядела ужасно: она напоминала букву «в». «Это волк оставил свой автограф», – шутила Шон. Затем рана превратилась в шрам, и Шон до конца жизни будет носить белую метку в форме буквы «в» на своем круглом гладком плече.

Выписываясь из клиники, она подтрунивала над собой и над Ивеном, который якобы переоценил степень опасности. Такой была внешняя линия ее поведения. Но на ее переносице появилась едва заметная морщинка, которая не исчезала, даже когда она смеялась. Она сохраняла бодрый вид и дома, хотя Дэвид видел замешательство на ее лице, когда Шон не смогла поднять на руки двухлетнюю Хэзер. Она не преминула предостеречь мальчиков от общения с незнакомыми животными.

– Мы с волками были большими друзьями, пока они находились по ту сторону решетки, – поучала Шон сыновей. Мальчики жадно слушали ее рассказ. Будет о чем потолковать завтра в школе. Нашу маму покусал волк! – Моя ошибка заключалась в том, что я вторглась на их территорию, – продолжала Шон. – Тут я стала их врагом. Я вела себя глупо. Следовало быть более осторожной. – Лекция окончена, воспитательный момент завершен. Но у Дэвида не было уверенности в том, что через месяц-другой она не попытается повторить свой подвиг. Шон не любила проигрывать.

Больше всего ее расстраивало, что из-за укуса придется отменить намеченные первые уроки прыжков с парашютом. Дэвид долго думал, прежде чем решился заговорить с ней об этом. Разговор состоялся ночью в супружеской постели.

– У меня к тебе большая просьба, – прошептал он. – Давай отложим эти прыжки. Ненадолго, только до того момента, как мальчики окончат школу и будут способны выжить без матери. Тогда и я займусь парашютным спортом вместе с тобой.

Шон восприняла это так, будто он предложил ей отрезать правую руку.

– Окончат школу? Но Хэзер только два года. Дэвид ничего не говорил, только поглаживал ей щеку в напряженном ожидании. Сегодня она продемонстрировала собственную хрупкость. Крыть было нечем.

– Может быть, сойдемся на моменте их перехода в старшие классы? – Шон решила поторговаться.

Дэвид знал, чего ей стоила такая уступка. Она месяцами спала и видела эти прыжки с парашютом.

– Переход в старшие классы – это пойдет, – согласился он.

В ту ночь она позволила боли взять над собой верх. Он прижимал ее к себе, а она стонала, вонзая ногти в его тело. Дэвид был благодарен ей за доверие, которое она ему этим оказывала. Он ее не выдаст, шептал он ей. Он никому не скажет, что на самом деле она не такая сильная, какой хочет казаться.

Боль в животе снова напомнила о себе, Дэвид воспринимал ее как знак грозящей беды. Он со вздохом оделся, взял свой сильно похудевший рулон туалетной бумаги и фонарь и выбрался из палатки. Луны не было видно. Рука, державшая фонарик, вспотела. Он его выключил, чтобы испытать себя. Не так уж страшно. Туман и мгла, но кое-что можно разглядеть. Он снова зажег фонарь и пошел дальше, по направлению к северу. Выхваченные лучом фонаря деревья сверкали зеленым блеском, но остальное пространство леса являло собою царство теней. Стебли вьющихся растений хлестали по лицу. Новый приступ боли заставил его спустить брюки и присесть на корточки.

Закончив, он почувствовал себя намного лучше. Он повернулся, чтобы пойти обратно к палатке, но остановился, заслышав голоса. Он сделал по направлению к ним несколько шагов. Перед ним стояла палатка светло-зеленого цвета, почти неотличимого от цвета окружавших ее кустов. Тэсс и Мег? Похоже на то. Он забрел на их территорию. Боже, еще не поздно было отвернуться и уйти прямо сейчас.

Он слушал. Они не разговаривали; они занимались любовью. Он застыл, стыдясь самого себя. Почему он сразу не пошел отсюда к своей палатке? Ублажаемой стороной явно была Тэсс, чьи сладострастные стоны достигали его слуха. Он почувствовал позыв к рвоте, горький вкус на задней части языка, но это быстро прошло. Ему случалось встречать пары лесбиянок, не это выбило его из колеи. И все же ему трудно было примириться с мыслью о том, что делает сейчас Мег с телом Тэсс. Отплатит ли ей Тэсс взаимностью? Или и в минуты физической близости их взаимоотношения оставались такими же односторонними? Ему хотелось остаться здесь и слушать. Он хотел убедиться в том, что и Мег получает свою долю удовольствия. Но, может быть, он пришел слишком поздно, и она ее уже получила? Или, быть может, все, чего она желала, – это быть рядом с Тэсс? Не все женщины испытывают такой сексуальный голод, как Шон. Как Шон когда-то.

Раздался смех, прозвучавший как звон колокольчика, затерявшийся в зеленом шатре деревьев. Этот звук поразил его. Их взаимоотношения казались ему сугубо серьезными. Теперь они разговаривали, но так тихо, что он не разбирал слов. Журчание из глубины палатки. Боже, они выходят наружу!