Инквизиция, ересь и колдовство. «Молот ведьм» - Григорий Владимирович Бакус

в облике человеческом на дороге (in via0 in specie humana) окликнул ее по имени и спросил, не узнает ли та его, и, получив отрицательный ответ, представился сам и сделал соответствующее предложение (Demon sum, et si volueris, ad tuum bene placitum semper | ero paratus, nec in quibuscunque necessitatibus te deseram).

В дальнейшем эта сюжетная линия получает свое продолжение в третьем большом фрагменте нарратива уже при описании судебного процесса о вызове грозы. Именно здесь Инститорис делает ремарку относительно того, что связь с инкубом можно установить только на основании признания самой ведьмы в силу невозможности получения иных свидетельских показаний в этом вопросе (nemo testis de fidei abnegatione ac carnali spurcitia cum demone incubo aduersus eam deposuisset, eo quod illa secretissima sint illius secte ceremonialia).

Далее история плотских отношений Агнессы и демона подытоживается лаконично, но экстравагантно: ведьма признавалась, что более восемнадцати лет отдавалась инкубу, всевозможно отрицая веру (asserens se vltra decem et octo annis illi incubo cum omnimoda fidei abnegatione succubuisse). Аналогичное заключение также фигурирует в отношении Анны из Миндельхайма при характеристике ее виновности. Этот эпизод интересен тем, что рассказ, записанный от лица обвиняемой, практически полностью соответствует серии вопросов «Нюрнбергского руководства».

Второй интересующий нас нарратив — история о девушке и «прекрасных юношах в таинственной комнате» — повторяется в первом вопросе второй части Malleus Maleficarum трижды в уже упомянутой нами первой главе[504], а также во второй (MM II/1,2 De modo sacrilege professionis)[505] и четвертой (MM II/1,4 De modo quo se incubis demonibus subijciunt /an potius vno tempore quam altero, et semiliter de loco)[506]. Как и равенсбургские истории, эти фрагменты образуют сложную композицию с близким сюжетом, т. е. узнаваемой последовательностью описываемых событий. Однако на уровне деталей присутствуют нюансы, вносящие элемент неопределенности относительно пространственной привязки и действующих лиц[507].

Характеристика места действия представляет собой некоторую интригу, поскольку во всех трёх отрывках так или иначе упоминается Страсбург. Первый и третий отрывки указывают этот город в качестве места действия, тогда как второй фрагмент идентифицируется по автору признания — некой «ведьмы из Брейзаха», тётка которой была сожжена в Страсбургском диоцезе (matertera in diocesi Argentinensi incinerata fuerat).

В той же пропорции неопределённость переносится на dramatis personae «примера»: в первом и третьем отрывке речь идёт о безымянных девушке (virgo) и старухе (vetula), тогда как во втором — о «девице, однако же обращённой ведьме» (iuuencula malefica sed conversa) и её тётке (matertera), которая и была причиной обращения «племянницы» к колдовству.

В обоих случаях основой характеристики являются понятия iuuencula и virgo, что свидетельствует об идентичности социальной и половозрастной категорий — речь идёт о незамужней девушке. Это обстоятельство приводит в действие главную интригу повествования — несамостоятельная в принятии решений особа впервые сталкивается с нечистой силой под дурным влиянием родственников.

Первое знакомство героини с нечистой силой случилось при посредничестве «тетки/старухи» в воскресенье или же на некий праздник (dominico / festiuo die — временная привязка также нестабильна в пересказах этого сюжета во фрагментах из первой и четвертой глав второй части Malleus Maleficarum) и было обставлено как романтическое свидание. Девице по приглашению ведьмы надлежало подняться по лестнице (per gradus ascendere) в комнату (ad cameram), где находились наипрекраснейшие юноши (certi iuuenes pulcerrimi ibidem essent inclusi). Первая глава же настаивала на особой таинственности, поскольку юноши были неизвестны всем жителям города (iuuenes omnibus hominibus oppidi incogniti).

Другая редакция (вариант изложения второй главы) этой истории привносила большую определенность: юношей было пятнадцать, и они носили зеленые одеяния наподобие рыцарских (quindecim iuuenes in vestimentis viridi coloris ad modum quo rutheri incedere solent). Подобно волшебной сказке, эта история заканчивалась тем, что знакомство срывалось из-за невыполнения важного условия: во фрагментах из первой и четвертой глав Malleus Maleficarum девушка тайно крестилась вопреки требованию ведьмы (illa annuisset occulte tamen signo illo muniuit). В результате комната оказывалась пустой, поскольку демоны уже не могли явиться своей будущей жертве в человеческом обличье (quod demones ibidem existentes suam presentiam in assumptis corporibus illi virgini necquibant [у Бассея — nequiebant] ostendere). За этим следовал гнев злокозненной старухи (vetula maledicendo), заключительную фразу которой Malleus Maleficarum приводил на латыни с некоторыми вариациями: “En maledicaris! Signo crucis cur te signasti? Abhinc, in nomine diaboli recedes.”/“Vadas in nomine omnium diabolorum! Cur te signasti?”[508].

Второй вариант этой истории оказывался несколько более лаконичен: девушка входила в комнату, не оградив себя крестным знамением, но отказывалась выбрать из присутствующих себе «жениха» несмотря на требование тётки (“Elige! Ex his iuuenibus et eum quem volueris tibi tradam, et ipse te sibi in sponsam assumet”).

Этот незатейливый сюжет примечателен тем, что в пространство любовной интриги оказывалась вписана нечистая сила — таинственными iuuenes pulcerrimi здесь выступают демоны-инкубы. Да и прочие обстоятельства знакомства не оставляют сомнений о предосудительности будущих отношений. Ведьма (тетка/старуха) выступает в качестве сводни, таинственность свидания с незнакомыми молодыми людьми сообщает нам многое о характере предстоящего выбора. В своих деталях этот рассказ повторяет равенсбургскую историю о том, как Агнесса-банщица «многого натерпелась от дьявола». Совпадая даже в мелочах, эти две истории сводятся к одному сюжету о «совращении святых девственниц и вдов» (in subuersionem sanctarum virginum et viduarum).

Перед нами «пример» на тему частного способа (modus priuatus) заключения союза с дьяволом, суть которого описана во второй главе первого вопроса второй части Malleus Maleficarum: «Иногда же демон предстает мужам либо женам, охваченным [буквально — «окутанным»] либо некой иной телесной, либо временной печалью, иногда воочию, иногда [он] обращается через посредников» (Jnterdum enim viris aut mulieribus [aut] aliqua alia corporali seu temporali afflictione inuolutis demon astat, interdum visibiliter, interdum per medias alloquitur personas). Именно со слов «ведьмы из Брайзаха» Инститорис раскрывает сущность «наисекретнейших церемоний этой секты» (secretissima sint illius secte ceremonialia).

Сугубо специфическое понимание содержания сексуальных отношений ведьм и демонов нашло отражение в приведенных выше историях. В них инкуб выступал необходимым элементом злонамеренного колдовства, являясь обязательной его частью. Следуя схоластической традиции (прежде всего Фоме Аквинскому)[509], Malleus Maleficarum указывает на необходимость для совершения злонамеренного колдовства особых отношений со врагом рода людского, в результате чего ведьмы становятся одушевленными орудиями (instrumenta animata) и теряют тем самым человеческий статус[510]. Отношения эти могут быть выражены через pacta expressa и pacta placita, где в первом случае подразумеваются «соглашения, оформленные с точки зрения юриспруденции», а во втором — «полюбовные соглашения, основанные на совпадении интересов сторон».

Для нас