Пробужденный любовник - Дж. Уорд

Он моргнул и потер глаза. Открыв их снова, он понял, что зрение лишилось глубины.

Да, черта с два, этого не случиться.

И делать это в центре города он точно не собирался.

Он выкрутил руль вправо и остановился у стрип-молла[62] — того самого, в котором находилась колдвеллская Академия Боевых Искусств, пока ее не сожгли. Он погасил фары Бэнтли и покатился вдоль длинного узкого здания, припарковавшись так, чтобы в случае необходимости, быстро выехать оттуда.

Не выключая двигателя, он вылез из соболиного пальто, снял пиджак и закатал левый рукав рубашки. Объятый красным туманом, он потянулся к бардачку и достал оттуда шприц и резиновый жгут. Его руки так сильно тряслись, что он уронил иглу — ему пришлось нагибаться и поднимать ее с пола.

Он ощупывал карманы пиджака, пока не нашел стеклянный пузырек нейромедиатора[63] дофамина[64]. Поставил его на приборную доску.

Со второй попытки ему удалось открыть упаковку со шприцом, но он чуть не сломал иглу, стараясь проткнуть ею крышку пузырька с дофамином. Когда шприц был наполнен, он обмотал жгутом бицепс и завязал его свободной рукой, помогая себе зубами. Потом попытался найти вену. Но в двухмерном пространстве, созданном его зрением, все было намного сложнее.

Но просто недостаточно хорошо видел. Глаза застилала красная пелена.

Красный… Красный… Красный… Слово металось внутри сознания, отталкиваясь от внутренних сторон черепа. Красный был цветом паники. Красный был цветом отчаяния. Красный был цветом его ненависти к себе.

Но кровь его не была красной. Не сейчас, во всяком случае.

Возвращаюсь к насущному, он обхватил предплечье в поисках удобного места, укол в которое послужил бы скоростной магистралью для лекарства, доставив его к рецепторам в мозгу. Но вены под кожей словно осели.

Вонзив иглу в руку, он ничего не почувствовал. Это обнадеживало. Но потом началось… Слабое жжение в месте укола. Онемение внутри тела грозило закончиться.

Ища под кожей подходящую вену, он вдруг начал чувствовать собственное тело: вес костей на кожаном сиденье автомобиля. Тепло печки на коленях. Быстрые движения воздуха, созданные его дыханием, осушавшие язык.

Ужас подтолкнул его вперед, и он ввел лекарство под кожу, ослабил жгут. Одному Богу было известно, попал ли он в нужное место.

Он уставился на часы. Сердце в груди бешено колотилось.

— Давай же, — пробормотал он, раскачиваясь на водительском сиденье. — Давай, действуй.

Красный был цветом его лжи. Он был заперт в мире красного цвета. Однажды дофамин не сработает. И он потеряется в красном безумии навсегда.

Цифры на часах изменились. Прошла одна минута.

— О, черт…

Он потер глаза, как будто это могло вернуть ему глубину зрения и нормальный спектр цветов.

Его мобильный зазвонил, но он не обратил на него внимания.

— Пожалуйста… — Жалобные нотки в собственном голосе были ненавистны ему, но сил притворяться стойким у него не оставалось. — Я не хочу потерять себя…

Мгновенно все пришло в норму: зрение вернулось, красная пелена спала, мир снова стал трехмерным. Словно все зло высосали из него, тело снова привычно онемело, ощущения испарились, оставив живыми лишь мысли в его голове. С лекарством он превращался в двигающийся, дышащий, говорящий мешок, которому, к счастью, приходилось волноваться только о четырех чувствах, после того, как тактильные ощущения подавлялись.

Он обмяк на сиденье. Стресс из-за похищения и спасения Бэллы добрался, наконец, до него. Вот почему приступ начался так быстро и был таким сильным. Может, ему стоило снова откорректировать дозировку. Он отправится к Хэйверсу и спросит об этом.

Через какое-то время он почувствовал, что снова может управлять машиной. Проскользнув за стрип-моллом и влившись в дорожное движение, он сказал себе, что его седан лишь очередной автомобиль в длинном ряду других. Неприметный. Как и все.

Ложь в некоторой степени облегчала жизнь… рождая одиночество.

Зейдист обнаружил черный Форд Эксплорер в трехстах ярдах от подъездной дорожки к дому Бэллы. Он натолкнулся на машину, только потому, что решил прочесать местность. Он все никак не мог успокоиться и пойти домой. А находиться в окружении других людей в данный момент было опасно.

На снегу виднелись отпечатки ног, ведущие к дому.

Он сложил руки домиком и посмотрел внутрь машины через стекло. Сигнализация работала.

Вероятно, это была лессерская тачка. Он чувствовал их сладкий душок, исходивший от нее. Но здесь были отпечатки ног лишь одного человека. Вероятно, лессер высадил своих дружков, а потом спрятал машину. Или внедорожник приехал из другого места?

Не имеет значения. Общество вернется за своей собственностью. И как было бы здорово узнать, куда они ее заберут. Но как, черт возьми, ему выследить эту машину?

Он упер руки в бока… и бросил случайный взгляд на поясную кобуру.

Отстегивая свой мобильный телефон, он ласково подумал о Вишесе — об этом технически подкованном сукином сыне.

Отличное, твою мать, было изобретение.

Он дематериализовался под внедорожник, стараясь оставлять после себя минимальное количество следов. Оказавшись на спине, он вздрогнул от боли. Черт, он еще поплатиться на свой маленький полет через французскую дверь.

И за удар головой. Но ничего, бывало и хуже.

Он достал фонарик и внимательно осмотрел шасси, пытаясь найти место получше. Ему нужно было что-то достаточно широкое и подальше от выхлопной системы: даже при таком холоде, жара могла создать дополнительные проблемы. Конечно, он бы предпочел забраться внутрь Эксплорера и спрятать телефон под сиденьем, но на его пути стояла сигнализация. Если она отключится, он, вероятно, будет не в силах снова включить ее, и тогда лессеры поймут, что кто-то был в машине.

Как будто выбитое окно не будет достаточным доказательством.

Проклятье… Ему стоило порыться в карманах у лессеров, прежде чем дезинтегрировать тела. У одного из ублюдков должны были быть ключи. Но он был так разъярен, что поспешил избавиться от них.

Зед выругался, вспомнив лицо Бэллы, увидевшей, как он укусил лессера. Она побледнела, глаза широко распахнулись, рот приоткрылся — она была в шоке оттого, что он сотворил.

Но дело в том, что работа по защите расы была довольно грязной. Грубой, уродливой, иногда безумной. Всегда кровавой. Но плюс ко всему, она увидела в нем жажду убийства. Почему-то он был уверен: это поразило ее больше всего.

Соберись, тупая задница. Давай, завязывай с раздумьями.