Дьявол за правым плечом - Арина Холина

Зазвонил телефон, и Маша, даже не посмотрев, что за номер определился на экране, прокричала в трубку:

— Алле!

— Маш, привет, это Андрей, — представился он. — Я вот тут нашел телефон галереи, где мебель…

— Отлично! Супер! Здорово! Может, пообедаем? Например, сегодня?

Андрей, казалось, растерялся. От него шла волна смущения и неуверенности, но в конце концов он решился.

— Я минут через двадцать буду в «Шатре» на Чистых. Успеешь?

— Конечно! — обрадовалась Маша.

Она быстро закинула вещи домой, послала квартире воздушный поцелуй и решила проехаться на метро — во-первых, быстрее, во-вторых, она собиралась выпить за обедом вина. В метро Маше не понравилось. Она с восемнадцати лет ездила на машине: два года на старой «пятерке», потом три года на старой «восьмерке», потом на «Ауди»-«бочке», ну и сейчас на бледно-голубом «Гетсе», поэтому уже почти забыла, что это за счастье — общественный транспорт. Все бы ничего, но типы, от которых — и даже не от них, а от их одежды, воняло застарелым потом, изо рта — чесноком и перегаром… Этого Маша вынести не могла. Она была настолько чувствительна к запахам, что вообще никогда не ела ни лук, ни чеснок, а от молодых людей, которые пахли пеной для бриться — специфическим, дешевым «мужским» запахом, шарахалась. Есть такой странный аромат — едкий, острый, как слезоточивый газ, который шлейфом тянется по всей улице, обдает волной невинных прохожих, а уж в замкнутом пространстве — лифте, вагоне, маршрутке — превращается в сущую пытку. Маша вообще не выносила «мужские» запахи — шампуней, гелей, средств для бритья: было в них нечто убогое, и тех, с кем встречалась, она приучала пользоваться женской парфюмерией — во-первых, они нежно пахли какими-нибудь фруктами, а во-вторых, запах быстро выветривался.

Может, ей так повезло, но она устроилась в самом конце вагона, там, где было всего шесть мест: на одной стороне сидели три женщины лет шестидесяти, на другой — три ребенка лет двенадцати. Вместе с Машей в вагон зашли бабушки — настоящие бабушки, в платочках, с палочками, и через несколько секунд одна из пожилых женщин довольно громко посоветовала детям уступить бабушкам место. Маша полностью ее поддерживала: ну что это за воспитание такое, если дети, почти подростки, не обращают внимания на то, что некоторым совсем даже нелегко стоять на своих двоих?

— Совсем обнаглели! Да кто у них родители? Куда родители смотрят? Да мой сын никогда не сядет — даже если свободные места есть, не сядет, потому что я его культуре научила, потому что мы своих детей по-другому воспитывали!.. — все громче и громче разорялась тетка. Она вдруг уставилась на молодую девушку, которая стояла рядом с Машей. — А сейчас что? Девки в таких юбках ходят, чуть наклонится — трусы все видны, сиськи торчат, тьфу! — при этом тетка с такой ненавистью пялилась на девушку, которая, вообще, была в джинсах и скромном топе, что Маша насторожилась. — И удивляются, что их насилуют! И правильно насилуют, и пусть насилуют — так им и надо, чтоб сиськи свои не выпячивали…

Но Маша уже смотрела женщине прямо в центр лба — туда, где, по идее, находится третий глаз. Смотрела и бормотала, едва разлепляя губы.

— А я вообще ни о каких таких оргазмах ничего не слышала, и вообще, этот, прости господи, секс — от лукавого, приличная женщина никогда ни о чем таком не думает, а я лично при муже даже в лифчике стеснялась появляться…

Соседки с ужасом смотрели на подружку, а вагон уже внимательно прислушивался — некоторые, например, два молодых человека со скейтбордами, откровенно хохотали.

— Я замуж не из-за секса какого-нибудь там вышла, а потому, что в девках не хотела сидеть, так я его две недели не подпускала, и потом меня просто воротило от этих глупостей, а они думают, что им все можно! Да я себя голой целиком в зеркале-то ни разу не видела — что за срамота… — в голос визжала дамочка, а вагон уже просто катался и умолял:

— Заткните ее кто-нибудь…

Это сделала Маша, которая напоследок заставила мерзавку, требующую массовых изнасилований, разрыдаться и попросить прощения у девушки в джинсах и у всех молодых людей в мире. На этом Маша успокоилась, вышла на своей остановке и подумала, что ведьмой быть очень даже хорошо. И еще подумала, что в обратную сторону возьмет такси. Тяжело это — принимать на себя столько эмоций. Став ведьмой, Маша поначалу с трудом переживала эту свою способность видеть людей. Казалось, что чужие настроения обрушиваются на нее, как град — бьют, без разбора, по самым чувствительным местам. Она не могла находиться в толпе, где преобладали раздражение, нервозность, агрессия. Не могла выносить общества людей с расшатанной нервной системой. Совершенно не выносила завистников — от них начинала болеть голова, и ныл желудок. Потом она научилась видеть только тех, кто ее заинтересовал, научилась закрываться, не пропускать все это через себя, а главное — научилась незаметно подсматривать за ведьмами. Правда, это было рискованно — так что Маша не злоупотребляла, но временами тренировалась — почему-то ей казалось, что подобные навыки когда-нибудь да пригодятся.

Она быстро прошла по бульвару, зашла в «Шатер» и огляделась. Первым заметила Андрея, потом — Таню, и еще какое-то создание, которое после некоторых сомнений отнесла к женскому полу. На создании была футболка, джинсы, затоптанные кроссовки и бейсболка. Принадлежность к женскому полу Маша вычислила по некоторому подобию груди, но главное — по сережкам, которые, совершенно точно, были женскими — даже скорее бабскими.

Едва Маша подошла к столику, Андрей как-то нервно вскочил и пробормотал, что такая, видите ли, удача — Таня с подругой тоже как раз проезжали мимо…

— Лена! — решительно заявило создание с сережками.

Вскоре выяснилось, что Лена — тренер из спортивного клуба, куда ходит Таня. Разумеется, из очень дорогого клуба — не какая-нибудь там «Планета Фитнес».

— А я че, я ему правой как врезала, чтоб не возникал, а потом еще и утюгом его приложила… — вещала Лена. — Я ваще, если вмажу, любой закачается, могу, ваще, мужика на армрестлинге положить… Хочешь попробовать? — предложила она Андрею.

Тот замахал руками и сказал, что верит на слово.

— О, Димон подтянулся! — обрадовалась Лена.

Димона, видимо, не хотели пускать — менеджер с тревогой смотрел на молодого человека в жуткой серо-бурой футболке, в каких-то просто невероятно немодных джинсах серо-черного цвета и в белых замызганных кроссовках. У Димона был такой вид, словно его только что выпустили из дурдома — нижняя губа висит, глаза прикрывают черные очки, которые почему-то сидят криво, и шел он неровно.