Дьявол за правым плечом - Арина Холина

— Твои подружки развлекаются, им бы все интриги плести, — предупредила Жаба. — Да и не подружки они тебе.

— А кто подружка? Ты? Вы?.. — расхохоталась Маша.

— За все мои грехи я наказана, — сухо ответила Жаба. — Думаешь, мне тут, в бабках, нравится? Думаешь, я себя в зеркале не вижу? Молодая ты, наглая, вот и нарываешься. Мир ты не изменишь — уж поверь мне, а вот себе нагадить можешь.

— Я не буду поступать против своих чувств. Мне этого уже хватило. Ведьма я или нет? — Маша отпила чаю, который, как ей теперь показалось, был с каким-то странным привкусом.

Жаба подумала.

— Вот что… — она ушла в соседнюю комнату: пролезла в щелку и аккуратно прикрыла за собой дверь. В комнате послышался шум, звон, после чего ведьма точно так же, бочком, протиснулась в, так сказать, гостиную. — Держи, — она протянула Маше связку ключей.

— Это что такое? — Маша двумя пальцами взялась за брелок, который от пыли и грязи стал похож на кусок помета.

— Это квартира, — сказала Жаба. — На время.

— Ой, спасибо, но у меня есть квартира, так что… — забормотала Маша, которой было неловко — и особенно за то, что она не могла воспользоваться тем, что Жаба в кои-то веки проявила человечность. Правда, Маше бы вполне хватило чашки чаю — ну, может, с конфетой, а квартира… Уж как-то слишком щедро. Тем более со стороны Жабы. Хотя, вполне вероятно, что эта грымза просто злилась на одиночество, на свое уродство и на старость, а в душе она — милая, сердечная и отзывчивая женщина. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

— А ты хотя бы посмотри, — предложила та, написала на бумажке адрес и протянула листок Маше.

Маша посмотрела. Тверская. Знаменитый дом, в котором жила самая что ни на есть элитная элита. Ладно. Посмотреть можно. Наверное, Жаба что-то удумала — худое, конечно, но пока она ничего не требует, а за просмотр денег не берут…

— Там по средам и пятницам уборщица приходит, Люся, — сообщила Жаба.

Маша поехала домой, и в город въехала в начале второго. Проезжая по Тверской, поклялась, что сейчас отправится домой, но у того самого дома резко притормозила, побарабанила по рулю и решила, что зайдет — только на минутку.

В подъезде было прохладно, консьерж спал, и Маша незаметно поднялась на последний этаж, встала возле старой потертой двери и достала ключи. Еще была возможность убежать, но Маша ею не воспользовалась — она отперла замки, потянула на себя створку, перешагнула порог, нащупала выключатель, и тут же поняла, что никуда отсюда не уйдет.

Это была удивительная квартира. В ней пахло чистотой и прохладой. Стены были обиты шелком — бежевым, в золотисто-коричневую полоску. На стенах висели картины — от старинных до современных. И тут было просторно. Настолько просторно, что Маше квартира показалась дворцом, она была двухэтажной, — для одного человека здесь было даже слишком много воздуха. Правда, Маша быстро освоилась, и через минут десять ей уже казалось, что воздуха — в самый раз. Внизу, в огромной комнате, не было перегородок — четыре окна в ряд выходили на Тверскую, а пятое и шестое в кабинете — во двор. И что странно, здесь не было шумно — то ли магия, то ли этаж высокий. В гостиной стояли бархатные зеленые и коричневые, цвета горького шоколада, диваны. В кабинете — секретер, стол с засаленным зеленым сукном и несколько шкафов с книгами. Кухня была небольшая, но уютная — разномастная мебель, обшарпанный стол с белой ажурной клеенкой, старинная чугунная плита с современной конфоркой. В ванной было небольшое окно, белый кафель с узорчатым бордюром и зеркало во весь рост. Вроде и просто, вроде без претензий, но чувствовалось, что здесь живет не первое поколение — и каждое вносит что-то свое в этот дом, добавляет шарма, заботится о том, чтобы тут было красиво. Но кроме того, в квартире был какой-то необычайный дух — тут хотелось творить — творить самозабвенно, отчаянно, с отдачей, хотелось мыслить, искать и находить, хотелось испытывать восторг открытий и мучиться в сомнениях. Маша поднялась на второй этаж и попала в спальню, из которой вело несколько дверей. За первой находилась еще одна ванная комната, за второй — совершенно пустая гардеробная, и третья была заперта. Маша озиралась по сторонам, пока по совершенно необъяснимой причине не открыла дверцу, за которой прятался маятник часов, — и там действительно нашла ключ. В последней комнате была библиотека — и какая! Воздух тут был сухой и прохладный — видимо, поддерживалась нужная атмосфера, полки были закрыты стеклом, и не было электричества — только окна и свечи. Маша зажгла свечу, отодвинула стекло и провела пальцем по корешкам. Ей почудилось, что просто так, ради праздного любопытства, нельзя снимать книги с полок. Нужно их уважать. В них — знания. От книжек даже шел особенный запах — запах мудрости. Запах мыслей. Мысли были светлые, блестящие, черные, грязные… Маша закрыла витрину — чтобы удержаться от соблазна, вышла из библиотеки, постояла в комнате и плюхнулась на кровать — прямо на роскошный плед из чернобурки. Кровать низкая, твердая и очень широкая — спать можно было хоть поперек, и все это было так шикарно, так изысканно, что Маша поняла, почему люди стремятся к богатству, — ее квартирка, хоть и на Патриках, отсюда казалась жалким сараем — особенно если учесть, что она была размером с местную прихожую.

Это была жизнь, которой позавидовали бы миллионы девушек, — а Маше она досталась просто так (пусть временно) — просто потому, что она ведьма. Это справедливо? Или не очень?

Но Маша решила особенно не углубляться в философию — вскочила с кровати, бросилась вниз и помчалась домой — за вещами. В течение получаса сдала квартиру — позвонила знакомая журналистка (немного двинутая дамочка — могла позвонить хоть в пять утра) и пришла в экстаз — их сотрудник, новый английский арт-директор, как раз искал квартиру в центре. Ура! Денег теперь станет больше на целых полторы тысячи долларов! Можно не париться, уйти с работы и размышлять о том, чем она, Маша, будет заниматься.

Маша вызвала на завтра домработницу, распихала вещи по тюкам, в два захода перетащила барахлишко на Тверскую и поняла, что уже почти четыре утра. Вещи Маша оставила в коридоре, вынула только косметику и зубную щетку, поднялась на второй этаж, разделась и открыла окно. С улицы ворвалась духота — ночь была сухая, горячая, без ветерка — город страдал, изнывал от жары, и Машу осенило. Она уже обнаружила лестничку, которая вела на крышу, — отперла люки и, голая, выбралась на крышу. На крыше было не очень приятно — раскаленный гудрон отдавал жар, отчего горели ступни, и воздух был какой-то острый, неласковый… Маша запрокинула голову, раскинула руки и вдохнула — чтобы почувствовать, в какой стороне гроза. Гроза была на востоке — и довольно далеко, но Маша дозвалась — она гнала мысли туда, где гремел гром и сверкали молнии, и несколько туч собрались и помчались к ней — они заслоняли легкие ночные облака, неожиданно закрывали синее звездное небо — пока не добрались до Москвы и не зависли над Кремлем. Маша обратилась к ветру, который подчинился ее зову и взвыл, наотмашь ударил по деревьям, с разбега врезался в дома и закружился, подняв вверх пакеты. Маша хлопнула в ладоши — две тучи столкнулись друг с другом и громыхнули на весь квартал, выстрелила молния и плетью рассекла небо. Маша немного подождала: в грозе ведь главное — предчувствие, потомила — высекла еще несколько молний — страшных, ветвистых…