Любовный эксперимент по-американски (СИ) - Армас Елена

С моих губ сорвалась усмешка.

Лукас откинул крышку стоящей на скамейке коробки. Внутри на маленькой тарелочке лежал ломтик клубничного торта со сливками. Тот самый, что был на свадьбе моей лучшей подруги. Но как?..

Достав блюдце, Лукас пристроил его на ладони и отодвинул ногой коробку.

– А я бы пересек набитый гостями зал с тортом в руке и с ослепительной улыбкой подошел к тебе.

О-о-о, мой бог… Не знаю, сколько у него было женщин, но как же они, дурочки, не удержали такого мужчину?

– А я… я… – Голос мне изменил, пришлось откашляться. – А я, нахмурившись, смерила бы тебя надменным взглядом. Хм, какой-то чудак! С другой стороны – принес сладкого.

Я забрала у Лукаса блюдце и, дождавшись, пока он отсмеется, добавила:

– И смех у него замечательный, и улыбка симпатичная. Пожалуй, тортик приму.

Лукас не сводил с меня излучающих тепло глаз.

– А я и в самом деле чудак. Спросил бы тебя – не хочешь ли ты поделиться. А что, имею право. Зря, что ли, пробивался через толпу с тортом в руках, уворачиваясь от подвыпивших дядюшек и любопытных тетушек, каждая из которых желала узнать, собираюсь ли я до конца жизни оставаться холостяком?

Ни вилки, ни салфетки в коробке не оказалось, и я взяла торт руками. Отщипнула кусочек. Сладкое, нежное лакомство – куда вкуснее, чем подавали на свадьбе! Сомневаться не приходилось – Лукас испек его сам.

Продолжать сценку пришлось с набитым ртом:

– А я тебе сказала бы: наверняка ты до сих пор не женился, потому что угощаешь тортиками совершенно незнакомых женщин. Однако я – та самая девушка, которая с тобой поделится. И неважно, нравишься ты мне или нет, могла бы я стать для тебя парой или не могла.

Я дрожащими руками подняла тарелочку, и Лукас, откусив торт с другого края, слизнул с губ сливочный крем. Ел он со смаком – как я и предполагала, однако не забывал бросать на меня внимательные взгляды. Проглотив, продолжил:

– А я тебя поблагодарил бы и вежливо отказался.

Я вопросительно подняла бровь, заметив, что его легкомысленность куда-то делась. Лукас сделал шаг вперед и наклонил голову, всматриваясь мне в глаза.

– Я знал, что одинок лишь потому, что ни одна женщина еще не сумела завладеть моим вниманием; никому не удавалось привести меня в смятение. Ты – единственная, кто совершил невозможное.

Он замолчал, но я продолжала слышать эхо его слов у себя в сердце.

Мы не сводили друг с друга глаз, и между нами будто повисло электрическое поле, пронизанное сотней несказанных слов.

Воздух сгустился, потяжелел, и издалека будто бы донесся раскат грома. Впрочем, какая разница? Не до грозы. Меня засасывало в воронку, в центре которой находился Лукас.

Он забрал у меня тарелку с недоеденным тортом, стянул с плеч теплый плед и сжал мою руку, положив вторую ладонь на спину.

– А потом, – продолжил он странным голосом, который мне никогда не забыть, – я пригласил бы тебя на танец. А может, на два. Нет, я танцевал бы с тобой весь вечер, пока не заболели ноги. А после попросил бы тебя пойти ко мне домой. В мою постель. В мое сердце.

Я снова почувствовала себя воздушным шариком, который вот-вот улетит в грозовое небо. И улетела бы, не удержи меня сильные руки Лукаса.

Словно поняв, что происходит, он притянул меня к себе, и мы начали двигаться под музыку. Танцевали молча – кружились и раскачивались. Он обнял меня за талию, я положила голову ему на грудь. Могла поклясться: в тот миг никакая сила не оторвала бы меня от Лукаса. Ни молния, ни пожар, ни апокалипсис, ни Кинг-Конг, взбирающийся наверх по стене нашего небоскреба.

Ничто на свете.

Сейчас я была в его руках и знала, сколь хрупок этот миг. Скоро я потеряю этого прекрасного мужчину. Не останется ничего, кроме памяти. А потом отпечаток, оставленный Лукасом в моей душе, исчезнет.

Наверное, поэтому я и не испугалась, когда над крышей в самом деле сверкнула молния. Ни шагу в сторону не сделала.

И потом, когда небеса разверзлись и хлынул ливень, я оставалась в объятиях Лукаса.

А он вздрогнул от смеха и вздохнул:

– Господи Иисусе…

Я лишь покачала головой и крепче обхватила его за пояс.

– Плевать на дождь.

– Ты промокнешь, Рози. Надо спускаться.

– Нет, – возразила я, подняв голову, чтобы он видел мое лицо. – Мне хорошо. Не хочу никуда уходить.

Снова ударил гром – небо словно поставило восклицательный знак после моих слов.

Лукас, не раздумывая, стянул с себя пиджак, хотя я продолжала держать его за талию, и поднял над моей головой.

– Рози, пожалуйста. Ты заболеешь, а болеть тебе нельзя – как же книга? До сдачи всего три недели. Часики тикают. Давай я отведу тебя домой.

И снова – в этом весь Лукас. Думает лишь обо мне. Разве можно его не любить?

– А ты? – покачала я головой, смахивая прилипшие к щекам влажные волосы – с промокшего пиджака капало. – Может, это я хочу о тебе позаботиться.

Он лишь тяжело сглотнул.

– Может, ты для меня важен, Лукас? – Я не соврала ни на йоту. Пусть слышит. Положив ладони ему на грудь, медленно продолжила: – Не думаешь, что мне хочется стать человеком, которому ты позволишь вникать в твои дела?

Лукас изменился в лице, словно мои слова доходили до него с великим трудом.

Я решила расставить точки над «i»:

– Ты все время за мной присматриваешь, заботишься, помогаешь. – Он покачал головой и прикрыл глаза. – Даешь мне многое и ничего не просишь взамен. Я тоже хочу тебе что-то дать. Мне только нужно, чтобы этого захотел и ты.

Я тяжело дышала, сердце прыгало в груди, и вопрос, который задавать не следовало, слетел с моих губ сам собой:

– Ты… хочешь?

Он бросил на меня затравленный взгляд – словно получил предательский, ошеломляющий своей неожиданностью удар. По его лицу катились ручейки дождевой воды, собираясь у подбородка.

– Ты ведь все понимаешь, – вздохнула я. Настала пора выговориться. – Понимаешь, иначе не смотрел бы на меня вот так.

У него задергалась щека, однако ответа не последовало.

Я бессильно опустила руки.

– Да, я не выдержала. Мы условились, что между нами ничего не изменится, но уговор нарушен. Прости, Лукас.

Отвернувшись, собрала вещи со скамейки, желая скрыть лицо, откровенно говорившее о том, какой дурой я себя чувствовала и чего мне стоило подобное признание. Не стоит ему видеть, что от моего сердца остались мелкие осколки.

– Рози…

Он положил руку мне на талию, однако я лишь покачала головой:

– Все в порядке.

Лукас резко развернул меня к себе. С его волос падали крупные капли.

– Ты плачешь, Рози? – Издав невнятный звук, он попытался притянуть меня к груди. – Ангел, por favor[37]. Не плачь. Не рви мне душу.

– Кто плачет? – солгала я. – Это просто дождь.

Лукас взял меня за подбородок и приподнял голову. Наши взгляды встретились.

– Обманываешь. Твои слезы разбивают мне сердце, – тоскливо сказал он. – Рози, preciosa… Что мне сделать, как тебя утешить?

Я попыталась собраться – и не смогла. Эта «preciosa» добила меня вконец.

Слова полились из меня бешеным потоком:

– Ты должен меня захотеть. – Господи, до какого отчаяния дошла, раз говорю это вслух! – Нуждаться во мне так, как я в тебе. Иногда на долю секунды вижу, что могло бы выйти из наших отношений, и проблески несбывшихся надежд меня убивают, Лукас. Я жестоко разочарована, я в отчаянии: почему мы не можем быть вместе? Потому и плачу.

Он хранил безмолвие. Стоял под дождем, слушал и, лишь когда отзвучал мой последний вопрос, вдруг ожил.

– Так ты считаешь, что не сумеешь меня удержать? Значит, я виновен в твоих слезах?

Лукас обнял меня, и я, ощутив на губах его теплое дыхание, совсем расклеилась.

– Плачу, потому что мы всего лишь друзья, а наши отношения выдуманы. Кто я для тебя на самом деле? Соседка, Ро? Грэм?

Он взял мое лицо в ладони; его руки ощутимо дрожали. В отдалении снова ударил гром.