Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

— Мое воображение слишком сильно разыгрывается, Эйзенхорн, — наконец произнес он.

— Я настаиваю на том, чтобы лично допросить археоксенолога Малахита. Уверен, что он может предоставить нам дополнительные сведения. И еще я уверен в том, что он не будет столь стоек, как спесивый аристократ Уризель.

Роркен остановился и решительно хлопнул в ладони. Испуганные херувимы вспорхнули в воздух и закружили под потолком.

— Мы немедленно отправляемся к 56-Изар, — сказал лорд Роркен, игнорируя их верещание. — Все, что удастся выяснить, ты должен сообщать мне без промедления.

Служба военно-космической безопасности поместила Джироламо Малахита под охрану в медицинском отсеке корабля. Нанесенные мною раны исцелили, но не стали утруждать себя созданием протеза для его ноги. Мне не терпелось вызнать его тайны.

Я прошел мимо освещенного холодным светом лазарета и навестил Фишига. Исполнитель еще не приходил в сознание, но врач сказал мне, что его состояние стабильно. Годвин лежал на кровати, закрытой пластиковым тентом. Он был подключен к похрипывающим искусственным легким и булькающим рециркуляторам крови. Его израненное тело скрывалось под бинтами, синтеплотью и металлическими зажимами.

От лазарета я отправился по холодному коридору, показал инсигнию караульным и вошел в тюремный отсек. Я уже проходил второй пост охраны, расположенный прямо у мрачных камер, когда вдруг услышал крик.

Я отпихнул охранников и, с ними по пятам, бросился к грязным дверям камеры.

— Открывайте! — проорал я, и один из охранников завозился со связкой ключей. — Быстрее, солдат!

Двери камеры с треском распахнулись и явили моим глазам находящееся за ними помещение. Конрад Молитор и три его закутанных в мантии помощника обернулись на меня, возмущенные вмешательством. Хирургические перчатки на их руках были мокрыми, покрытыми розовой пеной.

За их спинами, на горизонтальной металлической решетке, подвешенной на цепях к потолку, лежал стонущий Джироламо Малахит. Он был более чем обнажен — с него содрали практически каждый сантиметр кожи.

— Вызови хирургов. И терапевтов. И сообщи лорду Роркену. Сейчас же! — приказал я охраннику и обернулся к Молитору. — Может быть, объяснишь, что ты здесь делаешь?

Думаю, он предпочел бы не отвечать мне, а его слуги явно приготовились броситься на меня и вышвырнуть из камеры.

Но дуло моего автоматического пистолета уставилось прямо между потных бровей Конрада Молитора, и никто из них не посмел пошевелиться.

— Я провожу допрос заключенного… — начал он.

— Малахит мой заключенный!

— Он находится в ведении Инквизиции, брат Эйзенхорн…

— Это мой заключенный, Молитор! Мое право допросить его первым подтверждено инквизиционными протоколами!

Молитор попытался отойти, но я твердо продолжал держать его череп в прицеле. Его глаза отчетливо отражали ярость радикала, вызванную таким обращением, но он старался сдерживаться, понимая, что меньше всего ему сейчас нужно провоцировать меня.

— Я… я беспокоился за твое здоровье, брат. — Молитор попытался успокоить меня. — Ты был ранен, устал, а Малахита необходимо было допросить со всей поспешностью. И я решил, что смогу облегчить твою задачу, если приступлю к…

— Приступишь? Да ты уже почти убил его! Я не верю твоим оправданиям, Молитор. Если бы ты и в самом деле хотел мне помочь, то спросил бы разрешения. Тебе захотелось единолично завладеть его секретами.

— Ничтожная ложь! — плюнул он.

Большим пальцем я снял пистолет с предохранителя. В узкой камере с металлическими стенами щелчок прозвучал очень громко и угрожающе.

— Да неужели? Ну так расскажи мне, что вам удалось узнать.

Молитор поколебался.

— Он упорствовал. Нам практически ничего не удалось добиться от него.

По тюремному коридору застучали сапоги. Охранники вернулись с двумя корабельными хирургами, облаченными в зеленые халаты, и четверкой санитаров.

— Во имя Трона Терры! — воскликнул один из врачей, увидев изувеченного человека, лежащего на решетке.

— Доктор, сделайте все, что сможете. Стабилизируйте его состояние.

Врачи поспешно приступили к работе, выкрикивая санитарам названия инструментов, приборов и запрашивая время от времени свежие перевязочные материалы. Малахит снова застонал.

— Угрожать смертью имперскому инквизитору — это очень серьезное преступление, — произнес один из закутанных помощников, делая шаг вперед.

— Лорд Роркен будет недоволен, — сказал второй.

— Уберите оружие, и наш господин будет сотрудничать с вами, — добавил третий.

— Прикажи своим прихвостням заткнуться, — сказал я Молитору.

— Пожалуйста, инквизитор Эйзенхорн, — снова донесся из-под темного капюшона тихий голос третьего помощника. — Произошла глупая ошибка. Мы постараемся загладить свою вину. Уберите оружие.

Голос казался странно уверенным и, говоря за Молитора, проявлял удивительную властность. Впрочем, окажись я на месте радикала, так же могли бы действовать Эмос или Мидас.

— Забирай своих помощников и уходи, Молитор. Мы продолжим этот разговор сразу же после того, как я встречусь с лордом Роркеном.

Все четверо быстро удалились, и я убрал пистолет в кобуру.

Хирург подошел ко мне, покачивая головой:

— Этот человек скончался, сэр.

По запросу лорда Роркена старший экклезиарх судна предоставил в наше распоряжение огромную корабельную часовню. На судовых клириков ярость Верховного Инквизитора произвела очень сильное впечатление.

И хотя медики поместили изувеченное тело Малахита в стазис-поле, у нас оставалось мало времени, чтобы исправить вред, нанесенный вмешательством Молитора.

Лорд Роркен хотел было сам провести допрос, но вспомнил, что долг обязывает его вначале предложить это право мне. Отвергать мою кандидатуру значило бы поощрять нанесенное Молитором оскорбление, хоть бы Роркен и был Верховным Инквизитором.

Я ответил, что с благодарностью возьмусь за это поручение, и добавил, что знание всех аспектов дела превращает меня в наилучшего кандидата.

Мы собрались в часовне. Она представляла собой длинный зал с резными колоннами и мозаичным полом. Вихрь Имматериума, бушующий за бортом корабля, подсвечивал витражи, изображавшие победы Императора. В зале стоял гул от вибрирующих двигателей «Святого Скифуса».

Ряды скамей и поднятые над залом ложи были заполнены до отказа. Присутствовали все мои братья, включая Молитора, который просто не мог оставаться в стороне.

Вместе с Ловинком я прошел мимо нефов к приподнятому постаменту, на котором лежал погруженный в стазис Малахит. Вокруг помоста собралось почти тридцать астропатов, привлеченных из личного состава корабля и инквизиторских делегаций. Они о чем-то перешептывались, пряча свои бледные, оплывающие лица под капюшонами. Некоторые из них перемещались с помощью механических каркасов, снабженных колесами, некоторые восседали на носилках, несомых сервиторами. Ловинк отправился инструктировать их. Казалось, что он наслаждается возможностью покомандовать астропатами, которые в обычных условиях были куда выше его по званию. Ловинк не обладал должной силой, чтобы в одиночку проводить этот обряд; его возможностей хватало только для обычных психометрических осмотров. Но его познания в области моих способностей и опыта делали его ключевой фигурой в процессе объединения усилий многих астропатов.

Я посмотрел на жалкие, ободранные останки Малахита в мерцающем стазисном поле. Каким-то гротескным образом он напомнил мне о самом Боге-Императоре, вечно покоящемся в мощном стазисном поле Золотого Трона и укрытом до конца времен от смерти, уготованной ему Хорусом.

Ловинк кивнул мне. Астропатический хор был готов.

Я осмотрелся и нашел в толпе лицо Эндора. Он занял место возле Молитора, исполняя обещание внимательно следить для меня за этим выродком. Шонгард сидел почти в самом конце, пытаясь дистанцироваться от проступка своего собрата-радикала.

Брат-капитан Кианвольф вместе с парой своих внушающих ужас Космодесантников занял место позади алтарного экрана. Все они были облачены в силовые доспехи и вооружены штурм-болтерами. Они пришли не покрасоваться. Их присутствие было гарантией безопасности.

— Приступай, брат, — произнес лорд Роркен из своей ложи.

Хор принялся раскачивать изгибы варпа своей молитвой. По залу пополз ментальный холод, и люди в толпе застонали — кто-то от страха, кто-то от непроизвольного всплеска эмоций.

Коммодус Вок поднялся со своего места с помощью мрачного Хелдана и прошаркал ко мне. В качестве уступки лорду Роркену за разрешение провести этот обряд я согласился, чтобы монодоминант тоже принял участие в аутосеансе. К тому же риск и в самом деле был значительным. А два ума всегда лучше, чем один. А если по правде, то было здорово, что ментальная мощь этой старой рептилии оказалась на моей стороне.