Австро-Венгерская империя - Ярослав Шимов

Все сильнее проявлялась экономическая специализация отдельных регионов. В альпийских провинциях, на севере Богемии, в Моравии, отчасти в Словении развивалась тяжелая промышленность – металлургия, деревообработка, военные производства и т. п.; в Богемии, Верхней Силезии, центральной Венгрии – текстильная, стекольная, пищевая отрасли; Галиция, Буковина и Трансильвания оставались по премуществу сельскохозяйственными районами. В Нижней Австрии в последние годы XIX века на 100 кв. км приходилось в среднем 16 промышленных предприятий, в чешских землях – 10,5, а вот в Тироле, Галиции, Буковине и Далмации – всего одно. Степень концентрации производства в Австро-Венгрии к началу XX столетия оказалась куда меньшей, чем в Германии или Франции. В дунайской монархии было по-прежнему много маленьких мастерских и фабрик, выпускавших мебель и фарфор, ткани и сувениры, ювелирные украшения и домашнюю утварь – словом, то, что делает жизнь человека удобнее и красивее и что так ценилось средними и высшими слоями австрийского и венгерского общества.

Свои экономические достижения Австро-Венгрия намеревалась продемонстрировать на Всемирной выставке, которая открылась в Вене весной 1873 года. Это было пятое мероприятие такого рода – после выставок в Лондоне (1851,1862) и Париже (1855,1867), на которых восхищенное человечество могло насладиться собственными новейшими изобретениями, техническими чудесами и хозяйственными успехами. Франц Иосиф лично курировал подготовку выставки, которую, по расчетам организаторов, к концу года должны были посетить около 20 млн человек, что принесло бы императорской казне ощутимую прибыль. Свою продукцию в Вену привезли фирмы из 37 стран – в том числе 15 тыс. австрийских, 7 тыс. немецких и 700 американских. Речь на церемонии открытия выставки произнес младший брат императора Карл Людвиг, за которым с тех пор закрепилось прозвище «выставочного эрцгерцога» (его общественная деятельность по преимуществу сводилась к участию в такого рода мероприятиях). Однако уже через несколько дней, 9 мая 1873 года, на венской бирже произошел крах, который не только похоронил надежды на прибыль от выставки, но и положил конец семилетнему экономическому процветанию Австро-Венгрии.

Биржа, разогретая спекуляциями, в которых участвовали тысячи людей, лопнула с необычайным шумом. Закрылись более 60 банков, разорились десятки фирм, «черный четверг» стал причиной более чем тысячи самоубийств в одной только Вене. Среди покончивших с собой был, в частности, герой войн с Данией и Пруссией Людвиг фон Габленц. От банкротства государственную казну спасли Ротшильды, предоставившие монархии крупный заем. Франц Иосиф отблагодарил: Альбрехту Ротшильду был пожалован титул барона.

Австро-венгерская экономика вступила в фазу спада. Впрочем, биржевая катастрофа имела не только отрицательные последствия: она способствовала перетеканию капиталов из финансовой в производственную сферу. Да и сам кризис оказался не столь уж долгим. В 1880-е годы вновь начался подъем, который – с учетом колебаний, свойственных рыночной экономике, – продолжался вплоть до Первой мировой войны. Столь долгого периода поступательного экономического роста Центральная Европа не знала ни до того, ни после. Возможно, именно поэтому Франц Иосиф навсегда вошел в историю стран, которыми правил, как символ «старых добрых времен» – ведь значительная часть его царствования представляла собой ту «эпоху благополучия, мира и культурного расцвета, которую так часто идеализируют, сравнивая ее с катастрофами, ожидавшими придунайскую Европу в двадцатом столетии»[77].

Тем не менее до самого конца своего существования империя Габсбургов оставалась аграрно-индустриальной страной. В конце 1890-х годов в сельском хозяйстве здесь было занято 70 % трудоспособного населения (в соседней Германии – лишь 35 %). «Вторая промышленная революция», развернувшаяся в США, Германии, Франции, Великобритании, затронула Австро-Венгрию лишь отчасти. Новейшие отрасли промышленности – химическая, позднее электротехническая, автомобилестроение и т. п. – в габсбургском государстве находились в зачаточном состоянии. К тому же Австро-Венгрии не хватало собственных капиталов, ее экономика в значительной степени зависела от иностранных инвестиций. К 1913 году 60 % этих инвестиций были немецкими, что отводило дунайской монархии роль младшего, более слабого партнера в лоббировавшемся правящими кругами Германии проекте Mitteleuropa – единого экономического пространства Центральной Европы.

Новое государство Австро-Венгрия представляло собой конституционную дуалистическую монархию, разделенную на Транслейтанию и Цислейтанию. Цислейтания: 1. Богемия, 2. Буковина, 3. Каринтия, 4. Крайна, 5. Далмация, б. Галиция и Лодомерия, 7. Австрийское Приморье, 8. Нижняя Австрия, 9. Моравия, 10. Зальцбург, 11. Силезия, 12. Штирия, 13. Тироль, 14. Верхняя Австрия, 15. Форарльберг. Транслейтания: 16. Венгрия, 17. Хорватия и Славония, 18.Босния и Герцеговина

В начале XX века Австро-Венгрия занимала третье место в Европе по добыче угля и пятое – по производству чугуна и текстиля, однако в целом на ее долю приходилось лишь 6 % европейского промышленного производства. Недостаточное развитие промышленности и сильные региональные различия аукнулись монархии в ее последние годы, когда затяжная война легла на австро-венгерскую экономику непосильным бременем.

Как жилось обитателям Kakanien в конце XIX столетия? Австро-Венгрия, несмотря на в целом положительные тенденции экономического развития, не могла претендовать на звание богатой страны. Нет, богатства у отдельных подданных Франца Иосифа I было хоть отбавляй, но вот распределение денежных средств и собственности как в социальном, так и в географическом смысле оставалось весьма неравномерным.

В высших слоях общества в Австро-Венгрии, как и в других странах Европы, происходило постепенное слияние аристократии с крупной буржуазией. Формировались «верхние десять тысяч», узкий слой земельных магнатов, промышленников, банкиров, в котором отпрыски древних фамилий – Шварценберги, Лихтенштейны, Ауэрсперги, Эстерхази и прочие – соседствовали с теми, кого еще несколько десятков лет назад их предки не пустили бы на порог – богачами незнатного происхождения, нуворишами вроде строительного магната Альфреда Драшера или банкира и директора Северной железной дороги Йонаса Кёнигсвартера. Это соседство аристократии крови с аристократией денег вскоре нашло буквальное, географическое выражение. Представители обеих групп начали строить шикарные особняки на Рингштрассе в Вене, улице-витрине, пышной и ослепительной, призванной придать величественный и притом современный вид столице монархии. Реконструкция центральных кварталов Вены послужила образцом для других городов Австро-Венгрии. Повсюду – в Будапеште (обе его части, Буда и Пешт, официально стали единым городом только в 1872 году), Праге, Загребе, Триесте, Львове, Кракове – развернулось строительство, которое сильно изменило облик этих городов и придало им общие черты, и сегодня служащие зримым напоминанием о былом единстве Центральной Европы в рамках дунайской монархии.

Перестройка центра Вены была начата еще в 1850-е годы. Древние бастионы, отделявшие старый центр города от остальных районов, снесли, а на их месте прорубили широкий проспект в виде кольца – будущую Рингштрассе. Она начала быстро застраиваться особняками элиты. Возводились и общественные здания, придавшие центру Вены его нынешний вид – городская ратуша, парламент, новый оперный театр… Обширное строительство за несколько десятилетий превратило Вену из города, несшего на себе печать эпохи барокко и даже средневековья, в имперскую и одновременно очень буржуазную по духу столицу. Синонимом богатства и величия считались изобилие, разнообразие и пышность, отсюда необычайная стилистическая эклектика центральных районов Вены, обновленных при Франце Иосифе. Здесь есть все – псевдоготика и ренессанс, классицизм и подражание позднему барокко. «Ваше Величество, сейчас в Вене много строят. Но эта мешанина стилей мне лично совсем не нравится, – как-то пожаловался императору художник Фридрих фон Амерлинг. – Она напоминает ресторанное меню в камне!» – «Я в это не вмешиваюсь, – кротко ответил Франц Иосиф. – В таких вещах художники разбираются лучше». Подход, очень характерный для этого монарха: сознавая, что не поспевает за новой эпохой, не понимает ее дух, он все чаще предоставлял события их естественному ходу.

Впрочем, как раз принцип laissez faire, государственного невмешательства в экономическую и социальную жизнь, вполне соответствовал духу эпохи. Австро-Венгрия 1860 – 90-х годов была классическим либеральным государством с характерным для него культом успеха, материального благополучия и привычкой не замечать бед и страданий тех, кто оказался недостаточно сильным и зубастым, чтобы выжить в специфических условиях раннего капитализма. По мере того как развивались промышленность и транспорт, нищали деревни и целые провинции, тысячи жителей которых отправлялись на заработки в города. Кому-то удавалось «выбиться в люди», но большинство ожидало существование в условиях, подобных тем, о которых в 1888 году писала социал-демократическая газета «Глайхайт» («Равенство»): «Деревянные лавки, покрытые старой соломой, на которых тесно рядами лежат люди… В одном из таких помещений, где спят 50 человек, в углу примостилась супружеская пара. Две недели назад женщина заболела – и лежит здесь, среди полуголых, грязных мужчин, дыша смрадным воздухом». Так выглядело общежитие рабочих одной из крупнейших в Вене фабрик по производству кирпича. Подобных заведений в австрийской столице были десятки.