Избавитель - Юрий Трещев

— Одну минуту… — Следователь увлек Фому в его комнату. — Вы, я вижу, огорчены случившимся?..

— О чем вы?.. кто вы, собственно говоря, такой?..

— Я Следователь…

— Что, уже решили начать следствие?..

— Нет, нет, пока нет… и поэтому можете говорить откровенно… этот разговор останется между нами… зря вы молчите… это более чем странная позиция… вас все равно будут допрашивать и придется отвечать… а ваше молчание может быть неправильно понято… может быть закрыть дверь?..

— Да, но что вы хотите от меня услышать?..

— Вы живете один?..

— Моя личная жизнь никого не касается…

— Касается и еще как касается…

— Хорошо, я живу один…

— Что вы знаете по существу дела?..

— Я ничего не знаю, но думаю, что это было элементарное самоубийство…

— Возможно, вполне возможно…

— Он уже несколько раз пытался покончить с собой и как-то даже просил помочь ему…

— Вот как?..

— Что вы на меня так смотрите?..

— Что-то здесь не сходится…

— Вы что, подозреваете меня?..

— Любое убийство предполагает убийцу… один деликатный вопрос… подумайте, прежде чем отвечать… это очень важно…

— У вас шнурок развязался…

— Что?..

— Я говорю, у вас шнурок развязался… — Фома оглянулся на дверь. Дверь приоткрылась.

— Извините, что мы вас беспокоим, но он вернулся…

Следователь выбежал в коридор. В прихожей никого не было.

— Ну и где же он?..

— Только что был здесь… слышу, кто-то копошится под дверью… у нас ключ свободно ходит в скважине… вошел, стоит, как истукан, озирается, говорит, кажется, я ошибся дверью…

— Возможно, что это был вовсе и не он…

— А я тебе говорю, что это был он… — Дева похожая на Жанну д'Арк подошла к окну. — Да вот же он… — вдруг вскрикнула она сдавленным голосом…

37

Еще раз, глянув на ярко освещенные окна дома на набережной, Моисей свернул в переулок и вошел в стоящий на остановке трамвай. Трамвай стронулся и, позвякивая и приседая на стыках рельс, покатился вниз.

У вокзала Моисей вышел и в каком-то затмении поднялся на террасу привокзального кафе. Солнце село. Потянуло сыростью и прелью от лежалой листвы. Стало промозгло и неуютно, но он сидел и ждал, сам, не зная чего, уставившись на мокрый и черный сад. Прошумел вечерний поезд, и воцарилась тишина. Впотьмах изменчиво и призрачно трепетали листья, плескалась вода. Рука его скользнула по скамейке. Доски почти сгнили…

«Боже мой, сколько же лет прошло…» — подумал он. Послышался какой-то странный звук, как будто кто-то вздохнул. Он обернулся. Лиза беззвучно проплыла мимо в узкой, постепенно меркнущей полосе света с девочкой на руках. Девочка спала, на мгновение проснулась, удивила его улыбкой.

— А-аа… учитель… — Лиза уложила девочку на скамейку, движением рук, похожим на взмах крыльев, поправила волосы. Жест усталый, но все же не лишенный присущей ей грации. Она изменилась. Ее трудно было узнать. — Вот, заблудилась, в этом ужасном городе все улицы на одно лицо…

Моисей привел Лизу в дом на Чертовом острове. Она долго и как-то странно оглядывалась, как будто вспоминала уже когда-то все это виденное в каком-то сне, и эти нары, и этот стол, заваленный книгами, и эти чахлые розы в вазе с узким горлом.

— Дом тесноватый, но жить можно… — Моисей смутился. Он плохо представлял себе, что будет говорить, и что будет делать…

Ничего не произошло. Они почти не разговаривали. Завывал ветер. Шумел дождь. Странные, какие-то нездешние звуки успокаивали, убаюкивали…

Когда он проснулся, Лизы уже не было. На столике у зеркала горела лампа, которую он забыл погасить, и лежало письмо. Сразу он не решился узнать, что она написала. Жанна спала за занавеской. Он рассеянно глянул в зеркало и, думая о том, что скажет девочке, когда она проснется, развернул письмо.

«Сейчас около четырех, поезд отходит в пять… я уже бессильна что-либо изменить, так сложились обстоятельства, прошу лишь об одном, помогите моей девочке…

Прощайте. Боже мой, как сердце ноет…»

Почудилось, что кто-то приник к окну. Он выбежал на крыльцо. Никого. Дождь кончился. Над Чертовым островом стоял плотный белый туман, почти непроницаемый…

— А где моя мама?.. — Жанна стояла на пороге, потягиваясь всем своим узким телом и боязливо улыбаясь, такая тоненькая и такая беззащитная.

— Она скоро вернется… может быть еще сегодня или завтра… я, наверное, тебя разбудил?..

— Нет, я просто лежала на нарах с закрытыми глазами… как холодно, спина леденеет…

— Иди ко мне… — Моисей с нежностью обнял ее.

— Ты чувствуешь, как мурашки бегают по спине?..

— Да, чувствую…

Жанна рассмеялась, вдруг умолкла, подняла голову. Глаза у нее стали темные-темные с фиолетовыми отсветами на дне.

— Ты мой папа?.. — спросила она.

— Нет, я не твой папа, но я любил твою мать больше жизни…

— Я тоже ее люблю… — Девочка неожиданно расплакалась и спрятала лицо у него на груди…

38

Скиталец уже исчез в тумане и мороке вечера, а Серафим все еще стоял у края обрыва. Внизу смутно поблескивала река. От реки поднимался туман. Из тумана невнятно, бледно-серым призраком вырастал силуэт Башни…

Полетели вниз осыпающиеся камни, песок. Серафим испуганно отступил на несколько шагов от края обрыва и вдруг услышал приглушенные голоса. В тумане проявились удлиненные, зыбкие фигуры мужчины и девочки.

— Нет, я этого не переживу… она была таким прелестным ребенком… она ни разу не огорчила меня…

— Ты получил записку?..

— Да, получил и уже несколько дней живу, как после смерти, воображаю, что живу… порой чувствую какую-то странную тревогу, неуверенность, подозрительность к любому движению, звуку…

Серафим кашлянул.

Незнакомец быстро оглянулся и несколько секунд разглядывал его.

— Пошли, пошли… — девочка потянула его за полу плаща, и уже нет никого, лишь летучие тени.

«Чудеса, это же был Скиталец… или я обознался?..» — Серафим неуверенно улыбнулся и сел на камень.

— Вы Серафим?.. — Перед ним, как будто из воздуха, возникла девочка 13 лет. — Вам просили передать эту записку…

— Что это?.. — С подозрением и плохо скрываемой тревогой Серафим посмотрел на девочку, повертел в руках записку.

«Приходи на виллу, нужно объясниться. Моисей».

Серафим поднял голову. Девочка уже исчезла. Он еще раз перечитал записку и задумчиво побрел вдоль пик ограды, заросших ирисом и виноградной лозой и дальше по стиснутой каменными стенами и петляющей улице.

«Кажется здесь…» — Невольно задержав дыхание, он придавил кнопку звонка, прислушался, толкнул дверь. Дверь была не заперта. Он осторожно заглянул в щель. Скрипнули полы за спиной. Серафим резко обернулся и увидел уже знакомую ему девочку.

— Идите за мной… — сказала она, проглатывая окончания слов, и увлекла Серафима за собой вниз по лестнице, в арку, мимо безголовой статуи. Перебравшись по хлипким, шатающимся мосткам на Чертов остров, Серафим остановился у дома с верандами. Под окнами зыбились кусты сирени, как мифологические декорации, краснела рябина. — Ну, что вы стоите?.. — Девочка глуповато хихикнула. — Входите, он вас ждет…

Недоумевая, Серафим протиснулся в щель двери и очутился в полутемной комнатке, полной тусклого хлама. Похоже, что здесь уже давно никто не жил. Он ничего не понимал.

«Зачем я здесь?.. чувствую, опять я впутываюсь в очередную историю…» — Вскользь глянув на себя в зеркало, изъеденное ржавыми пятнами, он сел. На столике лежали бумаги, раскрытая книга, поблескивали знакомые очки. Сломанная дужка очков была перетянута нитками. Бросилась в глаза отчеркнутая ногтем строчка:

«Все в этом мире устроено хорошо, просто нам не хватает любви и терпения понять это…»

Неожиданно зазвонил будильник. Серафим невольно вздрогнул и оглянулся. Из-за ширмы, прорванной в некоторых местах, вышла девочка уже в безрукавке и в шортах. Она разглядывала его с нескрываемым любопытством и как будто даже с симпатией.

— Так вы и есть Серафим?.. — спросила она.

— На Серафима он теперь мало похож… — В приоткрытую дверь просунулось такое знакомое, узкое и темное лицо Скитальца. — Узнал?.. вижу, что узнал…

Они обнялись и вышли на открытую веранду. Над городом уже царила ночь, мрак и тишина. Едва шевелились влажные листья. Тихо плескалась вода. Где-то на краю ночи полыхали зарницы.

— Чудное место, что-то вроде потерянного рая… я уже второй день здесь живу… скрываюсь, сам не знаю от кого… надеюсь на то, что здесь никто не станет меня разыскивать, дом, правда, сырость извела, но ничего, подновим крышу, застеклим окна и можно жить… здесь есть несколько вполне подходящих комнат, есть чулан, погреб, чердак… кстати, как поживает Марк, наш проповедник, все еще носится с пучком соломинок, каждому утопающему свою соломинку… и вообще, как вы тут жили, чего ждали, чего опасались, на что надеялись или вам уже чуть-чуть все равно?.. — Подкрутив лампу, Моисей переставил мешавший ему стул с места на место, порылся в бумагах, разворошил их. Он что-то искал. — Да вот же она… у Марка, у этого старого нелюдима я и познакомился с ней… кто бы мог подумать, что все так обернется… — Он намеренно отвел глаза. — Мне удалось выбраться, а Жанна куда-то исчезла… однорукий говорит, что она дочь Тиррана, ты представляешь?.. она дочь Тиррана!..