Побратимы меча - Тим Северин

Чем завершится погоня, было ясно с самого начала. Наши драккары, давно устаревшие, потрепанные и ветхие, не могли соперничать в скорости с данскими кораблями, а неопытность наша в мореходном искусстве лишь усугубляла дело. Сухопутный люд не умел обращаться с корабельной оснасткой и только мешал тем немногим, кто знал, что нужно делать, чтобы решить непростую задачу — добиться от драккара наибольшей возможной для него прыти. Этим неукам было грубо велено сидеть смирно и не двигаться с места без приказа, а по приказу быстрее бежать, куда укажут, и оставаться там, пока не получат нового приказания. Мы служили подвижным грузом. Единственную работу, какую нам задал Тренд, взявший на себя власть кормчего, — это выбросить за борт все незакрепленные предметы, кроме оружия и весел, чтобы облегчить корабль. После чего сухопутных жителей поставили вытаскивать из трюмов тяжелые камни огрузки и бросать их в воду. Однако бегству нашему это мало помогло. У бортов данов тоже видны были всплески — они также облегчали свои корабли и медленно нагоняли нас.

Идучи прямо по ветру, мы надеялись, убегая от них, дождаться ночи и ускользнуть в темноте, а того лучше — встретить дружеские корабли короля Кнута, которые отпугнули бы врагов. Пока же все мы то и дело поглядывали, возрастает или сокращается расстояние между нашим драккаром и длинными кораблями преследователей. И на нашего спутника мы посматривали, он же шел, повторяя каждый наш прием и поворот, ибо нам необходимо было держаться вместе. Ибо лучше, коль нас будет двое против трех, коль скоро — а точнее, просто скоро, — даны нагонят нас.

Боги, либо вендские, либо асы, улыбнулись нам. Ветер, оставаясь переменным, набирал силу. Это было на пользу старым судам, ибо при сильном ветре разница в скорости между нашими и более новыми данскими кораблями уменьшалась, и чем дальше мы успеем уйти, тем больше была вероятность встретить флот Кнута. Так что мы не приспустили парус, хотя пятка мачты уже громко скрипела в пазу. Ветер поднял бегучую зыбь, и каждая волна, вздымавшаяся под нами, заставляла ветхий корабль стонать и рыскать. Зыбь превратилась в длинные гребнистые валы, от форштевней полетели брызги, корабли зарывались носом и раскачивались, и тогда стало ясно, что они могут не выдержать испытания.

Вот тогда-то это и случилось. Может статься, виной тому было отсутствие огрузки, или то была неопытность корабельщиков, но попутчик наш, второе судно йомсвикингов, совершило пагубную ошибку. Все случилось столь внезапно, что мы не поняли, то ли сорвало рей, то ли мачту выбило из гнезда, или то было просто невезение, но, когда крутая волна подняла корму драккара, а нос его опустился, корабль вдруг развернулся и подставился под удар. Он зарылся форштевнем в гребень волны, лег на борт, и его развернуло, и вода захлестнула открытый трюм. Без балласта он потерял остойчивость, парус тащил его, лежащего на боку, вперед, а поток воды тянул вниз. Судно само себя тянуло под воду. Только что оно шло на полной скорости, и вот уже лежит на боку, носом вниз, наполовину затопленное. Остановка была столь внезапной, что большая часть корабельщиков вылетела прямо в воду, остальные же цеплялись за корму, и только эта корма торчала из воды.

Со стороны данов раздался торжествующий рев, с ведущего длинного корабля что-то сигналили — очевидно, военачальник над всеми этими кораблями отдавал приказы. В ответ судно, ближайшее к поверженному драккару, быстро спустило парус, поставило весла и начало грести, устремившись к своей искалеченной жертве. Наше судно шло вперед, мы смотрели назад, пав духом, и видели, как даны нагнали наших товарищей. Они метали в них копья, как в лососей, пойманных в сеть, то и дело коля плывущих в воде. Кто не был зверски убит, тот сам пошел ко дну под тяжестью кольчуги. Спасения не было.

Только Транд как будто даже не заметил этой беды. Он, суровый и настороженный, стоял на корме, по-прежнему удерживая кормило, и лицо его было непроницаемо, и все его внимание было сосредоточено на парусе, на силе и направлении ветра и остойчивости нашего судна. Всего дважды он оглянулся через плечо на бойню, а потом вдруг, без предупреждения резко повернул кормило так, что драккар накренился и в полветра направился к далекому берегу. Он никак не объяснил внезапную перемену курса, и вновь резкость этого маневра застигла данов врасплох. Мы обошли их на несколько длин корабля. Сидя на рундуках, мы переглядывались, недоумевая, что задумал Транд. С того мгновения, когда он стал у кормила, он сделался нашим неоспоримым вожаком. Я ерзал на своем месте и смотрел вперед. Там в обе стороны простиралось побережье Шелланда, низкое и плоское, без всяких признаков гавани или пролива, в котором мы могли бы спастись. Но Транд вел корабль прямо к далекому берегу, словно там было спасение.

Должно быть, кормчие обоих данских судов тоже были сбиты с толку — погоню не прекратили, но ход замедлили и совещались, перекрикиваясь через пространство, разделявшее их корабли. Потом, видимо, решили, что каковы бы ни были наши намерения, они все равно нас нагонят прежде, чем мы достигнем берега. Я видел, как снова запенились волны у форштевней, как накренились мачты, когда два корабля, напружившись, двинулись в полветра, возобновив погоню. На нашем драккаре вся дружина, кроме тех пятерых, что управлялись с парусом, перешла на наветренный борт, чтобы уменьшить крен. Все мы теперь понимали, что жизнь зависит от того, насколько мы сможем разогнать наш уязвимый корабль.

Медленно и неотвратимо данские корабли нагоняли нас, а в отдалении третий их корабль, покончив с нашими братьями, тоже поднял парус и присоединился к охоте. Мы только и могли, что сидеть, наблюдая, как приближается враг и как лучшие его воины уже собрались на носу, готовясь, едва только подойдут на достаточное расстояние, метать копья в нашего кормчего, надеясь сбить его, а без него мы были бы беспомощны.

Один из вендов сунул руку под гребную скамью, достал свою кольчугу и начал натягивать ее через голову.

— Она тебя утопит, коль мы опрокинемся, — предупредил его сосед. — Ты что, не видел, что случилось со вторым нашим драккаром?

— Все едино, — ответил венд. — Я не умею плавать.

Мы видели, что берег приближается, и напряжение нарастало. Берег по-прежнему казался пустынным — плоская песчаная желтая отмель, дюны и морская трава — необитаемое место. Ни рыбачьих лодок, вытащенных на берег, ни домов, ничего — только алчные чайки кружат и ссорятся над стаей мелкой рыбешки.

— Здесь никто не живет. Здесь слишком голо, — сказал шелландец, тот, что уже плавал вдоль этих берегов. — Одни только отмели, мели да порою песчаные косы.