Мургаш - Добри Джуров

— Я выспалась. Пойду покормлю скотину.

Дни тянулись убийственно тягостно. Даже Пушо не шумел. Иногда к нам заходила какая-нибудь подружка Стефки, девушки останавливались в воротах, и их голосов не было слышно.

Палуша очень привязалась ко мне. Кончив домашние дела, она садилась возле люльки Аксинии и долго молчала. Затем вдруг хватала меня за руку:

— Его выпустят, Лена?

— Конечно, выпустят.

— А то что я буду делать? Мы же не венчаны. И у нас будет ребенок…

— Ты в своем доме, Палуша. Все село знает, что ты жена Гошо. Когда он вернется, сыграем веселую свадьбу…

Однажды вечером мы с ней вот так сидели в комнате. Деревья уже бросали длинные тени, зной сменялся вечерней прохладой. Вдруг с улицы послышались звуки песенки — кто-то свистел. Это же Гошина песня! Только он мог ее так насвистывать! Я подошла к окну:

— Палуша, Гошо идет!

Она бросилась к двери и замерла там.

Песня слышалась все ближе.

Я отстранила девушку и вышла на крыльцо. За мной послышались тихие шаги.

По улице шагал Гошо, забросив за плечо свои башмаки с деревянными подошвами. Увидев меня, он поднял руку.

Палуша стрелой промчалась мимо меня. Она так и повисла на плечах Гошо. Вслед за нами подошла и бабушка Гана:

— Ну как?

— Выстоял, — сдержанно сказал Гошо.

2

Я радовалась счастью Гошо и Палуши. Будто тяжелый груз свалился с моих плеч: мне казалось, что это я виновна в аресте Гошо. Однако с каждым днем на душе у меня становилось все тяжелее. Иногда я брала Аксинию на руки и уходила на кукурузное поле. Я гуляла в поле, пока не уставала, пока не начинали от тяжести ныть руки, и тогда возвращалась домой. Тяжелые, невыносимые мысли не покидали меня. И вот однажды бабушка Гана застала меня за сбором вещей. Она посмотрела, как я складываю одежонку Аксинии, и сказала:

— Останься!

— Не могу, мама.

— Чем ты ему поможешь?

— Не знаю… Наверное, ничем…

— Ну что ж, делай как знаешь, дочка!

Впервые она назвала меня дочерью.

Я уехала. Была середина августа. Очень долго я не получала никаких вестей от наших из Брышляницы. На конец узнала, что Гошо призвали на военную службу, а затем отправили в арестантскую роту. Палуша родила, а неделю спустя к ним снова пришли полицейские и шпики. Палушу отправили к родителям, а бабу Гану, Стефку и Пушо выслали в Добруджу.

Усевшись на телегу, окруженная узлами и своими двумя детьми, Гана окинула взглядом собравшихся вокруг людей. Все смотрели в землю. А она, расправив плечи, вдруг сказала:

— Наша мука кончается. Начинается ихняя…

Конвойный сделал вид, что не слышит.

Потом крестьяне говорили:

— Ну и женщина! Никто ее не видел с заплаканными глазами…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

В первые месяцы 1943 года по решению Центрального Комитета партии был образован Главный штаб Народно-освободительной армии. Страну разделили на двенадцать оперативных зон. Это дало решительный толчок партизанскому движению.

Софийская область была включена в первую зону. В начале июня к нам прибыл начальник штаба зоны Здравко Георгиев. Выросший в семье сельского учителя, Здравко с пятнадцати лет стал членом комсомола, а спустя три года, в 1934 году, вступил в ряды партии.

Передо мной собственноручно написанная им автобиография. Так как она невелика, привожу ее полностью.

«В 1933—1934 годах состоял членом районного комитета комсомола.

В 1935 году работал в аппарате Центрального Комитета партии.

В 1936 году был секретарем районного комитета комсомола и членом окружного комитета.

В 1937—1938 годах работал инструктором Центрального Комитета комсомола.

В 1939 году был интернирован, а затем призван в армию.

Осенью 1941 года меня демобилизовали, и я сразу же перешел на нелегальное положение. Так как к тому времени у меня уже установилась связь с партийными ячейками в армии, партия поручила мне руководство работой партийных организаций в воинских частях, расположенных в Софии и Софийском округе.

В начале 1943 года меня перевели в штаб первой военно-оперативной зоны в качестве начальника штаба. Вероятно, это сделали потому, что я окончил школу офицеров запаса. На этой работе я оставался до 9 сентября 1944 года».

Эти сухо написанные строки таят в себе отчет об огромной деятельности в течение тринадцати лет, подчиненной воле и мысли партии.

Они ничего не говорят о бесчисленных случаях, когда жизнь висела на волоске, о смелости и находчивости, о тяжелых страданиях, когда узнаешь, что твоих близких, друзей и товарищей уже нет в живых, что назначенная встреча не состоится, что тебе вынесен смертный приговор.

Однажды, когда Здравко пришел в дом одного из своих друзей, хозяин встретил его с побледневшим от испуга лицом:

— Ты уже знаешь?..

— О чем?

— Что тебя приговорили к смерти…

Здравко спокойно показал на свой пистолет:

— Как ты думаешь, для чего я его ношу?

А потом он пришел к Невене:

— Нам надо повенчаться. Как мою жену, тебя не будут судить за встречу с человеком, находящимся на нелегальном положении. А иначе могут посчитать партизанской помощницей…

На следующий день священник наскоро совершил венчальный обряд в церкви в Лозенце. Потом состоялся скромный обед.

Наступили тревожные дни. Невена Драгиева арестована. Появились слухи, что она убита. Но оказалось, что счастливая случайность спасла жену Здравко. Узнал он об этом только 11 сентября 1944 года.

Итак, 9 июня 1943 года в наш лагерь возле Радиной реки прибыл начальник штаба зоны. Его привел Бойчо. Двое суток они добирались до нас из Софии. Первое, что сказал Здравко, войдя к нам, было:

— Знаете ли вы, что в школе села Чурек сложено несколько тонн шерсти для немцев?

Затем он снял куртку и выжал из нее воду.

Три месяца непрерывно шел дождь, шел утром, в полдень, вечером. Дождь превратился для нас в сущую напасть. В горах ноги тонули в грязи по щиколотку, в поле — по колено. Не было ни одного местечка, чтобы обсушиться. Дрова намокли и сильно дымили, костер разжигали редко и ненадолго, только чтобы замешать мамалыгу или сварить картошку.

Повесив сушить куртку, Здравко вынул пистолет и начал вытирать его тряпкой. Это был восьмизарядный кольт.

Я попросил Здравко показать его. Он протянул мне пистолет. Вот это оружие! Я не мог скрыть своего восхищения и зависти. И прямо заявил:

— А не подаришь ли ты мне этот пистолет? Ты ведь себе можешь достать другой?

Здравко протянул руку и засунул свой пистолет за пояс:

— У вас будет возможность достать и пистолеты и