Вынужденный брак - Татьяна Герцик

Он дошел до того, что был готов на уголовно наказуемое деяние, что-то вроде проникновения в квартиру с целью приватного разговора с хозяйкой, только не знал, как это конкретно осуществить, поскольку никогда не отличался умением взламывать не только чужие, но и собственные запоры.

Вот и сегодня, пройдя под громкие крики мимо радостно приветствующей его молодежи, поднялся на четвертый этаж, привычно сунув по дороге десятку общественному бомжу Борису, живущему жизнью свободного художника.

Тот неожиданно увязался за ним, благоухая всеми нюансами общественного туалета.

– Я хиппи! А хиппи – это цветы солнца!

Этот цветочек, принявший сегодня на грудь не один флакон стеклоочистителя, был настроен на редкость благодушно. Ему хотелось обнять всё человечество и поведать о своей нежной любви.

Пока он нащупывал Николая Ивановича собравшимися в кучку осоловелыми глазками, тот пытался уклониться от разговора с любвеобильным, но крайне вонючим типом. Но не удалось. Тот прислонился к стенке, принял достаточно устойчивое для деликатной беседы положение, и торжественно начал:

– Я знаю, что такое любовь!

Николай Иванович насторожился, так как не хотел обсуждать личные перипетии ни своей, ни чужой жизни. Но расчувствовавшийся знаток сердечных мук томно продолжал, сводя собеседника с ума своим экстравагантным ароматом:

– Это великое чувство!

Николай Иванович судорожно нажал на кнопку звонка, истово надеясь на избавление. Дверь, как обычно, не открылась. Борис всё тем же мечтательным тоном поведал:

– Натальи дома нет! Но должна скоро прийти!

Николай Иванович не стал узнавать, по каким приметам он это установил. Просто спросил:

– И как мне можно ее увидеть?

Борис расслабленно посоветовал:

– Ну так зайди в квартиру да подожди ее там! Вы же давно знакомы, она не рассердится.

Насчет последнего у Николай Ивановича было свое мнение, весьма отличное от сказанного, но на всякий случай он оставил его при себе. Глухо пробурчал, сердясь на легкомысленного бомжа:

– У меня ключа нет.

Изумленно посмотрев на нормального с виду мужика, тот с недоумением тряхнул головой, не понимая, как такая мелочь может стать помехой. Потом, порывшись в кармане, вытащил странную металлическую загогулину и, назидательно приговаривая:

– Эти замки только для видимости тут стоят, их любой пацаненок откроет! – Воткнул железяку в замок, повертел из стороны в сторону, и дверь с неодобрительным скрипом распахнулась. Сделал приглашающий жест рукой, как будто был владельцем этой квартирки, и скромно провозгласил: – Прошу!

Несколько опешивший от быстроты решения проблемы Николай Иванович проскользнул внутрь. Нервически поблагодарил Бориса, попросив, впрочем, никому о подобном благодеянии не сообщать.

Тот стукнул себя в грудь, издав при этом довольно музыкальный звук малого оркестрового барабана, воскликнул:

– Обижаешь! – и поплелся вниз с видом поруганной добродетели.

Николай Иванович присел на диван, не снимая ни ботинок, ни куртки. В роли взломщика ему выступать еще не доводилось, поэтому дебют его изрядно нервировал. Правда, сквозь беспокойство пробивался мощный поток облегчения: наконец-то он сможет посмотреть в глаза этой неуравновешенной особе и призвать ее к ответу за свои бессонные ночи!

Он был уверен, что вел он себя в ту знаменательную встречу совершенно правильно, и жаловаться Наталье совершенно не на что. А ее дурацкие капризы можно объяснить лишь одним – коварством и непоследовательностью женской натуры.

Видеть она его больше не желает! А почему? Чем он ей не угодил? С трудом удержался, чтобы не вскочить и не замаршировать по комнате, чтобы проветрить застоявшиеся мозги. Вернее, застопорившиеся на одном и том же вопросе: что он сделал не так? За что его подвергают подобной обструкции?

Всё это было крайне несправедливо, и он почувствовал уже привычный приступ горечи. Не заболеть бы от этих переживаний! Николай никогда ничем серьезным не болел, если не считать иногда настигавшего его гриппа, но был убежден, что болеть – это ужасно!

Во всяком случае, гриппозную температуру в тридцать восемь градусов переносил с трудом, неистово стеная и жалуясь, но, если бы вознаграждением стали наладившиеся отношения с Наташей, героически отболел бы пару недель.

Безмолвно сидел на диване и ждал. Слух обострился до такой степени, что он различал шорохи, доносившиеся от соседей сверху и кашель сбоку, не понимая, как можно жить в подобных музыкальных шкатулках.

Наконец у входа послышались легкие шаги и замок негромко заскрипел, поворачиваясь. Наталья Владимировна вошла в квартиру, скинула пальто, заскочила в ванную, где тут же полилась вода.

Николай Иванович весь подобрался, готовясь к неприятному объяснению. Выйдя из ванной, она, не заходя в комнату, прошла на кухню. Включила чайник, выложила купленные продукты и только после этого, потягиваясь и зевая, появилась в комнате. И застыла в этой позе, не веря своим глазам.

Он стремительно поднялся ей навстречу, поклонился и любезно, как малознакомому человеку, проговорил:

– Добрый день!

Внезапно ощутив, что на нем зимние ботинки и куртка, выскочил в коридор и скинул их.

Старенькое трюмо, стоявшее в прихожке, отразило несколько всклокоченного мужчину в добротном темно-сером костюме, белой рубашке и при черном галстуке. Вполне комильфо.

Ему захотелось пригладить волосы, но он даже сквозь легкую панику понимал, что хозяйка не поймет, если он примется охорашиваться. Когда он вернулся в комнату, Наталья Владимировна устало сидела в кресле, несколько осоловело рассматривая его, как сбывшийся самый худший из ее ночных кошмаров.

Он сел на диван напротив и непосредственно извинился:

– Прости, Наташа, что я без предупреждения, но ты уж очень хорошо научилась прятаться, вот и пришлось прибегнуть к крайним мерам.

Она всё так же сонно рассматривала его макушку, казалось, ничему не удивляясь. Николай Иванович почувствовал себя этаким стеклянным человечком, не стоящим внимания.

Приосанившись, уже гораздо тверже спросил:

– Ты в порядке, Наташа?

Она кивнула головой, впервые подав признаки жизни. Это его ободрило, и он интимно спросил:

– На самом деле всё? Ты себя так странно ведешь…

От этих слов Наталья Владимировна выпрямилась и сурово посмотрела на незваного гостя. В ее глазах потихоньку разгоралось зловещее зарево пожара. Она только вчера была у своего гинеколога и, услышав, что у нее двадцать недель беременности, до сих пор не могла прийти в себя. Хотя после ночи с мужчиной это не должно было бы стать сюрпризом, но месячные пришли вовремя, и она успокоилась. На второй месяц тоже всё было более-менее в порядке, но вот на третий их не было вообще.