Конторщица 2 - А. Фонд

Так что в эту войну я вступаю при полном параде. Как и положено генералу.

Я устроилась на рабочем месте и принялась печатать очередную бумажку. Внимательно сверяясь с написанным кем-то от руки черновиком (ужасный почерк!), я на какое-то время выпала из реальности, утратила контроль над окружающей обстановкой. И обнаружила это, когда над головой раздался знакомый голос:

— Горшкова!

Я вздрогнула и подняла голову.

Вокруг моего стола собралась целая делегация из лучших представителей (точнее представительниц) депо «Монорельс». А проще говоря — Щука, Швабра, Лактюшкина, Акимовна и еще две бабы с бухгалтерии. И все они со злорадным предвкушением взирали на меня, как гельминтолог на особо отвратительный вид паразитических червей.

— Что Горшкова? — спросила я.

— На каком основании ты прогуляла вчерашнее собрание? — обвиняющим тоном рявкнула Щука.

А все бабы посмотрели на меня с таким осуждением, словно я осквернила священное место, причем самым гнусным способом.

— К сессии готовилась, — ответила я.

— Сессия — зимой! — возмутилась Лактюшкина, пытаясь отдышаться (бежала она что ли?).

— Знаю, — согласно кивнула я, — но я серьёзно отношусь к учебе и готовиться начала уже сейчас.

— Не паясничай, Лидия! — недовольно сказала Акимовна, осуждающе покачав головой. — Перед тобой стоят старшие товарищи, могла бы хоть встать, проявить вежливость. Расселась тут.

Я сдержала рвущийся саркастический комментарий и дисциплинированно встала.

Бабы вытаращили злые завистливые глаза на мое новое отпадное платье цвета ванили (вот потому я и встала).

— Горшкова! — первой пришла в себя Щука. — ты почему себя так ведешь?!

— Как? — не поняла сперва я.

— Вчера в докладе товарища Иванова несколько раз прозвучало о твоем недобросовестном отношении к мероприятиям Олимпиады, — начала перечислять Щука, заглядывая исписанный блокнотик. — Нарушение дисциплины, регулярное хамство ответственному организатору, безнравственное поведение. И разврат с членами иностранных делегаций!

Вот демоническая Олечка, блин, подсиропила.

Но надо выкручиваться.

Я видимо подзадумалась, потому что все смотрели на меня, а Щука рявкнула:

— Отвечай, Горшкова!

Я обнаружила, что в копировальном, где, казалось, никогда не стихает густой как сметана шум, внезапно стало так тихо, что, было слышно, как громко скатывается капля пота по лбу взопревшей Лактюшкиной.

— Бред и злобные наветы, — ответила я скромно.

Народ вокруг ахнул.

— Это официальный доклад товарища Иванова! — ввернула свои пять копеек Швабра преисполненным негодования злым голосом.

— Вы хотите нам сказать, что товарищ Иванов — лгун? — сузила радостно заблестевшие глаза Акимовна.

— Это вы только что так сказали, — отдала ей я.

— Не выкручивайся, Горшкова! — опять рявкнула Щука. — ты же сейчас сама сказала, что это злобные наветы, а теперь утверждаешь, что не обвиняла уважаемого товарища Иванова.

— Не обвиняла, — покачала головой я. — Его только что прилюдно обвинила Валентина Акимовна. Не знаю с какой целью. Но слышали все.

Народ загудел (ох, сейчас, чую, понесется по всему депо «Монорельс»).

— Что ты несешь! — завизжала Акимовна.

— Не надо приписывать мне свои домыслы, Капитолина Сидоровна, — спокойно ответила я. — Я уверена, что товарища Иванова ввели в заблуждение, или же произошла накладка — и прежде, чем делать доклад, он мог бы сверить информацию. Так вот, в соседней делегации тоже была женщина с фамилией Горшкова. Я это точно знаю, потому что несколько раз нас в списках перепутали. Можете сами проверить.

— И проверим, — мрачным тоном пообещала Щука.

— Позвоните в гостиницу и спросите, как выглядела та Горшкова, которая гуляла с иностранцами. Она брюнетка, высокая. Со мной вы ее уж точно не перепутаете.

— Феодосия Васильевна, позвонишь? — дала задание Лактюшкиной Щука. — Только сейчас же. Если информация не подтвердится — будем принимать по Горшковой меры.

— А если подтвердится? — невинно спросила я.

Щука не ответила и недовольно ретировалась. Следом за нею упорхнула остальная подтанцовка, смерив меня напоследок недобрыми взглядами.

Народ в копировальном еще пошушукался, погудел, часть работников упорхнули разносить благую весь остальным, я же продолжила печатать чёртову бумажку.

Судя по тому, что больше ко мне ни Щука, ни остальные не подходили — информация подтвердилась (ура бдительным администраторшам гостиницы!).

Я домучила-таки эту гадскую бумажку и намылилась уже домой.

В копировальный заглянула Зоя и поманила меня к себе.

Игнорить ее второй день было некрасиво, поэтому я встала и пошла к выходу.

— Привет, — сказала Зоя. — Ух-тышка! Где это ты такое платье отхватила?

— Места надо знать, — спрыгнула с темы я, — что хотела?

— Ты вчера почему не пришла на собрание? — спросила строго Зоя. — Ох, тебя там и пропесочили. Этот Иванов так свирепствовал, так свирепствовал…

— Потому и не пришла, — пожала я плечами, — не хотела настроение себе портить.

— Ох, зря ты так, Лидка, — сокрушенно вздохнула Зоя. — Вот чего ты сейчас добиваешь? Только еще больше навредила себе.

Я опять пожала плечами и комментировать не стала.

— Лида, послушай, почему ты себя так ведешь? — с тревогой посмотрела на меня Зоя. — Пойми, у тебя больше нет покровителя, Ивана Аркадьевича посадили. Теперь ты — одна. И ты должна сейчас быть крайне милой и вежливой со Щукой. Или искать нового покровителя. А то тебя же съедят…

— Пусть едят, — раздраженно перебила Зою я, — и Ивана Аркадьевича не посадили, вообще-то. Как раз сейчас идет расследование.

— Ну, посадят, значит, — вздохнула Зоя.

— А если не посадят? — спросила я.

Зоя фыркнула.

В общем, наш разговор ни к чему не привел. Отвязавшись от надоедливой Зои (понимаю, что переживает за меня, но тем не менее), я под рев гудка отправилась домой. Сегодня за вечер предстоит доделать последние страницы из папки номер тридцать шесть.

А у выхода из депо «Монорельс» стоял Мунтяну.

И он явно ждал именно меня…

Глава 30

Расстояние между мной и Мунтяну стремительно сокращалось.

И его взгляд мне не нравился.

— Лида! Горшкова! — ударил в спину крик.

Я обернулась — от входа мне