Кирилл и Ян (сборник) - Сергей Дубянский

…И, вот, теперь третий – то ли Андрей, то ли не Андрей… Пусть будет Андрей, – решил Шкет, – надо же как-то называть его… хотя зачем мне его называть?..

– Ну, чего стоишь… Андрей? – спросил Шкет, – я похож на владельца гостевого домика?

– Нет, не похож… – парень молча побрёл вперёд – туда, где раскинулся глубокий, заросший кустарником овраг. Все в округе знали, что им давно завладели стаи одичавших собак, совсем не похожих на добродушного Бима. Наверное, если б не подобное соседство, все городские бомжи давно б перебралась на «шкетову» улицу, но страх оказался сильнее мечты о собственном доме. Глупые люди не понимали, что собаки не станут рыскать по заброшенным садам, где нет ничего, кроме гниющих на земле яблок; они-то твари умные – они идут к еде и теплу, то есть к пятиэтажкам, стоявшим по другую сторону оврага с незапамятных хрущёвских времён.

– Эй! Постой! – крикнул Шкет, и парень остановился, – не ходи туда!

– А куда?

– Чёрт… – Шкет отодвинул доску в заборе, – пролезай. Только учти – это мой дом. Только мой! И завтра ты уйдёшь. Запомнил?

– Запомнил, – парень впервые улыбнулся, – если я могу что-то помнить.

– Ты уж постарайся, – пробормотал Шкет, поднимаясь на крыльцо. Снял с двери замок (ключа к нему не было изначально, и выполнял он чисто психологическую функцию, но Шкету почему-то так казалось спокойнее); уверенно прошёл в комнату и, чиркнув спичкой, зажёг керосиновую лампу. Возникшее в желтоватом свете замкнутое пространство создало иллюзию, если не уюта, то защищённости, – как тебе? – в голосе Шкета звучала законная гордость.

– А как мне? – переспросил парень, и Шкет решил, что разговаривать с ним всё равно, что со шкафом, оставшимся от прежних хозяев. Значит, ничего в его жизни и не изменилось – только еды ему сегодня достанется в половину меньше.

Да, шкаф в этом плане был более удобным собеседником…

– Есть хочешь? – спросил Шкет, настраивая керогаз.

– Да.

– Ну, ещё бы! Пожрать – это мы все здоровы, – Шкет усмехнулся. Повернул кран, и тоненькая струйка ударила в дно сковороды, – можешь умыться, если хочешь.

Вместо ладоней, парень подставил рот, а потом и вовсе жадно прильнул губами к холодному металлу.

– Сушняк, да? – с пониманием заметил Шкет, – может, ты перебрал, оттого и не помнишь?

– Если б я не помнил только то, что было вчера!.. А я ж ничего не помню.

– Тогда, похоже, опоили тебя чем-то.

Колбаса уже дёргалась в кипевшей на сковородке воде, и Шкет принялся чистить лук. При этом он неожиданно пришёл к выводу, что человек, какой ни есть, всё равно лучше шкафа.

– Знаешь, – он тупо смотрел на луковицу, – может, в этом и есть какая-то прелесть.

– В чём? – не понял парень.

– В том, чтоб ничего не помнить. Взять меня – я всё помню, но, думаешь, мне от этого лучше?.. А вот так, как ты – взять и начать с чистого листа… А то, лежишь ночью и вспоминаешь, что, и квартира у тебя была, и жена…

– И что с ними стало?

– Тебе это интересно?

– Нет, – парень покачал головой, – я думал, тебе интересно.

– И мне не интересно, но никуда ж не денешься, – смешав лук с колбасой, Шкет взял с полки «бычок», – куришь?

– Не знаю.

– Тогда и нечего начинать. Добро ещё на тебя переводить, – Шкет с удовольствием затянулся, – куртка у тебя хорошая. Только околеешь ты в ней зимой.

Докурив, он водрузил сковороду на стол и протянул гостю ложку.

– Давай. Только не забудь, хлеб надо ещё на утро оставить.

Весь ужин занял какие-то десять минут, и мысли Шкета вернулись в исходную точку.

– Знаешь, – он откинулся на спинку стула, – я к тому, что околеешь ты. Завтра сходим к отцу Геннадию.

– Кто это? – спросил парень.

– Поп. Он, таким как мы, старьё всякое раздаёт бесплатно. Люди ему несут, понимаешь, да?.. Я б тоже носил, чем выбрасывать… Там, кстати, хорошие вещи попадаются. Только не люблю я к нему ходить.

– Почему?

– Мы на жизнь по-разному смотрим, – усмехнулся Шкет.

– Почему?

– Почему-почему!.. Потому что он бога своего суёт везде! А я ему как-то и говорю – что ж, мол, плохого я тому богу сделал, чтоб он мне такую жизнь определил? А он же грамотный – объясняет складно, и выходит всё вроде так и должно быть… только я-то знаю, что не должно!.. Но я ж его не переспорю. После два дня думал – всё вспомнил, по полочкам разложил и понял – нет, не прав он!.. Ну, да ладно – это наши вопросы. Я тебе покажу его, а дальше сам договаривайся – Шкет наполнил кастрюлю водой и вновь зажёг керогаз, – чаю надо попить – засыпать теплее будет. А уж когда заснёшь, оно вроде и ничего, – достал целый мешок сморщенных чайных пакетиков, – хорошо придумали с этими штуками, да?

Парень не ответил, и Шкет, повернув голову, увидел, что он задумчиво смотрит в угол.

– Чего ты там нашёл?

– Ты вот говорил… – взгляд парня просветлел, – я Бога вспомнил …

– Чего вспомнил? Ну, ты даёшь! – Шкет расхохотался, – до этого и отец Геннадий не додумался!

– Нет, я не то, – парень смутился, – я вспомнил, как меня крестили. На меня брызгали водой… священник такой огромный, с бородой… рядом стояли отец и мать…

– Ты вспомнил отца и мать?! – обрадовался Шкет.

– Нет, я вспомнил, что они стояли рядом, а, как выглядели, не помню…

– Сколько тебе было? – Шкет разлил по кружкам кипяток.

– Не помню… мало, наверное…

– Не можешь ты этого помнить, – уверенно заключил Шкет, – сам посуди – если ты не помнишь, где жил неделю назад, то через столько лет вспомнить, как на тебя брызгали водой?.. Так не бывает, понял?

– Может, ты и прав, – парень сразу сник, и Шкету захотелось подбодрить его.

– Но это не важно – ты, главное, пробуй вспоминать, – он отхлебнул огненную, бледную жидкость, – хорош чаёк!..

Больше они не разговаривали. По выражению лица Шкет понял, что парень усиленно напрягает память, пытаясь извлечь из неё хоть что-то полезное, и не хотел мешать ему. Потом они легли спать – не раздеваясь, забившись под единственное одеяло; легли рано, экономя драгоценный керосин.

Утром Шкет проснулся первым. Похоже, он и заснул первым, потому что в полудрёме слышал, как сосед вздыхает, ворочаясь с боку на бок. …И чего человеку надо?.. Сыт, крыша над головой есть… Это стало его последней мыслью перед тем, как серое осеннее утро осторожно заглянуло в окно.

Шкет вылез из-под одеяла и, несмотря на холод, умылся (этот ритуал он никогда не нарушал, так как призван был доказать его принадлежность к «роду человеческому»); потом подошёл к окну – на траве и по верхнему краю забора белел иней. Это расстроило Шкета – он-то в тайне надеялся на глобальное потепление, о котором вычитал в обрывке газеты, но, оказывается, всё враньё, и пора присматривать тёплый подвал, пока не все они заняты конкурентами.