Страна Моксель или открытие Великороссии - Владимир Белинский

И необразованная московская братия лихо кинулась приспосабливать новое «византийство» к старому монгольскому «самодержавству», пытаясь соединить воедино «византийское далече» с «золотоордынским улусничеством». Не все шло гладко, но со временем стало получаться.

«К прошлому обращались не для объяснения явлений настоящего, а для оправдания текущих интересов, подыскивали примеры для собственных притязаний. Московским политикам… XVI в. мало было брачного родства с Византией: хотелось породниться и по крови, притом с самым корнем или мировым образцом верховной власти — с самим Римом. В московской летописи того века появляется новое родословие русских (Киевских. — В.Б.) князей, ведущее их род прямо от императора римского».[253]

Таким образом, уважаемый читатель, в одночасье «по щучьему велению, по московскому хотению» стали московиты римскими наследниками.

Голь, как знаем, на выдумки хитра!

Меня удивляет, почему же московиты впоследствии не стали предъявлять претензий на историю древнего Рима, да не стали величать себя римлянами. Глядите, Киевскую старину себе прихватили, а Римскую — «постеснялись». Но, скорее всего, — не настало время. Требовался период осмысления. И появились бы «новые римляне»: по уши в грязи, не умевшие ни читать, ни писать, жившие по курным избам…

Наступила горячая пора подгонки княжеского родословия под «московский служилый сюртук».

Историческими измышлениями подгоняли под Московию византийское наследство. Создается лживое «сказание о Владимире Мономахе». Основная мысль «сказания» — значение московских князей, как церковно-политических преемников византийских царей. Сочиняется лживое завещание Владимира Мономаха о передаче «наследственных прав» шестому (именно шестому, а не первому!) сыну. Я надеюсь, читатель понимает, что речь идет о шестом сыне Мономаха, Юрии Долгоруком, основателе так называемой «Залешанской земли».

Именно в это время зарождается хмельная идея первородства московита, его всемогущества и богоизбранности. Знакомую всем практику «богоизбранности» Великого Хана Орды подгоняют под постулаты Русского Православия. Пытаются навеки породнить Монгольский тип правления с христианской идеей.

«Эти идеи, на которых в продолжение трех поколений (московских князей, 1472 года по 1547 годы. — В.Б.) пробовала свои силы московская политическая мысль, проникли и в мыслящее русское (московское. — В.Б.) общество. Инок одного из псковских монастырей Филофей едва ли высказывал только свои личные мысли, когда писал отцу Грозного (Василию III. — В.Б.), что все христианские царства сошлись в одном его царстве, что во всей поднебесной один он православный государь, что Москва — третий и последний Рим».[254]

Наконец-то разродились идеей! Монах (московит!) обосновал породнение Великой Монгольской Идеи Богоизбранности Чингисхана, в применении к Московии — Единый Московский Христианский Царь, богоизбранный для всей Поднебесной (для всего Мира)!

И настало время исполнения величайшей бредовой идеи — идеи провозглашения Московского Царя.

Итак, читатель, посмотрим, как начала осуществляться сия идея, как вершились деяния уже под саму идею.

Так вот, в 1493 году, Иван III собственной властью попытался было присвоить себе титул Царя, что означало величайшее желание Московии выступить преемницей Византии в наследовании Православного Царства (самого православия).

Читая историю, поражаешься количеству крови, пролитой московскими князьями, а позже — царями, ради этой бредовой идеи. Как мы уже знаем, абсолютно беспочвенной, наподобие притязаний, в свое время английских королей на французский престол.

Ради этих «державных интересов» приносились тягчайшие жертвы — не только трудом и кровью, но и совестью. Поглядите, как поступили московиты с дружеским им князем Новгород-Северским, Василием Ивановичем Шемячичем.

«В деле Шемячича вероломство московской политики компрометирует и достоинство (русской. — В.Б.) церкви… когда его вызвали вторично, он, обеспокоенный, потребовал гарантий, «опасной грамоты». Такие «опасные грамоты», обещающие ему беспрепятственное возвращение, (домой. — В.Б.) были выданы Василием (III) и митрополитом Даниилом. Несмотря на это, Шемячич был арестован (в) Москве и заключен в одну из башен Кремля, где и умер… Владыка (Митрополит Московский. — В.Б.) был посвящен в заговор против Северского князя и сознательно приложил к нему свою руку…».

И боярин Берсень напомнил Владыке Московскому в беседе: — «А сам позабыл, прибавляет Берсень, как Шемячичу грамоту писал за своею подписью и печатью, клялся ему (Шемячичу. — В.Б.) образом (святых. — В.Б.) Пречистыя и Чудотворца, да на свою душу».[255]

Вот такие они пастыри, Митрополиты Московские. Шли на самые страшные греходеяния ради московского величия. Но претензии и величайшие потуги в направлении Византийского наследства, оказывается, были высказаны Московией по подсказке. Еще «В XIV в. Душанъ сербскiй и Александръ болгарскiй выступили съ такими же притязанiями. Они мечтали о завоеванiи Константинополя и начали съ провозглашенiя себя царями. Въ манускриптахъ… находимъ упоминанiе о новомъ Царьградъ, какимъ долженъ былъ явиться город Тырново».[256]

Но надеждам болгарских и сербских царей не суждено было сбыться. Еще за сто лет до появления мысли подобрать царский престол Иваном III, пало под натиском Османской империи Болгарское царство, вернее, Тырновское — пало в 1393 году, а Видинское — пало в 1396 году. Такая же участь еще ранее постигла и Сербию после жестокого поражения от Османов на Косовом Поле в 1389 году. Так первые претенденты на Византийскую корону, не осуществив мечту, потеряли шансы.

И вот через добрую сотню лет притязания на Византийский трон заявила Московия. Притязания высказывались робко и осторожно, а не рассерчает ли Европа и Крымский Хан. Западная Европа притязаний не понимала и не признавала. Как помним, воспротивились этому и Крымские Ханы Гиреи. Еще целых два поколения (более 60 лет) оплодотворялась сия идея, пока, наконец, при Иване Грозном не разродилась.

«Царъ и Императоръ у русскихъ того времени были синонимами… этотъ титулъ носили и византiйскіе императоры, а они ведь были государями той великой Восточной имперiи, которую думали снова восстановить въ новой столицъ православного мiра. Церковная литература оказывала большое содъйствiе укръпленiю этого намъренiя…

При помощи намековъ и хитроумныхъ выдумокъ читателю навязывалась идея о исторической преемственности, соединяющей московскихъ государей со всъми этими предшественниками (византийскими. — В.Б.). Это представленiе постепенно проникало въ нацiональное сознанiе. Не московская ли держава и есть именно то шестое царство, о которомъ упоминается в апокалипсисе? (После ассирийского, египетского, вавилонского, римского и византийского. — В.Б.)…

Эта историческая греза искала случая воплотиться въ дъйствительности. Послъ паденiя сербскаго и больгарскаго царств, она естественно должна была переброситься на съверъ. Посланный изъ Константинополя въ Москву (1382 г.) болгаринъ Клирiанъ занять престолъ митрополита, перенесъ туда и фразеологiю, выработанную въ Тырновъ знаменитымъ Ефимомъ. Въ Москве она (фразеология. — В.Б.) была легко усвоена».[257]

Как видим, усваивалась эта идея не совсем просто. Только через 100 лет Иван III робко попросился в цари, да так и умер Князем, хотя фразеологию «царя московского» начал познавать. А сын его — Василий III и вовсе венчался в церкви, как великий князь Московский. Туго доходило московским Рюриковичам: валяется Византийский престол — берите, хватайте, и церковь в спину толкает, грозится исторически обосновать, мол, сам византийский император Константин и даже Август — родня московским Рюриковичам (эту мысль доказывал Митрополит Макарий в «Степенной книге»).

И вот, наконец, Иван IV (Грозный) впервые в 1547 году венчался в церкви с титулом Московского Царя.

«Однако этотъ наслъдникъ греческихъ и римскихъ императоровъ не ръшился осведомить иностранныя державы и о своих притязанiях. Онъ помнилъ, как неудачны были попытки въ этомъ родъ его отца и дъда. В 1514 г. Василiй попробовалъ было именовать себя, съ согласiя посла Снитцпаннера, въ договоръ съ Максимилiаномъ кесаремъ. Но въ Вънъ отказались подписывать этотъ договоръ… и только в 1561 г. после шумныхъ успъховъ онъ ръшилъ попытать счастья съ этой стороны (признание за Иваном титула Царя. — В.Б.). Просьба къ патрiарху подкръплялась значительными дарами. Патріархъ Іоасафъ призналъ Ивана царемъ и потомкомъ царевны Анны. Онъ даже предложилъ московскому государю еще разъ совершить торжественное коронованiе при участiи особо назначеннаго для этого случая митрополита. Но это оказалось излишнимъ. Но изъ 37 подписей, скръплявшихъ грамоту, присланную из Константинополя въ Москву, 35 оказались впослъдствiи подложными… Но русскому народу эти подробности были невъдомы. Поэзiя былинъ свободно смешивала событiя и эпохи. Нацiональная гордость и народное воображенiе набрасывали чудесный покровъ на это нъсколько унизительное начало русскаго царства».[258]