Каникулы строгого режима - Андрей Кивинов

Один из земляков Казбека выдернул Арсения. Тот сопротивлялся и кричал. Бандит зажал ему рот ладонью, а когда Арсений цапнул его за палец, резко саданул ребром ладони по шее пацана.

– Заткнись, ублюдок… Хахалю своей мамки спасибо скажи…

Арсений обмяк.

Опарыш снова захихикал.

Сумрак понял, что дело не разойдется со словом. Будут валить. Сам-то Шаман припухнет, побоится, но этот красавчик на гашетку автоматную нажмет не задумываясь. Он мать родную завалит и не дрогнет. И как они друг друга находят?

– Хорошо… Банкуй пока… Не бойтесь, дети. Они вас не тронут.

– Это как сказать.

Виктор Сергеевич сбегал к сосне, раскрыл портфель, достал пакет. Вернулся на полянку.

– Отпусти детей.

– Дай сюда! – Шаман призывно махнул рукой.

– Подавись.

Сумрак кинул пакет ему под ноги. Опарыш нацелил автомат на воспитателя. Шаман заглянул внутрь и довольно улыбнулся.

– А говорил, нет…

– Я тебя все равно достану… Ботаник.

Шаман не знал, кто такой ботаник. Но по тону, которым Сумрак произнес последнее слово, он понял, что это гораздо серьезней, чем какой-нибудь пидор или чушок. И еще он понял, что авторитет сдержит обещание. Обязательно сдержит. И в Закавказье найдет, и в Антарктиде.

И то ли от страха, то ли от нанесенного оскорбления он нервно вскинул пистолет и, зажмурившись, дважды нажал на крючок.

– Не достанешь!

Птицы вспорхнули с деревьев, лесные жители рассыпались по норкам. Дети закричали.

Шаман подхватил пакет, кивнул своим корешам и, как тень, исчез за деревьями. Кореша исчезли следом, оставив детей в покое…

Сумрак устоял на ногах. Схватился за сосну и медленно сполз на мох. Он не почувствовал боли. Только резкий, пронизывающий, жуткий холод, идущий от земли.

– Виктор Сергеевич!!! Миленький…

– Надо остановить кровь! Лизка, дай платок… Расстегни ему рубашку!

Виктор Сергеевич приоткрыл глаза и покачал головой:

– Не надо рубашку…

– Костян, беги в лагерь! Зови Зинаиду!

– Ага!

– Виктор Сергеевич, миленький, не умирайте, – плакала Лиза. – Пожалуйста! Вы такой хороший… Потерпите… Виктор Сергеевич, ну, пожалуйста…

– Виктор Сергее-е-е-вич…

Воспитатель еще раз приоткрыл глаза и едва заметно улыбнулся…

Он уже почти не видел детей, почти не слышал их голосов. Он не слышал грохот выстрелов на окраине леса. Не видел, как Сергей Гагарин автоматной очередью срезал отстрелявшегося Шамана, как «тайфуновская» пуля настигла опарыша… Как вожатый Кольцов сцепился с одним из кавказцев, кувыркаясь по мокрой траве и пытаясь вырвать нож…

Он видел только море и белый удаляющийся парус, как тогда во сне, во время родительского дня. Он плыл за парусом по бескрайним волнам, и с каждой секундой вода становилась холоднее. Он замерзал и уже совсем не чувствовал своего тела.

И единственным, что его согревало и заставляло плыть дальше, были едва различимые крики его детей:

– Виктор Сергееви-и-и-ч!..

* * *

Как вам, уважаемый читатель, известно из далекого детства, все сказки имеют конец. Счастливый или реалистичный. И данная сказка – не исключение. Кто-то любит хеппи-энды, кому-то нравятся драмы. На вкус и цвет… И обрадовав одних, невольно огорчишь других. Чего, если честно, не хотелось бы.

Поэтому мы предлагаем два финала нашей сказки. Счастливый и реалистичный. Вам остается только выбрать, какой из них прочитать.

Чтобы всем было хорошо и все остались довольны.

Эпилог (счастливый)

Виктора Сергеевича Сумарокова успели привезти в тихомирскую больницу и сделать операцию. Извлекли обе пули, закачали свежую кровь. Правда, отойдя после наркоза, он с грустью констатировал, что вновь лишился свободы. Руки сковывали наручники. Через десять дней, когда он смог самостоятельно передвигаться, его перевезли в тюремную больничку, а после того, как выздоровел окончательно, – вернули на зону. Кольцов уже находился там.

Вышкин, еще не вышедший на пенсию, узнав, что Сумароков получил пулю, спасая его пасынка, добился прекращения уголовного дела о побеге. На основании того, что побег являлся крайней необходимостью. Соответственно, было прекращено дело и в отношении подельника – Евгения Дмитриевича Кольцова.

Автомат, из которого отстреливался опарыш, принадлежал убитому часовому. В кармане у опарыша нашли крестик задушенной им женщины… Сам опарыш числился в федеральном розыске за серию налетов с убийствами в Екатеринбурге.

Гладких написал рапорт о переводе его на новое место службы.

Паша Клык пал внезапной смертью от баллистической ракеты профессионального наемника.

Осенью Виктор Сергеевич освободился. В Москву он не поехал. Вернулся домой, в Тверь. Хотел устроиться на работу в местную школу, но его не взяли ввиду изъянов в биографии. Организовал детскую секцию бокса. Публикует статьи в криминальном издании о тюремных нравах. Написал письмо Татьяне Павловне. Через месяц они с Арсением приехали к нему. Несмотря на горький опыт, Татьяна рискнула поставить роспись в свидетельстве о браке. И до настоящего времени об этом не жалеет.

Кольцов освободился через два года условно-досрочно. Возвратился в Питер. Устроился преподавателем ОБЖ в среднюю школу. Поначалу его тоже не хотели брать, но помогла матушка-коррупция. Женился, родил еще одну дочь.

Друг друга товарищи педагоги больше не встречали.

Эпилог (реалистичный)

Виктора Сергеевича Сумарокова успели привезти в тихомирскую больницу и сделать операцию. Извлекли обе пули, закачали свежую кровь. Правда, отойдя после наркоза, он с грустью констатировал, что вновь лишился свободы. Руки сковывали наручники. Через десять дней, когда он смог передвигаться, его перевезли в тюремную больничку, а после того, как выздоровел окончательно, – вернули на зону. Кольцов уже находился там.

Вышкин, еще не вышедший на пенсию, с гневом узнал, что его пасынок чуть не пострадал из-за бандитских разборок. Сумарокову накинули новый пятилетний срок и перевели в колонию особого режима. Соответственно, еще четыре года получил Евгений Дмитриевич Кольцов. Его оставили досиживать на прежнем месте. Сергей, как соучастник побега, отделался одним годом условно, но из органов был вынужден уйти. Пока на работу не устроился, в Тихомирске с этим проблемы.

Автомат, из которого отстреливался опарыш, принадлежал убитому часовому. В кармане у опарыша нашли крестик задушенной им женщины… Совершал ли опарыш преступления до этого, установить не удалось.

Гладких после ухода Вышкина возглавил колонию.

Паша Клык пал внезапной смертью от пули непрофессионального наемника.

Татьяна Павловна написала Сумарокову письмо, но оно не дошло. Оперчасть в колонии особого режима не дремала…

И, тем не менее, одно послание Виктор Сергеевич все же получил. Зимой один из цириков, видимо, не особо принципиальный, передал ему конверт.

В конверте лежало раскрашенное фломастером красное сердечко…

Друг друга товарищи педагоги больше не встречали.

* * *

«Жили-были старик со старухой. И была у них Курочка Ряба. Снесла Курочка яичко. Не простое, а золотое. Дед бил, бил, не разбил. Бабка била, била, не разбила. Бежала мышка, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Плачет дед, плачет бабка, а Курочка им и говорит:

– Не плачьте, дед с бабкой. Снесу я вам еще яичко. Не золотое, а простое. Тут и сказке хана».

– Виктор Сергеевич, ну почитайте еще… Пожалуйста. Еще ведь рано спать…

КРАНТЫ

(КОНЕЦ)

Примечания

1

БС – бывший сотрудник правоохранительных органов.

2

Анимация – услуги массовиков-затейников.

3

УФСИН – Управление федеральной службы исполнения наказаний.

4

УДО – условно-досрочное освобождение.

5

«Под хвост» – изнасиловать.

6

СУС – строгие условия содержания.

7

«Мартышка» (блатн.) – зеркало.

8

Булки (блатн.) – ягодицы.

9

Откинется (блатн.) – освободится из мест лишения свободы.

10

Когда поют в ГУИНе, спокойно зэки спят…

11

Промка – промышленная зона.

12

«Коляски» (блатн.) – разговоры.

13

«Шементом» (блатн.) – быстро.

14

«На баулах сидел» (блатн.) – был зажиточным.

15

«Хавчик топать» (блатн.) – потреблять пищу.

16

«Расконвойка» – специальный режим содержания. Расконвоированные живут в зоне, но работают на воле, например – лесоповале или на подсобных работах в ближайших населенных пунктах.

17

Локалка – огражденный участок территории вокруг барака.